Анатомия страха (СИ) - Рябинина Татьяна. Страница 94

Сзади послышался шум приближающейся машины, светлячками запрыгали фары. Я сделала навстречу два шага и упала…

Что-то теплое и тяжелое не давало мне пошевелиться. Все тело было словно стянуто чем-то. Я открыла глаза и поняла, что лежу в постели, укрытая несколькими одеялами. Где-то рядом потрескивали в печи дрова.

— Проснулась, девонька? — спросил ласковый старческий голос — Попить хочешь?

Маленькая коротко стриженная седая старушка подошла к кровати, приподняла мою голову и поднесла ко рту кружку. Я сделала несколько глотков кисло-сладкого прохладного напитка и закашлялась. Грудь обожгло болью.

— Где я? — голос звучал глухо, хрипло, словно чужой, язык отказывался подчиняться.

— Не волнуйся, милая, все хорошо. Наш племянник нашел тебя на дороге — босую, раздетую. Похоже, тебя сильно избили. У тебя нос сломан, рука и несколько ребер. Да и простудилась сильно. Николай говорил, ты очень просила не вызывать «скорую» и не везти тебя в больницу. Мы с мужем даже подумали, а не сбил ли он тебя.

— Нет, не сбил. Но я не помню, что вообще что-то говорила. Мне было очень плохо.

— Ты пролежала почти две недели. Хорошо хоть мы оба врачи. Я, правда, педиатр, но муж — травматолог, раньше на «скорой» работал. Теперь-то мы оба на пенсии. Что же с тобой случилось, детка?

Слово за слово, глотая слезы, я рассказала ей обо всем.

— Бедная ты моя! — Наталья Васильевна, так она назвала себя, заплакала вместе со мной.

— Скоты! — услышала я мужской голос.

В дверях стоял — и, наверно, давно — молодой высокий мужчина, одетый в черные брюки и голубой свитер. Его темные волосы были коротко подстрижены. Кари глаза горели, и только длинные девичьи ресницы гасили это пламя.

— А вот и Коля, — вскочила Наталья Васильевна. — Они с Андреем Иванычем, мужем моим, в город ездили. За продуктами, за лекарствами. Сейчас ужинать будем. А тебе я пюре сделаю с курочкой.

Я провела в этом уютном бревенчатом домике еще две недели. Андрей Иванович приложил массу усилий, чтобы переломы срослись правильно. Беспокоил нос. Лицо казалось чужим и отчаянно некрасивым. Только потом, через несколько лет, мне сделали две пластические операции.

Николай большую часть дня проводил со мной. Когда я стала поправляться, он стал выводить меня на прогулки в лес и к озеру. Я узнала, что ему двадцать шесть лет, что он из Мурманска, приехал в гости к тетке, которая вместе с мужем после выхода на пенсию круглый год жила за городом. Чуть позже он рассказал, что является сотрудником госбезопасности. Что закончил юрфак ЛГУ, потом высшую школу КГБ. Чем именно занимается — об этом я узнала гораздо позже.

Мне было с ним хорошо. Спокойно. Мы говорили обо всем, что только приходило в голову. Но скоро его отпуск подошел к концу, и Николай спросил, что я намерена делать. Мне нечего было ему ответить, потому что я старательно гнала эти мысли прочь, оттягивая принятие решения до последнего. Он настаивал на том, что я должна пойти в милицию, написать заявление, восстановить документы. Но я… отказалась.

— Пойми, — говорила я ему. — прошел месяц. У меня нет никаких доказательств. Переломы я могла получить, упав спьяну на улице. Про изнасилование и вовсе говорить нечего. Я ничего не могу сделать. А вот они могут. И сделают. Я уверена. Мне остается только уехать куда-нибудь подальше.

— Неужели ты все это так и оставишь? — недоумевал Николай. — Они сломали тебе жизнь и будут после этого жить как ни в чем ни бывало?

— Нет, не будут! — тогда я была уверена, что рано или поздно отомщу им всем.

Но я рано успокоилась. Все только еще начиналось. Однажды утром Наталья Николаевна, пряча глаза, смущенно спросила:

— Светочка, ты у нас уже больше месяца… А как у тебя… по женской части?

Мне показалось, что я лечу в пропасть. По женской, как деликатно выразилась Наталья Васильевна, части у меня всегда все было в порядке — хоть часы проверяй. Когда же это должно было быть? Да, две недели назад.

Видимо, она все поняла по моему лицу.

— Что ты будешь делать? — тихо спросила она.

— Неужели вы думаете, что в подобной ситуации можно рожать?! — возмутилась я.

— Не знаю… Нам вот Бог не дал деток…

Больше она ничего мне не сказала. Зато сказал Николай.

— У тебя есть врач, который сделает аборт без паспорта? — спросил он вечером накануне своего отъезда в Мурманск.

— Откуда? — усмехнулась я. — Только если ты мне дашь денег в долг. Правда, не знаю, как буду их отдавать.

— Ну хватит, — рассердился он. — Короче, поедешь со мной в Мурманск. Моя одноклассница — гинеколог. Сделает все и вопросов задавать не будет. А потом я тебе достану новые документы.

— Ты хочешь сказать, фальшивые? — поразилась я. Тогдашней моей наивности мог позавидовать двухмесячный младенец.

— Я хочу сказать, другие.

— И что я там буду делать?

— А что ты делала раньше?

— Училась в медицинском, на втором курсе.

— Придется поступить снова на первый. Например, в Петрозаводский университет. Аттестат и трудовую книжку я тебе тоже достану. Поживешь сначала у меня. Я скажу всем, что ты моя родственница. А потом в общежитие устроишься.

— Коля, спасибо, конечно… — мне было неловко. — Только мне непонятно, почему ты все это для меня делаешь?

— Почему? — переспросил он, но не ответил.

Впрочем, я сказала неправду, что мне непонятно. Мне все было понятно. Это было приятно, но… абсолютно ненужно. Представить, что я когда-нибудь снова смогу полюбить, да нет, что я просто смогу лечь в постель с мужчиной, не удавалось. Вот поэтому-то интерес с его стороны вызывал двойственное чувство.

Он понял мои колебания:

— Света, я обещаю, не будет ничего, чего бы ты не захотела сама. Я не хочу, чтобы ты чувствовала себя чем-то обязанной.

И я согласилась.

Мы приехали в Мурманск. Через пару дней Николай привел меня в больницу. Приветливая толстушка Верочка, которой он обо всем рассказал, осмотрела меня и сказала:

— Для аборта еще рано. Надо подождать пару недель. Придешь, и я все сделаю.

Но чем меньше оставалось до назначенного срока, тем тяжелее становилось у меня на душе. Да, мне не нужен был этот ребенок. Мне казалось, что внутри растет какая-то ядовитая гадина. Не человек даже, а монстр. Высосет все соки и убьет меня. Сделает то, что не смог его отец. Мне было абсолютно все равно, кто из них отец этого ребенка. Нет, вру. Мысль о том, что это может быть ребенок Олега, была просто нестерпимой. Я считала дни: еще неделя, еще пять дней — я и освобожусь от этого…

Но радости не было.

И вот этот день настал.

Я сидела в ситцевой рубашке и пестром больничном халатике перед дверью кабинета.

— Света, заходи! — крикнула из-за двери Вера.

Я встала со стула и… села обратно.

Перед глазами стояла и никак не хотела уходить картина. Медучилище, первый день практики в детской больнице. У меня на руках пятимесячный мальчик. Он поправляется после гриппа. Я показываю ему резиновую лягушку, он улыбается, тянет ручку к игрушке, а потом осторожно тянет меня за прядь волос.

Монстр, ядовитая гадина… Маленькое живое существо. Убить его, превратить в комок разлагающейся плоти…

— Ну, где ты? — выглянула из операционной Вера.

— Вера, прости, я… не могу.

Кое-как одевшись, я выскочила на улицу. Куда идти? Что делать?

— Значит, все-таки не стала. Ну и слава Богу!

У калитки стоял и курил Николай.

— Я был уверен, что ты не сможешь, — сказал он, подходя ко мне. — И я рад этому. Пойдем домой.

Потихоньку я привыкала к новой жизни. Чужой город, ни одного знакомого лица. Живот рос, как на дрожжах. Я сидела дома, возилась по хозяйству. Николай опекал меня, как мог.

Я стала Натальей Николаевной Стрепетовой. Имя мне нравилось, фамилия нет. Но выбирать было не из чего. Однажды Николай пришел с работы и сказал, что нам надо поговорить.

По его словам выходило, что мой новый паспорт, хоть и вполне настоящий, был все-таки не вполне надежным. Проверь кто-то хотя бы мою липовую прописку, и все обернулось бы крупными неприятностями.