Черная Пасть - Карпов Павел. Страница 65

Оставив его одного, спутники пожелали Сергею спокойной ночи. Запоздалое пожелание. Море на востоке уже светлело и словно поднималось над берегами, грозилось расплескаться по всей земле. И чем светлее делалось море, тем шире и грозней становился голубой разлив. Сначала море плескалось только по другую сторону косы, и вода на горизонте казалась воздушнее и светлее, чем небо. Но вот лазурное половодье хлынуло через гранитный гребень косы. Разлив угрожающе охватывал безбрежную ширь, и когда над барханами заиграла заряна, в другой стороне залива вытвердился над водой каменный каравай острова Кара-Ада; встал во весь рост маяк с приспущенным зеркальным забралом. А лазоревые огоньки побежали еще дальше по лиловому океану горизонта, и вдруг море разом охватило западную окраину Бекдуза, приблизилось к самым домам и как бы поднялось над ними.

Море... Каждый день другое. Новое. Неузнанное. На землю с воды хлынула соленая синь и таинственный шепот волн, пришедших издалека по звездным перекатам.

Свежесть утра. Ядреный ветер и нетронутая чистота слившихся воедино солнца, неба и моря... Все это было рядом, властно звало и просилось влиться во внутрь, заполнить собой все существо. Сергей посмотрел на полукруглый, словно ласточкино гнездо, прилепленный к стене балкончик своей квартиры, на открытую дверь и вздувшуюся пузырем занавеску. На улице, широкой, приплюснутой бетонными плитами, никого не было. Взглянув на блестевшую в комнате спинку кровати и угол подушки, Сергей потянулся, зевнул и прямо посередине пустынной улицы снял с себя сначала рубашку, а потом и сиреневую шелковую майку с волейбольным номером на груди и спине. Ветер впился иголками в загоревшее, мускулистое тело, и такое нетерпение взыграло и стрельнуло по жилам, что он не устоял на месте и бросился в колючки ветра.

Рассвет он встретил, качаясь на волнах. Потом бродил по берегу. Первые лучи солнца быстро нашли его спящим на песке и дружески разбудили, когда надо было вставать, приниматься за дела. Домой Сергей зашел только переодеться, послушать последние известия и выпить бутылку кефира, забытого в холодильнике. Он настроил приемник и, выйдя па балкон, заглянул со стороны в свою комнату. Когда долго не бываешь дома и когда никто не прикасается к предметам, то по их расположению, устоявшемуся созвучию и молчаливым знакам можно узнать свои мысли, с которыми покинул этих близких друзей. Надо только получше прислушаться и присмотреться к ним... Радость и благодарность памяти так же сильны, как и суд памяти. Предметы в небольшой комнатке на втором этаже с подвесным балконом на улицу, в сторону пустыни и соляных озер, вся ее обстановка и сам воздух, казалось, хранили тепло и свет тех минут, когда Сергей торопился на встречу с ней... И если он тогда не страдал, то мучительно думал о Нине. Хотел угодить своим видом, чисто выбритым лицом, рубашкой, выглаженной собственными руками, и мыслями о том, что наконец-то он все расскажет Нине, признается ей в своих чувствах. А вот на столике перед окном и ее портрет в витом овале. Внимательный и бедовый взгляд, впадинки на щеках, чуть дрогнувшие в улыбке губы и шаловливые мальчишеские волосы, подчеркивающие порывистость, озорную силу и милую ветренность, бьющую против воли, от избытка здоровья и нерастраченных желаний. Вот так, уходя, поставил он фотографию на краешек, чтобы она была как можно ближе, когда он пойдет к порогу комнаты, а потом чуточку пораньше встретит... Все предметы тогда повернулись к ней... И сейчас все было так же. Да и как могло быть иначе, ведь Сергей не переставал думать о Нине. Он зашел в комнату. Сел перед столом, но не тронул портрета. Тишина стала в тягость. Он повернулся и включил радиоприемник. Музыка. Знакомая, родная музыка. Неужели возможно такое в жизни и какому закону это подвластно? Фортепьянная пьеса из "Времен года" Чайковского. Народный напев... "Говорила калина - цвести не буду я весной...." Сколько раз слушали они это вместе с Ниной. Когда прошлый раз Сергей шел к ней, чтобы встретиться на обеде у Анны Петровны, звучала эта же несбыточная клятва калины, которая зарекалась, но зацвела по весне... Пусть и это останется... Сер гей, как и тогда, выключил приемник перед концом мелодии, как бы остановив время. Кто знает, может быть, когда он подумает потом о Нине и заиграет музыка, то снова послышится жалоба калины...

Много позволяет чудачеств человек наедине с собой.

Нет, это не так: Сергей в это утро не был одиноким, в комнате была она... с озорными глазами, смешинкой в уголке губ и впадинкой на щеке. Нина нигде не покидала...

А когда Сергей зашел в контору, наведался в кабинет главного инженера Метанова, то поистине волшебное утро явило новое чудо: в телефонной трубке звучал ее возбужденный голос. Сергей уселся на диван и прислушался к разговору. Без особого труда улавливалось то, что кричала Нина с "печного" телефона.

- ... Нет, Семен Семенович, я от него не в восторге, так и есть, но то, что Брагин рисковал и помог нам с вами - факт! - эти слова Метанов словно нечаянно, как неуловимых джинов, выпустил из трубки, и спохватившись, начал забивать говорливую чашечку приторно - горьковатым словесным конфитюром, который Семен Семенович несказанно обожал, сам чувствительно лакомился и других преохотно угощал. Но как ни улыбался сейчас Метанов, стараясь передать свою улыбчивость на расстояние интонациями голоса, ему все же приходилось больше слушать, чем говорить. Начальник опытной установки Нина Протасова, как понял Сергей, обвиняла в чем-то главного инженера и требовала, чтобы ее убрали с печи. Теперь уже окончательно. Ни на какие уступки она больше не шла. "Хватит ей этого исполнительства!" Невмоготу. Одно за другим: пришла беда - отворяй ворота!..

- Про стрельбу, Нина Алексеевна, забудьте! - с большими затруднениями отвечал Метанов. - Я всегда говорил, что охрана важных объектов - дело не женское. Подыщем. Сейчас же иду к Чары Акмурадову. Я - на вашей стороне. Боритесь за показатели!... КМокридину? Понимаю. Не стоит к нему относиться с предубеждением. Чистейшее недоразумение! Мы сумеем рассеять подозрение. - Семен Семенович прижал трубку к груди и смахнув пот с лица, пододвинул Брагину сигареты, зажигалку дивной формы и пепельницу.-Слушаю... Разумеется, мы настороже. Поволноваться можно, но отчаиваться категорически запрещаю! Ничего не меняйте, пусть смены остаются в прежнем порядке. - И опять Метанову пришлось прикладывать трубку к груди, словно стетоскоп для выслушивания сердца. Залив окурок водой из графина, он долго не отвечал собеседнице. А когда заговорил, то уже совсем другим голосом, отягощенным тоном официальности и чем-то гораздо большим, чем личные отношения с

Ниной Алексеевной. Лицо его стало напряженным, он косил глазами в трубку, как бы умоляя Нину не кричать.

- Парторг уже звонил? Совершенно справедливо. Главный вопрос - сдача печи "кипящего слоя". Заберите все необходимое и приезжайте пораньше. Вместе произведем рекогносцировку местности. Что еще, Маркеловну? Не ваша печаль, кого надо-оповестят. Приезжайте... Оснований достаточно, чтобы надеяться нам на зеленый светофор. Не прощаюсь!..

Закончив разговор и услышав отбой, Семен Семенович не вешал трубку и долго еще смотрел на Сергея, видимо, считая и его участником этой обменной информации, в которой Брагина, действительно, интересовало многое. Сергей понял из этого разговора, что Метанов готовится к заседанию партбюро основательно и находится во всеоружии, имея про запас какой-то новый козырь.

Впрочем, об этом Сергей скоро узнает от Чары Акмура-дова. Оказывается, поступило распоряжение совсем остановить и законсервировать, а возможно и демонтировать вращающуюся печь, которая в какой-то мере конкурировала с установкой "кипящего слоя". "Вращалка" была с наружным обогревом, напоминая печи работающие на цементных заводах. Как только началось освоение новой установки, предшественницу все время держали в "черном теле", пускали редко, мотивируя ее остановки старостью и неэкономичностью. И вот получено распоряжение на ее полное выключение из производственного цикла и продажу, если найдутся охотники. Акции новой установки значительно повышались. Чары Акмурадов и Брагин догадывались о вмешательстве в это дело сторонников Игоря Завидного и Метанова. Своим беспокойным, пытливым умом Сергей Брагин предвидел другое: раньше срока придется списывать махину "кипящего слоя", которая рядом с новым сульфатным заводом и другими установками всем покажется... несуразной корягой - раскорякой, техническим анахронизмом. Думал он об этом сердито и с некоторым пристрастием, но в главном вряд ли ошибался.