Страшная тайна - Сноу Майя. Страница 6

Когда мы приблизились, монах прозвенел в алтарный колокол и начал петь; протяжные носовые звуки молитвенного песнопения мгновенно заполнили собой пространство храма.

Мы бережно опустили гроб перед алтарем.

Господин Тёдзи одобрительно кивнул и шагнул вперед, чтобы в последний раз поправить гроб и одежду покойного.

Ученики начали молча заполнять пространство храма за нашими спинами, они подходили друг за другом и аккуратными рядами опускались на колени.

Провожаемые грозными взорами господина Хидехиры и его солдат, в храм робко входили крестьяне с низко опущенными головами и занимали места вдоль боковых стен. Я слышала, как где-то в дальних рядах тихо всхлипывала какая-то женщина. Среди скорбящих было несколько мужчин с волосами, убранными в традиционный самурайский пучок, и я догадалась, что это бывшие ученики Гоку пришли проводить его в последний путь.

Монахи медленно вышли в центр зала, продолжая траурную церемонию.

После долгой молитвы старый монах закончил пение и замолчал. Настало краткое время безмолвных раздумий. Я знала, что после этого один из родственников покойного должен встать и поблагодарить всех пришедших. Но у мастера Гоку не было ни семьи, ни родных.

Я покосилась на Тёдзи, гадая, возьмет ли он слово, хотя в глубине души уже знала, что дядя Хидехира и на этот раз не упустит возможность показать, кто здесь дзито. Так оно и случилось.

Взметнув широкими рукавами белоснежных траурных одежд, Хидехира покинул свое место у изголовья гроба и вышел вперед.

Кровь прилила к моим щекам, ненависть огненными пальцами сдавила горло.

— Друзья, — зычно воскликнул дзито, и его глубокий высокомерный голос эхом облетел гулкие стены храма. — Вы все знаете, кто я такой! Но сегодня я пришел сюда не только как дзито южной части нашей провинции, но как ближайший друг мастера Гоку.

«Какая ложь!» — хотелось крикнуть мне. Я увидела, как напрягся господин Тёдзи, его лицо превратилось в маску мастерски сдерживаемого гнева.

— Наша дружба началась в те далекие дни, когда я сам учился здесь, — продолжал разглагольствовать дядя, внушительно положив руку на рукоять своего меча. — Подобно многим из вас, я тоже был когда-то учеником этой прославленной школы. Однажды мастер Гоку признался, что я был лучшим учеником из всех, вышедших из ворот его додзё.

Дядя помолчал и грозно обвел глазами толпу собравшихся, словно призывал смельчаков оспорить его слова. Мне пришлось крепко стиснуть зубы. Вся школа знала, что лучшим всегда был мой отец!

— Да, в последние годы я далеко обошел своего учителя, и стал все чаще задумываться о том, что мне нужен более опытный мастер для этой школы. Тем не менее, я никогда не забывал Гоку. И я уверен, что вы тоже никогда его не забудете, хотя понимаете — пришло новое время!

Дядя Хидехира помолчал, давая присутствующим возможность глубже прочувствовать его слова.

Из дальних рядов толпы послышались сдавленные рыдания.

Дядя грозно сдвинул брови, и плач немедленно прекратился.

— Вы должны идти дальше! — резко выкрикнул дзито. — А теперь возвращайтесь к своим занятиям. Тренируйтесь, не щадя времени и сил. Станьте воинами. Теперь, когда у меня нет сына, мне предстоит выбрать себе наследника из числа преданных самураев, которые будут помогать мне созидать великую державу! Смерть Гоку была тяжелой утратой для всех вас, но для этой школы настало время перемен…

Ропот пробежал по рядам учеников. Я видела, как сразу в нескольких концах зала они начали негромко перешептываться между собой, и поняла, что их оскорбили слова дзито о том, будто время великого Гоку давно прошло.

— Грядут перемены! — продолжал дядя Хидехира, не обращая внимания на смущение в храме. — И для этой школы, и для всей провинции! Мне нужна армия, нужны солдаты, и я вижу в вас своих будущих воинов… своих командиров… своих самураев, стосковавшихся по настоящим битвам! Надеюсь, вы все будете учиться, не щадя сил, чтобы в нужный час посвятить все полученное мастерство службе своему дзито!

Когда Хидехира закончил свою речь, я увидела, что лица многих учеников загорелись радостным воодушевлением. Было ясно, что наш дядя сумел разжечь в их сердцах огонь честолюбия, и многим захотелось стать верными воинами, будущими полководцами, а быть может, и наследниками дзито Хидехиры.

Возбужденный гул стоял в храме, когда ученики один за другим подходили к гробу, чтобы отдать последние почести мастеру Гоку. Поклонившись дзито, они выходили из храма через боковой выход, ведущий во двор, где был уже сложен погребальный костер.

Я смотрела на мальчиков, с которыми совсем недавно посещала занятия мастера Гоку, и меня душило отчаяние. Как они могли так легко поддаться искушению дядиных речей? Честолюбивым юношам не терпелось поскорее найти применение своим боевым навыкам, они и думать не хотели о том, что большинству из них суждена безвременная гибель в войнах, развязанных нашим дядей!

Вместе с толпой мы с Ханой вышли на широкий, посыпанный гравием, двор за храмом.

Я мельком увидела каменные барельефы, высокие сосны, бросавшие тень на склон горы, и бронзовую статую Будды, ярко сверкавшую в лучах солнца.

Много месяцев тому назад я присутствовала на похоронах своей бабушки, поэтому была готова к тому, что последует дальше, однако внутри у меня все сжалось от горечи, когда я увидела костер, пылавший посреди двора.

Несколько больших камней, примерно одинаковой высоты были искусно установлены вокруг костра, чтобы поддерживать гроб. Между ними монахи сложили огромные груды сухого дерева, жадно разгоравшегося под порывами легкого ветерка.

Приняв у нас гроб, монахи опустили его на плоские камни в центре костра.

Взметнулись снопы искр, мерцающие частички пепла, кружась, взлетели в небо. Скорбное молчание охватило собравшихся. Затем один из монахов вновь прозвенел в колокольчик и начал петь. Остальные присоединились к нему, сплетая свои голоса в общую тихую мелодию.

Когда пламя охватило гроб, у меня на глаза навернулись слезы. Как много людей, которых я любила, навсегда ушли из жизни! Отец, братья, мастер Гоку…Я хотела сморгнуть набегающие слезы. Я всеми силами пыталась сдержать свое горе. Но все было тщетно. Слезы текли ручьем, обжигая мои холодные щеки.

Потом я почувствовала, как Хана прильнула ко мне, и я крепко стиснула руку сестры, переплетя свои пальцы с ее хрупкими пальчиками.

Пение монахов то нарастало, то стихало вокруг. Высоко в небе ослепительно сияло солнце, паля лучами наши головы. Костер разгорался все сильнее, и вот уже невыносимый жар разлился по двору, опаляя наши лица, воздух вокруг заколыхался от зноя, а затем гроб скрылся в ревущем пекле.

Но ярость огня длилась недолго. Когда пламя стало угасать, монах подошел к костру и осторожно рассыпал его при помощи длинного железного шеста. Он медленно и скрупулезно разбрасывал угли, пока не обнажились останки мастера Гоку. Большая их часть была хорошо узнаваема — длинные берцовые кости, круглые кости таза, гладкий череп.

Еще один монах принес к костру большую урну, завернутую в белоснежную ткань. Сняв ткань, он бережно поставил урну возле костра. Другой монах уже держал наготове пару длинных палочек хаси. Одну пару он передал дяде Хидехире, вторую протянул господину Тёдзи.

Я молча смотрела, как дядя сунул палочки в золу и осторожно вытащил одну из костей стопы мастера Гоку. В строгом соответствии с ритуалом, дядя передал кость Тёдзи, который торжественно взял ее палочками и положил в урну [Здесь описывается исключительная для Японии традиция, когда люди касаются палочками одного предмета и передают его другому лицу. По буддистскому погребальному обряду «из палочек в палочки» передают останки усопшего, в связи с чем во всех других случаях такая передача строго запрещена, и человек, взявший еду палочками и передавший ее другому человеку, совершает грубейшую бестактность. (Прим. перев.)]. Затем он повернулся и жестом подозвал ближайшего мальчика из числа тех, что несли гроб учителя.