Светунец - Максимов Анатолий Николаевич. Страница 9

— Прямо сырой! — воскликнул Володя.

Его кто-то толкнул, не мешай, дескать.

— Свежая печень для охотников — лакомство, — пояснил Иваныч. — Козлиную не мог есть: горчила и запах нехороший. Ну, думаю, обдеру козла и грудинки сварю. Ободрал, а на спине козла язвы, на боках чёрные пятна… — Иваныч снова лёг на постель и продолжал нехотя: — Стало совестно мне перед волками… Долго гнали они больного козла, может быть, заразного. Не тронь козла волки, он бы заразил других животных, и началась бы повальная смерть. Выходит, волки спасли от болезней многих зверей в тайге. А какие честные волки! Что бы одному сожрать козла! Задавил и не трогал — ждал, когда прибежит напарник. Меня чуял и всё-таки не трогал…

— Куда вы дели того козла? — опять спросил Иваныча Володя.

— Унёс туда, где взял. Собаки у меня не было, зачем добру пропадать. Волки не подошли. Съели колонки да птицы.

Иваныч, помолчав, сказал:

— Там, где люди выбили зверей, волк не нужен. В нашей тайге зверьё пока ещё водится и волка надо беречь.

Мальчишки робко пошевелились, выжидали, не расскажет ли ещё что Иваныч, и вдруг уснули. Иваныч тоже задышал глубоко.

Володя слышал, как в тайге шелестели зверьки: бегали колонки, зайцы и волчонок. Осторожно росли грузди.

И отец не спал, смотрел в сетчатую крышу. Глаза большие и чёрные как бы прислушивались к ночным шорохам.

Володя заскучал по матери. Мысленно представил, что она делает дома. Наверно, журнал читает «Вокруг света».

— Мама сейчас думает, что мы с тобой у бабушки, а мы на пасеке. Лежим на чердаке, — зашептал отцу.

— Она знает, где мы и что делаем, — ответил отец сыну. — Ей душа говорит. — Он накрыл одеялом Володю. Но долго ещё им не спалось.

Полёт во сне

1

Из деревни пришла бабушка. Она видела, как маялся Володя, натягивая на лук капроновую тетиву, и не помогла. Раньше, например, делал внук трактор, бабушка интересовалась, ладно ли у него получается, мыла отрезала, ниток не жалела. А тут увела глаза под лоб и носится в ограде.

— Люди ловят. Люди не дремлют…

Володя гнул кленовый лук и ждал, когда бабушка скажет, кого люди ловят.

— У других люди — мужики, в моём доме нет мужиков. Моим подавай на стол готовое. — Значит, на Володю и отца сердита бабушка.

— О чём ты, бабушка? — нетерпеливо спросил Володя. — Какие-то люди, кого-то ловят. Говори ясно, и я пойду ловить…

Бабушка продолжала:

— Была на берегу, там люди щук и краснопёров тягают. Вот бы рыбы нажарить да ухи сварить, а ловить некому. — Бабушка продолжает бегать, но уже присматривается к Володе.

— Где люди ловят? — Мальчик достаёт удочку с крыши коридора, выковыривает мякоть из булки хлеба.

— На мякиш-то разве щука возьмёт? Синявка клюнет, а щука не ловится. И крючки у тебя лебезны, гальяшка и тот сорвётся. — Бабушка отвернула полу тужурки на себе и вытеребила из подкладки большой воронёный крючок. — Зимой купила, всё лето собираюсь рыбачить. Всё некогда, и постнина надоела, свежей рыбки бы…

Бабушка смотрит на внука обнадёживающе, спохватывается:

— Червяков накопаем белых! — Она берёт вилы, стеклянную банку и бежит к огуречному парнику. Крепко ей захотелось рыбы, если парника не жалела — рыла с торца.

Черви выкатывались белыми шариками.

— Ишь какие ядрёные! — ликовала бабушка. — На такие должно клюнуть. Если не возьмёт, тогда не знаю, чего ей надо, рыбе-то. Нынче совсем избаловалась рыба. Раньше, бывало, отец твой прицепит к вожже гвоздь и убежит на речку. Глядишь — волочёт сомин да щучар. Нынче рыба и на жилку не шибко бежит. Иди, Светунец, да лови ладом. Ну, если не клюнет, тогда я сама пойду!.. — с угрозой сказала бабушка и вытурила Володю за калитку.

Володя не сразу попал на рыбалку. Когда он бежал мимо избы бабки Хмары, бабка зазвала к себе. Володя глянул в один, потом в другой конец улицы, — неловко ему подходить к бабке, которую дразнили Скупердяихой. На улице никого не было, и Володя подошёл.

— Удить собрался, — несмело заговорила старушка с мальчиком. — Наверно, и вечернюю зорьку просидишь, а еды тебе никакой не собрала бабушка. Меня стыдит, дескать, внуков гоню, сама-то шибко заботлива! — Бабка достала из кармана тужурки зелёное яблоко, обтёрла ладошкой и быстро подала Володе. Так быстро, точно побаивалась, как бы кто не заметил. — Яблоко с виду зелёное, внутри спелое. Твоя бабушка арбузы вырастила, а я вот яблоки…

В огороде Хмары, среди грядок картошки, стояла одна яблоня. В зелени веток хранила плоды. Бабка сняла их пораньше, чтобы не обмолотили мальчишки, и грела, как цыплят, в старой фуфайке. Спелила для внуков. Однако никто к ней не приезжал. Ведь прошлым летом бабка вытурила родную дочь с ребятами. Не сразу, конечно. Первую неделю терпела. Потом начала придираться: то не эту редиску сорвали, то пол замусорили… Свинья в огород залезла — из-за ребят; курица в кустах снеслась, тоже ребята виноваты. Разругалась дочь с матерью и поклялась больше никогда не приезжать к ней.

И не приехала. А бабка Хмара скучает по внукам, ждёт их. Яблоки припасла.

— Хоть бы наведались, — жаловалась Володе бабка. — Да чтоб я ещё грубое слово сказала им. Тогда высохни мой язык!..

Но, появись ребята в избе бабки, она бы потерпела неделю, и всё началось бы по-старому. Уж такой непонятный человек бабка Хмара.

2

«Людьми-то» оказались Шурик и Лёня. Засучили до колен гачи брюк, стояли на мели. Рыбачили удочками. Никого не поймали.

На бревне покуривал, покашливал дед. Из-под фуражки свисал платок на сниклые плечи — от комаров. Лески его закидушек насторожены на тальниковые тычки — как заклюёт, так и видно будет. Возле деда брезентовая сумка. В ней билась крупная рыба.

Ребята булькались возле закидушек.

«Значит, у деда клюёт», — смекнул Володя и тоже закинул удочку.

— Вот и бродят, и бродят, — бубнил дед. — Тока отгоню, они снова лезут. Нигде нет им рыбалки, тока у меня под ногами…

— Ваша леска вон ажно где, а моя удочка тут, — оправдывается Шурик.

Лёня помалкивает.

Дед идёт к тычкам. Сначала нехотя, потом живо выбирает закидушку — плывёт рыбина, грядой вздымая воду. То в одну сторону упрямо тянет, то упирается.

— Сомина! — выдыхает Шурик.

— Какой тебе сомина — карась, — нехотя возражает брату Лёня.

Дед вытягивает на берег жёлтого карася.

— Не клевал, а взялся, — равнодушно замечает он и бросает карася к брезентовой сумке. — Думал уходить, раз такое дело, ещё посижу. — Дед закидывает снасть в реку. Курит на бревне и бормочет: — Вот и ходят, вот и бродят…

Лёгкий ветерок ворошит листья тальников, выворачивая их наизнанку белёсым, ершит воду, сушит лица мальчишек. Рыба не клюёт. Шурик громко говорит — для деда:

— На ракушках мы не знали, куда девать тайменей, а он карасишками хвастается. Мы скоро опять уедем за ракушками, скажи, Лёня?

Лёня кивает и сматывает удочку.

— Айда карасей ловить руками!

— На Кривушку? Вот где караси, Вовка! — Шурик торопливо рассказывает чудеса про Кривушку да поглядывает на притихшего деда.

3

Шурик сбегал домой, принёс мешок, узелок с едой. Ребята сволокли с берега оморочку. Чужую. Она рассохлась, по днищу заюлили ручейки. Выдернули из городьбы три частоколины, сгодятся вместо вёсел. И спешно отчалили, пока не пришёл хозяин оморочки. Схлёстываясь, брызгали палки — оморочка телепалась. Ноги мальчишек — калачами. Сидеть жёстко, неловко, чуть шевельнёшься — оморочка захлёбывает воду бортом.

— Не держись за борта! — ревёт Володе Шурик.

— За что держаться, если тонем?..

— Положи палку, а руки на колени! — командует Лёня. — Так и сиди, раз бестолочь.

Володе мокро и жутко — весь окаменел. Проехали немного вверх по течению Жура и круто загребли в узкую, кочкастую канаву. Хлещут кривые частоколины по осоке да камышу; порхают стрекозы — синие, светло-коричневые; зелёная вилась над ухом Шурика. Он мотал головой — думал, комар. Переплыли озерцо, и оморочка ткнулась в траву.