Добровольная жертва - Метелева Наталья. Страница 77

– Ой!– сконфузилась Олна, и послышался плеск воды.

Запахло мокрым углем.

Псы умолкли, остервенело грызя что-то железное. Лишь бы зубы не сломали о свои цепи.

Ведьме было не до псов. Она схватила меня за плечи и затрясла как яблоньку, завопила:

– Ты хоть понимаешь, что натворила, дочка?!

– Нн-неттт! – продолбила я припадочным дятлом.

– Так ты не знаешь куда вляпалась?!

– Нн-неттт!

Она рухнула на табурет и замолчала, зло пыхтя. Потом процедила:

– Ну до чего же я ненавижу этих глупых, чванливых, самодовольных, самонадеянных людишек! Считаете что убили нига? Как бы не так! Это не в ваших силах. Только спугнули. Он не заперт смертью натха. Он ушел, но просочиться может через тысячу лет. Или завтра. Или уже.

– Так это был ниг?

– Похоже, да.

– Ты сама ниг, и ты не уверена?

– Ха! Уследишь за их формами, как же! Ниг может прикинуться чем угодно («Ну, это мы уже знаем!» – подумала я). Или вовсе ничем («А это, похоже, на наш случай»). Если это ниг, то чем прельстила его такая замухрышка как ты? Разум пифии это, конечно, хорошо для нас, но мало. Не редкость. Вот и Ульрида моя имела такую способность. Пифии забывчивы, а такой ущерб ничем не восполнить. Нам нужна не просто Избранная. Из них многие оказываются пусты. Бесплодны. Отторгают наш Дар. И он, увы, их уничтожает, становится ядом, а не благом. И нас печалит этот результат. Но мы ждем и сеем. Мы – Сеятели!

– И много насеяли?

– Все ведьмы – наши Детки, дорогая. Все до единой. Колдуньи, колдуны, волшебники и маги… Все!

Мне показалось, что меня затягивает под лед проруби: их тысячи – разнообразных, разной силы и возможностей. Так много измененных!

Тварь словно облизнулась, предвкушая:

– При таком посеве мы свое получим! Но нам нужна Истинная Избранная. Нам нужна Куколка, которая даст долгожданные всходы. О, я знаю, ты – такая. Ты не для нига Цитадели, нет. Ты для меня. Поэтому ты здесь.

Она помолчала и пробормотала осуждающе:

– К тому же, он хотел насильно отторгнутый разум! И насильно разъятое тело. Это снижает качество нашей работы. Лишает блага Добровольной Жертвы. Не одобряю. Всё будет в нас. Всё будем – мы. Зачем ускорять неизбежность? Лишать себя удовольствия игры, азарта. Ускорять нашу вечность… Мне претит такая поспешность, ну, да это их метод проникновенья.

– А кто такая Оссия?

Олна взревела от ярости почти как бесплотный Голос:

– Осссия! Оссссия!!! Разорвать на части, на клочки будет мало! Скольких деточек она погубила! Она из тех, Великих! Ведунья! Одно радует – нам несказанно повезло на этой земле: здесь их род искоренен почти до последнего. Не без нашей помощи. Но нам и оставшихся много. Нам в одной вселенной тесно!

– Но ниги – неуязвимы.

– Неуязвимы – пока! Пока еще. Мы – не предсказуемы, детка. Человеческие предсказатели нас не уловят, сколько ни тщатся. Мы незримы для людей и тварей во всех ипостасях. А ведуны нас ВИДЯТ! Они различают нашу сущность во всём, чем бы мы ни были! Потому что все они – любимые ученики натхов.

– Натхов?

Олна опять взревела:

– Враги! Надзиратели, тюремщики, палачи! Извечные враги! Из всех существ мира – самые ненавистные! Пока жив хоть один натх во вселенной – мы не можем быть в безопасности. Они изводят уже не Деток – изводят нас! Нигов! Из всех миров, куда приходят. ИЗВОДЯТ! Держись от них подальше, детка! Беги от наших смертных братьев. Даже нас они лишают силы!

– Братьев? – обомлела я.

– Одна колыбель у нас была когда-то. Одна сущность нас породила. Мы вышли из великого Ничто… – голос ее стал мягким, задумчивым. – Разный принцип проявления.

– Добро и зло? – ввернула я плавающую на поверхности банальность.

Олна фыркнула:

– Как примитивно, детка! Смешны нам эти жалкие потуги двумерного разума двуногих познать непосильное. Что есть добро? Что есть зло? Свет и тень. Но что отбрасывает тень на свету? Если бы удалось нам заполучить в себя хотя бы одного натха! Всего одного!

– Зачем? Ты же сама сказала, что надо держаться от них подальше, – осторожно спросила я.

– С нашей силой и с их даром мы будем всемогущи. Всеведущи! Мы исправим этот мир. Весь, до конца. Все формы. Во всех временах. Не будет больше войн, не будет смерти, не будет боли, не будет грязных обезьянок-людишек, все будут чистенькие, все будут – ниги. Величайшей расой, господами звезд…

Я задохнулась, представив, как они заглатывают весь мир, звезда за звездой. Что же это за существа? Кто они, ненасытные? Зачем они? Как Творец допустил их бытие?

Тварь хихикнула в предвкушении:

– Мы возьмем в себя дар натхов и преобразуем этот мир, дорогая. Разве это справедливо, детка, когда мы, бессмертные – властвуем над смертным прахом, а ничтожные смертные натхи – над вечным сознанием?! Породившее нас Ничто посмеялось, если способно было смеяться. Вся вечность будет наша! Этот мир будет миром нигов, деточка. Тебе понравится.

– Но… – я хотела напомнить, что натхи не позволят, и вовремя спохватилась.

– Без всяких «но»! Это только кажется, что мы ушли. Мы здесь, мы ждем. Ждут те, кто заперт в небытии. И даже натхи не удержат их там навечно. Придет Освободитель и выпустит всех. Всех, от начала времен! Мы ждем Его Рождения. О, как мы ждем! И готовимся. И мальчик Дик нам поможет. А теперь… теперь пора заняться незваными гостями. Посиди пока, милая. Уж не сердись, но придется тебя придержать сегодня здесь.

Она уходила, не выдернув «гвозди»: я все еще не могла сдвинуться, как ни тужилась, как ни напрягала немаленькую силушку. Не с каменной же лавкой под одним местом по веткам скакать! Меня начало это раздражать.

Пора так пора. Сейчас или никогда.

Я мысленно поковырялась в пятках, выцарапывая мигом юркнувшую туда душонку, и попыталась водворить на место. Та упиралась и норовила съежиться до полушки. Тьфу на нее. И бездушно так, ровненьким мертвым голосом я заявила твари:

– Ничего этого ты не сделаешь.

– Это почему же? – приостановилась тварь.

– Я не дам.

Олна покатилась гулким хохотом:

– И что ты, калека жалкая, заморыш человеческий, можешь мне – м н е! – сделать?

– Не я. Псы. Ворч! – позвала я негромко. И встала легохонько. Отпустило меня.

В окне и дверях послышался шум, стукоток когтей мягко прыгнувших тел, и лохматая песья голова уткнулась мне в колени горячим носом. Еще парочка примостилась по бокам. Хвосты остервенело начали проламывать пол, высекая каменную щепу.

– Умно,– не наиграно восхитилась тварь. – Стравить одну часть с другой. Значит, ты захотела, чтобы змея заглотила собственный хвост, одна голова дракона пожрала другую, а левая рука поборола правую. Но, если рука загнила, лучше ее отрубить, пока зараза не расползлась по всему телу.

Я смеялась, ощутив растерянность в ее голосе. Но Олна, склонившись к самому уху, процедила злобно:

– Придется убить их, предавших мою волю. У меня есть еще лес. Здесь мой мир, детка. Я вырастила, создала его из себя. Мои песики всегда были слишком вольными. Но и лес – моя часть и моя сила. Я обрушу его на пришельцев, зацеплю корнями, задушу ветвями, раздавлю стволами.

Я улыбнулась.

– Не сможешь. Он связан моей кровью, пролитой на его почву, впитанной его корнями, вошедшей в его плоть, в травы и кроны. На каждом стволе побывала моя ладонь, под каждым деревом мой след, каждый куст привечен, каждая травинка обласкана. Они стали и моими тоже, Олна. Послушают ли они тебя?

– Ловко, – одобрила ведьма. – Но я пожертвую своим лесом, сожгу дотла вместе с твоими друзьями, а тебя – испепелю на месте. Устала с тобой я возиться. К тому же, в детке, меченой оком Хозяйским, хлопотно вырастить семя. Непредсказуемы всходы.

– Посмотри вокруг, Олна! Все воды моря, которое взяло у меня кровь и часть моей жизни, и обязалось вернуть тысячекратно, все мириады капель стали по праву моими, я призвала их, тучей развесив над лесом, мы готовы принять твой огонь. Воды превратятся в пар и вернутся в свои берега, а твой огонь исчезнет вместе с тобой бесследно.