Три плова - Гехт Семен Григорьевич. Страница 8

Тут на нужных специалистов не напасешься медицинского персонала, а какой-то дурак пустил ребенка на промысел... Сознавайся, ты была у папы? — допрашивал Сафуру Майер.

Девочка уже забыла не только про слезы, но и злиться перестала. Промолчав после первого вопроса, она на второй ответила:

— Я не была у папы.

— Ты же неправду говоришь, Сафура!

— Он меня прогнал, — пожаловалась она. — Папа кричал, как ты кричишь, зачем меня пустили...

По дороге к ожидавшей его легковой машине главный инженер Лок-Батана рассказал мне, что у него на промысле уже недели три работает отец Сафуры. Старинный тарталь-щик вернулся на участок. Его поставили масленщиком. В эти дни он копает яму, грузит в цистерны нефть. Отцу, понятно, недоглядеть за такой любознательной дочкой...

— Чья вина, по-вашему, была бы, если б с ней что-нибудь случилось?

— Ничего не случится, — пролепетала где-то у земли Са-фура.

— Главный инженер отвечает у нас за все, даже за непорядки с детским воспитанием! — добродушно ворчал Майер.

В машину он садиться не стал, а сказал шоферу:

— Заведите мотор. Отвезите девочку... Где ты, Сафура, живешь?

— В Арменикенде. Не знаешь разве?

— Ну вот, доставишь ее, как начальство, в Арменикенд.

Пока шофер заводил ручкой мотор, Майер разговаривал

с девочкой:

— Что ж ты наделала! Ах, что ты наделала! И тебе меня не жалко?

— Зачем тебя жалеть?

— Но меня же позовут и меня спросят, зачем ты позволил девочке шататься по промыслу? И будут ругать, ругать, что я плохой, негодный начальник. Меня прогонят, Сафура! Понимаешь, как это плохо, когда прогоняют с работы?

— Правда? — спросила Сафура, глянув на меня.

Майер мигал так настойчиво и просительно, что я солгал,

будто правда.

— А дома не будет ни хлеба, ни супа, — шутил Майер, не представлявший себе, что девочка может ему поверить. — А у меня такая же дочка, как ты. Тебе ее не жалко?

Сафура опять глянула на меня. Я молчал, и она поняла, как и полагается, что я подтверждаю слова главного инженера. Она тревожно прислушалась к тому, как окликнули Майера. Так же тревожно оглядела прибежавшего с промысла рабочего.

— Товарищ директор требует вас к себе, — сказал рабочий.

— Видишь, Сафура? — И Майер опять мигнул мне и шоферу.— Уже вызывают к начальству.

Майер ушел, а шофер посадил Сафуру рядом с собой. Девочка уж очень притихла, мне хотелось ее чем-нибудь обрадовать, и, достав из кармана маленькие ножницы и два листа бумаги, черный и белый, я показал ей, как делают аппликации.

Вырезав силуэт Сафуры, я подарил ей сделанную не совсем по правилам аппликацию. Ей понравилось и то, что аппликация похожа на нее, и что существует не виданный ею способ рисования без карандаша. Теперь я мог расстаться с Сафурой, не особенно упрекая себя за то, что соврал ей. Не догадывались мы с Майером, что Сафуру смутит шутливая болтовня и она задумается... так задумается, как не полагалось, по-нашему, задумываться этой головке.

— Поезжай, поезжай, Сафура! — напутствовал я девочку.— Ты удивишь народ в Арменикенде. «Кто едет?» — «Сафура едет!^ — болтал я, уверенный, что сейчас-то, после моего подарка, она не спросит опять: «Правда?»

Сафура, однако, спросила в третий раз:

— Правда, Сенон Гегогара?

Я был рад, когда машина развернулась, запылила и скрылась в тощих аллеях нового Нагорного парка.

Через несколько дней я встретил Майера в Мардакянах. Он достал из кармана орех.

— Из ваших, — сказал он, — из тех, что вы подарили Са-фуре. Похоже, специально для меня берегла, — пошутил Майер. — До чего не лакомка! Молодец!

На заседании технического совета, сказал инженер, обсуждали доклад знаменитого геолога Толбина. Геолог сделал вывод: еще в этом году следует ждать нового извержения лок-батанского вулкана. А под конец заседания директор Мо-товесян поведал с негодованием Майеру, что кто-то наврал, будто его, Майера, сняли с работы и он бедствует. Вчера директорская машина остановилась на одной из улиц Армени-кенда. Разумеется, автомобиль облепили мальчуганы и среди них, конечно, Сафура. Девочка знает, что Мотовесян — главный человек в Лок-Батане. Она выследила директора, когда тот выходил из магазина.

«Дядя!» — сперва мирно окликнула его Сафура.

«Чего тебе?» — спросил Мотовесян, заподозрив каверзу.

И увидел ее длинный-предлинный язык. Удивленный безобразным поступком девчонки, Мотовесян остановился.

Сафура затем крикнула:

«Ты зачем прогнал дядю Майера? Ты — змея, черт, ведьма!»

Мотовесян бросился к ней, но девочка убежала. Догнать ее директору не удалось.

— Какой-то сукин сын пустил фальшивый слух, — возмущался Мотовесян, - какой-то прохвост...

— Достаточно, — остановил его Майер. — Это я сам... Вы так дымили на заседании, что я вышел в перерыв на бульвар.

Но и на бульваре, в тени молодых деревьев Арменикенда, инженеру не дали посидеть в одиночестве. Его нашел знакомый геолог. Беседа с ним еще больше утомила Майера. Прощальное солнце вечера разогрело лысую макушку.

— Дядя, — услышал сквозь дрему Майер, — отчего ты спишь па улице?

Очнувшись, он подхватил Сафуру на руки и посадил ее к себе на колени:

— Откуда ты, чертова девка, взялась?

— Ты не бойся, — сказала Саф.ура, — его тоже прогонят. Он противный, лохматый...

Она долго костила бедного и ни в чем не повинного Мото-весяна. Майер заметил в ее руках пакет, но не успел спросить, что там содержится,, так как Сафура протянула ему пакетик с моими орехами:

— На возьми. Это тебе.

МОЛЧАЛЬНИК

-1 коло одной шахты Подмосковного угольного бассейна

стоял посреди степи белый барак. В бараке жили

-строительные рабочие, пришлые люди из близких и

дальних деревень. Они ставили на шахте копер, разбредаясь в. свободное время по селам, где делали мелкую столярную и плотничью работу. Накопит так^й сезонник денег и уедет домой, а на его койке располагается другой, тоже из пришлых и временных рабочих шахты. Встречали новичков в бараке равнодушно: обитатели менялись здесь часто, и одни прибывали так же незаметно, как пропадали незаметно другие.

Раз под вечер пришел в барак тихий человек с погромыхивавшей инструментом котомкой через плечо. Новый жилец был столяром и приехал утром поездом из Тулы, а в Тулу добирался из Можайска. В конторе ему дали путевку на участок и записку к уборщице, чтоб отвела в бараке койку. Сказав два — три тихих слова, новый жилец лег спать. Утром уже видели его на участке, где он мастерил рамы.

По вечерам сезонники сходились у кипятильника. Обсуждали характер прораба или качество обеда в столовой, а бывало, что кто-нибудь читал вслух газету. Стоя около «титана» с дымящимися чайниками в руках, сезонники слушали новости про начинавшиеся колхозы и военные действия на Дальнем Востоке: год шел двадцать девятый, на границе создался

конфликт с войсками генерала Чжан Цзо-лина. Послушав новости, спорили. То говорили все разом, то давали человеку высказать мнение и тут же выставляли доказательства, что мнение его неразумное; порой и соглашались, но, и соглашаясь, кричали, как спорщики, на весь барак. Один новичок-столяр не задерживался у кипятильника, а тихо сидел в своем углу. Он постоянно шил, чинил или что-либо читал. Книжки читал столяр тоненькие, без картинок. В мешке с инструментом их было у него много. Водки он не пил, не курил. Озирался задумчиво и досуг свой проводил либо в углу, либо на скамье, поставленной на улице около барака, в открытом поле, где росла до горизонта гречиха. С книжкой или шитьем пройдет молча через барак, спустится с крылечка и надолго пристроится на скамье. Иногда постоит на краю гречишного поля, иногда отойдет к прохладной балочке послушать, как шумит ручеек и квакают лягушки.

Самый шумный и говорливый среди обитателей барака, землекоп Щелочков не вытерпел и спросил столяра: