Человек с горящим сердцем - Синенко Владимир Иванович. Страница 39

Не предусмотрели только присутствия на этом тайном заседании вражеского лазутчика. Унтер-офицер Фетисов, продажная душа, представлял в штабе восстания 19-ую артиллерийскую бригаду. Выскользнув во двор больницы, провокатор вышел на Конюшенную, у ближайшей кузницы нанял извозчика и через час докладывал коменданту города.

Ему поверили не сразу. Но вот в руках коменданта прокламация, написанная Артемом. Увидев дату: «Харьков, 12 декабря 1905 г.», комендант изменился в лице. Слова листовки прыгали перед глазами:

Революция пришла... Великая и могучая... С треском и шумом рушится старое, мерзкое здание... Граждане! Настал час последней битвы... С царем или с народом — так ставит история вопрос... Выбирайте же! Выбирайте сейчас же, не медля. Спешите!

А под листовкой петитом: «Федеративный Совет харьковских комитетов РСДРП».

Комендант резко крутнул ручку телефона и снял трубку:

— Барышня? Срочно генерал-губернатора...

В эту ночь не сомкнули глаз ни революционеры, ни их враги.

Покуда командиры частей и охранка принимали контрмеры против повстанцев, те уже приступили к делу.

Близилась полночь. Спектакль в Драматическом театре кончился, и в партер полетели прокламации с призывом поддержать восстание. Покинув зал, студенты-дружинники с оружием под шинелями спешили по заснеженным улицам на Гельферих-Саде. Дорогой клеили воззвания на заборы, афишные тумбы и двери домов.

Вместе с дружинами у проходной завода появились Артем, Авилов, Пальчевский, Кожемякин и Россохатский. Николай ловко перерезал телефонный провод, а Володя стукнул в дверь с заиндевевшим окошечком:

— Депеша из Питера! Примите и распишитесь.

Звякнула щеколда. Ворваться в проходную и связать сонных сторожей — дело минутное.

Сюда со всего города прибывали вооруженные боевики. Рассыпавшись по заводу, занимали позиции. Из подземелий Сабурки доставили оружие и медикаменты. Доктор Тутышкин, фельдшерица Женя Смирнова, Мина Стоклицкая и Фрося Ивашкевич развернули в столовой походный госпиталь.

Три часа ночи, а солдат нет. Чего медлят? Не по-военному!

Связные принесли дурные вести.

— Лебединцы готовы выступить, — рапортовал Саша Васильев.— Лежат в постелях одетые, ружья рядом. Но...

— Так что же, что? — волновался Авилов. — Испугались?

— Да нет! Ведь за ними, по плану восстания, должны зайти богодуховцы...

— Ты был у богодуховцев? — спросил Артем у Лазько.

— Плохо там... Солдат обезоружили — они под охраной.

— А Старобельский полк?

— Солдаты в исподнем, затворы из винтовок вынуты, — доложил Петр Спесивцев. — Еле ушел оттуда. Вдогонку палили...

Вести из других казарм и вовсе обескуражили. Полки и батальоны оцеплены казаками, драгунами и солдатами Луцкого полка. Задобрили служивых водкой, пряниками, пообещали отпустить домой после подавления мятежа. И попы увещевают.

Сказалось и то, что накануне восстания многих солдат за участие в ноябрьской демонстрации предали суду. А их вожакам — Одишарии, Мешкову и Клочко — пришлось бежать из города. Эти бы не позволили разоружить полки!

— Нас выдали, но не все потеряно! — ободрил Артем дружинников. — Здесь более пятисот боевиков, да я приведу паровозников.

Около шести утра Федор, а с ним для отвода глаз и Даша Базлова растворились в предрассветных сумерках у Конной площади. В морозной дымке маячили казаки-разведчики, и «парочка* едва от них ускользнула.

Чуть позже Дима Бассалыго, его брат Костя и Пальчевский заманили одного донца в Безуглый переулок на заводских задах. Стащив его с седла, они привели «языка» на завод.

— Ваше дело швах, парни, — сказал казак, назвавшись Василием Храмцовым. — Ночью прибыли верные царю Днепровский и Крымский полки. Дадут они вам духу!

— Как поступим? — спросил Авилов у командиров боевых дружин.

— Сопротивляться, — твердо произнес Корнеев. — Лучше умереть с оружием в руках, чем в тюремных застенках!

— Пощады нам все равно не будет, — согласился Россохатский.— Вот Артем вернется с паровозниками — что-нибудь да придумает!

Так и решили — сражаться до последней возможности.

Небо уже серело, сыпал легкий снежок. Завод со всех сторон обложен войсками. До слуха рабочих доносился лязг оружия, скрип на снегу сотен сапог, приглушенный говор.

Казаки пытались проникнуть на завод через высокий забор, но дружина студентов во главе с Костей Бассалыго отбила лихой налет чубатых.

Не выдержав беглого огня из револьверов, станичники откатились и заорали:

— Отпустите нашего Ваську Храмцова, не то вырежем всех!

В восемь утра к проходной приблизился поручик с белым флагом:

— Слушайте ультиматум командира Луцкого полка, его высокоблагородия господина Залесского: если через полчаса не очистите завод — применим оружие. На пощаду не надейтесь. А сейчас выдайте казака, которого подвергаете пыткам...

— Кто его пытает? — разозлился Корнеев. — Провокация! На черта нам сдалось это дерьмо? Берите его задаром.

Вытолкав донца на улицу; Корнеев позвонил на паровозостроительный завод. Артем оказался поблизости:

— Затяните переговоры! Выходим. Нас больше двух тысяч! Мы...

Разговор оборвался... Перерезали провод, мерзавцы. Но главное — Артем жив и с ним вооруженная подмога!

Радостная весть окрылила осажденных, хотя некоторые стали взывать к благоразумию:

— Сдаваться надо. Что зря кровь проливать? Солдаты не с нами.

— Кровь никогда не льется зря. Даже если нет победы, — сурово заметил Авилов, и все глянули на него с уважением.

Корнеев поручил Васильеву пробраться к паровозникам и рассказать Артему о расположении сил врага. И Саша ушел тылами, кружным путем на Пет инку.

Снова парламентер от властей. Видно, дознались о приближении паровозников. Но «почетная сдача» была отвергнута.

Однако десятка три малодушных — меньшевики и безусые гимназисты, нацепив на палку от метлы белую тряпку, боязливо шагнули за ворота, предварительно сдав Пальчевскому оружие. Городовые повели их за оградку Святодуховской церкви, к домику попа. «Пленные» сгорали от стыда.

— Подлецы! — крикнул им вслед Костя Бассалыго из-за кирпичного забора. — Кто вам теперь поверит, трусы несчастные!

По мостовой загрохотали колеса, донесся топот лошадей. Артиллеристы сняли с передков два трехдюймовых орудия и направили стволы на заводские ворота. Пушки против горстки осажденных.

Боевики залегли у окон на втором этаже склада земледельческих машин. В простенках поставили ящики с бомбами и патронами. Здание выходило фасадом на площадь, глядело окнами на Святодуховский храм. А на площади вокруг этой церкви стояли войска.

Пока орудийная прислуга, устрашая рабочих, возилась с пушками, открывала зарядные ящики, послышалась команда пехоте:

— Огонь но окнам! Пачками!

Залп за залпом. В складе жалобно зазвенело стекло, на головы осажденных посыпалась штукатурка. Выбив рамы, дружинники поджигали цигарками фитили самодельных снарядов и, размахнувшись, бросали их подальше на площадь. Взрывы вздымали фонтаны снега.

В цехи ворвался морозный воздух, отравленный пороховым дымом. Потерь у боевиков еще не было, а роты отошли. Отступление врага придало мужества осажденным. Вспоминались слова из листовки: «Революция пришла... Великая и могучая... Настал час последней битвы…»

На башню заводской водокачки взобрался какой-то смельчак и стал срамить солдат:

— Продались за сотку казенки, кусок мыла и трешку? Стреляете в своих братьев и отцов? Бейте лучше офицеров — и нам и вам польза... А вы, артиллеристы, — холостыми, холостыми!

С водокачки парень увидел, как на Конную площадь с Молочной вливается поток людей с красными флагами. Скатившись кубарем вниз, он восторженно закричал:

— Подмога, родненькие! Идут паровозники и Артем.

Но у Святодуховской церкви уже пропел рожок горниста, и офицер подал артиллеристам команду:

— Батарея, по заводу...