Принцесса и мальчишки - Домагалик Януш. Страница 27

— А чего тут крутить? — И хладнокровно объяснил: — Зачем мне было говорить вам раньше? Чтобы вы решили, будто я рвусь на сцену, да? Сейчас, когда вы сами велите мне петь, — дело другое. Могу и попробовать. Тем более Витек Окуньский уверяет, что Магда не придет!

— Что? — вскинулся Витек. — Я уверял, что Магда не придет? Я? Соображаешь хоть, что говоришь?

— Ты и в самом деле уверял нас в этом. А кто? Все же слышали! — сказал председатель.

А Доманский прибавил:

— Чего дурачком-то прикидываться?

— Вот именно, — подмигнул Росяк. Он медленно подошел к стульям и начал перекладывать лежавшие там пальто. — Я сегодня первый пришел, поэтому никто и не видел гитары. Здесь она лежит, под пальто…

Он вытащил гитару, повесил ее на шею и взял пару аккордов. Подкрутил одну струну, другую. Снова попробовал.

— Можно начать?

— Наконец-то все улажено, — громко радовалась Зоська. — А я уж боялась, что провалимся.

— Теперь тишина! Садитесь все! Послушаем, как у него получается, — командовал Котлярек. — Ты все куплеты знаешь?

Росяк легко вскочил на сцену.

— Знаю! Минуточку… Значит, так: я выйду из-за занавеса в темноте, меня не будет видно. Беру аккорды. Витек Окуньский осветит меня, и я начну… Верно я запомнил?

— Верно, — сказал Котлярек. — Начинаем!

Сделалось тихо. Росяк пел неплохо. Но заметно было, что он старался подражать Магде Новицкой — снижал голос там же, где она, в тех же местах делал паузы.

— Увы, это, конечно, не Новицкая… Но сойдет, правда? — шепнул Котлярек председателю.

«Что-то тут не так, — думал Окуньский. — Зачем он меня в это впутал? И я же в дураках оказался. Почему скрывал, что знает о Новицкой? И почему Магда сама не предупредила, что не сможет прийти? Что-то подозрительно хорошо он поет! Словно знал все заранее и успел подготовиться… Когда же он купил гитару? Даже мне не сказал… Друг называется! А ведь мы никогда ничего не скрывали друг от друга… Вернее, я не скрывал. А он? Кто его знает… Что-то тут не так… Но что именно?»

Росяк явно осмелел, второй куплет пошел у него лучше. Звучали в зале хорошо знакомые всем слова:

Есть на свете один город,
Весь деревьями обсажен,
А в том городе есть школа,
Каких много.
А в той школе есть дружина —
Нет ей равной в целом мире.
К дружбе путь она укажет
Всем харцёрам!

— Пойдет, будешь петь! — громко сказал председатель. — А теперь отнесите свои пальто в раздевалку. Репетиция окончена! Полчаса передышки!

В зале осталось всего несколько человек. Административная группа занимала свои посты, Доманский снова проверял, не заедает ли занавес. Разумеется, заедало. Артисты вышли из школы немного проветриться, но быстро вернулись. Было уже холодно, ноябрь.

Окуньский не подходил к Росяку, выжидал. Но Росяк словно бы не замечал этого. Сперва поговорил с Витвицкой, потом еще с кем-то, наконец взял свое пальто и понесся к раздевалке. С гитарой он не расставался.

«Сейчас небось вернется. Ведь должен же он мне что-то сказать», — думал Витек.

Усевшись в первом ряду, он стал ждать. Однако Росяк не возвращался.

Вдруг от двери его окликнул Сикора:

— Окунь! Иди в канцелярию, твой отец звонит!

— Отец? Зачем?

— Может, проверяет, здесь ли ты.

Они оба вошли в канцелярию. Сикора запер дверь изнутри. У окна стояли председатель дружины и Пустецкий. Телефонная трубка лежала на рычаге, и Витек понял: телефон был просто предлогом, его хотели вызвать из зала.

— Что происходит? — спросил он. — Тайное собрание?

— Тайное, — подтвердил председатель. — Садись. И вы тоже. Спрашиваешь, что происходит? Именно это мы и хотим тебя спросить!

— Не понимаю…

— Витек! Скажи честно: ты знаешь, откуда у Росяка эта гитара?

— Нет! Понятия не имею.

— Но он же твой друг. Неужели ничего не говорил? — удивился Сикора. — Не верю.

— Отвяжись! Друг! Ну и что с того? Говорю — не знаю, значит, не знаю… Сами его спросите!

— Спокойно… Зря не горячись! — сказал председатель. — Откуда тебе известно, что Магда не придет? Ты с ней говорил?

Окуньский помолчал немного.

— Нет.

— Откуда же ты знаешь? — спросил Пустецкий.

— От него, от Росяка.

— Час от часу не легче… — проворчал Сикора. — Круг замкнулся, а мы ничего не знаем… Может, все же позвать сюда Росяка?

— Но в чем дело? Чего вы, собственно, хотите? Зачем к Росяку цепляетесь? — выспрашивал Витек. — Скажете наконец?

— Скажем, коль не знаешь. Пустецкий узнал эту гитару. Это Магдина гитара!

— Ты что, рехнулся? — Витек вскочил со стула. — Быть не может!

— Головой ручаюсь! — сказал Пустецкий. — Это Магдина гитара. У нее сбоку такая заметная царапина. Я как-то одалживал у Магды эту рухлядь для моего брата. Как только Росяк начал там, в зале, настраивать гитару, она показалась мне знакомой. И я специально подошел поближе. Даю слово, это гитара Новицкой.

— Чушь! Не убил же он Магду, в самом деле, чтобы отобрать у нее гитару! А может… Послушайте! А может, она ему одолжила?

— Одолжила! Чтобы он заменил ее в спектакле! Магда одолжила ему гитару, чтобы он пел вместо нее. Втайне от всей дружины! — И Сикора посмотрел на Окуньского как на ненормального. — Ты же сам в это не веришь. Просто защищаешь его, поскольку он твой сердечный друг.

Витек смолчал.

— Там небось зрители сходиться начинают… Сейчас ничего уж не выяснишь. А после представления поговорим с Росяком. Все, кто здесь, плюс Сосновская, Млынарчикувна и Котлярек. Весь совет дружины, идет? — предложил председатель. — А пока что молчок. Тайна!

Сикора и Пустецкий кивнули:

— Идет.

Окуньский не сказал ни слова. Он подошел к двери, повернул ключ и первым вышел из канцелярии. Ему даже в голову не пришло пойти на балкон, проверить, сумеет ли он справиться с прожектором. Он вообще не думал сейчас о представлении. Он искал Росяка.

Гостей в зале все прибывало, становилось шумно. Улыбающиеся распорядители показывали места. Все выглядело празднично.

Витек нашел Росяка в комнате, где Котлярек и его тетка с телевидения гримировали волнующихся артистов.

— Выйди-ка на минутку… — сказал он спокойно.

— Зачем? — вскипел Росяк. — Сейчас приспичило? С гитарой?

— Гитару можешь оставить. Да, сейчас.

Росяк вышел, но гитары не оставил. «Он, похоже, вообще не снимал ее, — подумал Витек. — Выходит, прав Пустецкий».

— Чего тебе? — спросил Росяк. — Обиделся, что из-за меня в глупое положение попал, сказав про Магду? Но это ж ерунда…

— Я не обиделся. Пустяки… Послушай! Это Магдина гитара?

Росяк, захваченный врасплох, растерялся.

Отступил на шаг, взглянул на гитару, на Витека.

— Узнал? Каким образом?

— Узнал. Откуда она у тебя?

— Ну не украл же я. Ты ведь не думаешь, что я украл?

— Разумеется, нет… Так откуда она у тебя?

— Купил. За триста злотых… Ящик весь в царапинах.

— Именно, в царапинах. Но ты по дешевке купил. И когда же?

— Вчера вечером. Магда сама ко мне пришла. Предложила купить — ей деньги нужны… Чего так смотришь? Я не вру!

— Магды не было в школе ни вчера, ни сегодня. Ей понадобились деньги, ты говоришь… Что у нее случилось?

— Я же сказал, у нее дома неприятности.

— Какие неприятности? Она говорила?

Росяк мгновение колебался.

— Говорила… Но тебе-то что за дело? Ведь ты сам сказал перед всей дружиной: у Магды отец с матерью есть, пусть они и беспокоятся. Сказал, нет? Чего тогда цепляешься?

— Да, сказал. Ты меня в это втравил, но теперь я хочу знать, в чем дело. Так какие же неприятности, Росяк? Скажешь или нет?

— «Росяк, Росяк»! Что это ты официальный такой?

Они молча смотрели друг на друга, и Росяк увидел в лице Витека нечто странное… И струхнул. Они столько лет знали друг друга, дружили, порой случались меж ними стычки, ссоры, но это было в порядке вещей. Теперь же Витек смотрел на него как-то совсем иначе.