Весной в половодье - Баныкин Виктор Иванович. Страница 5

— Прибыль-то какая! Ну и ну... — покачивая головой, сказал Савушкин. — Вчера вон тот куст на сухом месте был, а за ночь он в воде очутился... Хворосту надо больше натаскать, а то скоро тут вокруг все затопит.

— А я думал, к утру непременно мороз тяпнет. Эх, и холодище был! — проговорил Набоков, потирая руки.

— Это от ветра. Ветер весь лед сломал, — сказал Иван Савельевич. — Тепло будет. Всю ночь где-то рядом ручей журчал.

Они вернулись к затухающему костру. Леня сидел на кучке хвороста и спал, уткнувшись лицом в колени.

— Малый-то наш, как куренок, свернулся. Разобрало в тепле, — вполголоса заметил Савушкин; вокруг глаз у него собрались ласковые морщинки.

Леня поднял голову и, оглядевшись, торопливо выпрямился. Заспанное лицо его с полуоткрытым ртом, яркими и свежими, словно красная смородина, губами застенчиво улыбалось.

Савушкин шагнул к мальчику, собираясь что-то ему сказать, но внезапно отшатнулся назад и схватился рукой за грудь.

— Что с вами? — встревожено вскричал тракторист и неловко поддержал Ивана Савельевича за плечо.

Подбежал и Леня.

Иван Савельевич шумно вздохнул.

— Напугал я вас? — виновато спросил он и опустился на хворост. — Это у меня сердце... Шалит иной раз...

Во время завтрака он старался не глядеть на Леню. Только один раз украдкой бросил он на мальчика быстрый беспокойный взгляд.

«Почему я вчера не заметил сходства? Глаза и губы... и улыбка эта. Ну вылитый сынок, когда он таким же вот шустрым пареньком был!» — думал с тоской Савушкин, уставясь на потускневшие угольки и чувствуя, как все еще учащенно бьется встревоженное сердце.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ 

ВОДА ВСЕ ПРИБЫВАЕТ

С утра солнце пряталось где-то за светлыми, полупрозрачными облаками. Но к обеду день разгулялся, и прямо над рощей в далекой голубой вышине засверкало солнце. Стало совсем тепло. Запахло талой землей и прошлогодними листьями. От Волги потянуло прохладой, приятной и освежающей.

В роще было необыкновенно шумно.

— Ленька, ты чего там возишься? — закричал раскрасневшийся Набоков, взваливая на плечо тяжелую вязанку хвороста. — Я пошел!

За высокими березками мелькала тонкая фигурка Лени с охапкой валежника в руках. Мальчик торопливо шагал к старому покосившемуся осокорю, возле которого лежала кучка дров.

— Я тоже сейчас! — звонкий голос Лени разнесся по всей роще.

— Отстаешь, — усмехнулся тракторист, направляясь к поляне.

— Это еще посмотрим, кто отстанет! — запальчиво ответил Леня. — Правда, Иван Савельевич?

— Я тоже так думаю, — подал голос Савушкин. — По всему видать, что мне быть последним. Где за вами, молодыми, угнаться!

На шум прилетела сорока. Она - опустилась на самое высокое дерево и стала осматриваться по сторонам. Потом, осмелев, непоседливая птица перелетела на нижнюю ветку, с любопытством поглядела на людей, никогда раньше не бывавших здесь в такое время, и вдруг, взмахнув крыльями, громко, во все горло прокричала: трра-а!.. трра-а!..

— Я вот тебя! — сказал Савушкин и замахнулся на нее хворостиной.

Но сорока нисколько не испугалась. Она перелетала с дерева на дерево, все время стараясь держаться неподалеку от людей, и беспокойно вертела головой, уставясь вниз то одной бусиной черного глаза, то другой. Сорока точно высматривала: нельзя ли чем поживиться?

Схватив первую попавшуюся под руку палку, Леня запустил ею в привязчивую птицу. Сорока взлетела и, возмущенно стрекоча, опустилась на соседнюю березку.

Посмеиваясь, Иван Савельевич заметил:

— Не зря в народе говорят: любопытна, как сорока!.. А эту белобоку кто-то уже проучил за нахальство и воровство, да, видно, мало!

— Как «проучил»? — удивился Леня.

— Посмотри-ка ей на хвост.

Мальчик взглянул и засмеялся: у сороки вместо длинного радужного хвоста торчало лишь одно помятое перо.

— Этих сорок страсть как охотники не любят, — проговорил Иван Савельевич. — Самая, говорят, вредная птица.

Как увидит охотника, тут же и начинает стрекотать на весь лес: зверей предупреждает. Вот какая плутовка!

...Под вечер Савушкин сказал, окинув взглядом сложенное у шалаша топливо:

— Я так соображаю, молодцы: хватит нам этих дровишек. А теперь давайте посидим, отдохнем.

И бригадир зашагал к берегу, на ходу отряхиваясь от прицепившихся к одежде листьев и кусочков коры.

Разглядывая царапины на рукавах кожаной куртки, Леня подумал: «Мама обязательно браниться будет. «Новая куртка, скажет, а ты поцарапал ее всю...» Может, сочинить что-нибудь? Например, про волка. Как самый настоящий волк бросился на меня из-за кустов, а я как его схватил да как...»

У мальчика озорно засверкали черные глаза. Посмотрев на стоявших у самого обрыва Набокова и Савушкина, он три раза повернулся на пятке и тоже побежал к берегу.

Иван Савельевич ласково потрепал Леню по плечу:

— Садись, дорогой работничек, садись! И первый опустился на песок.

Леня поправил малахай и ничего не ответил, уставясь на Волгу. На виске у него просвечивала и билась синяя тоненькая жилка.

Вода на реке прибывала быстро, затопляя песчаные отмели, островки, подмывая крутые берега. Сильное течение стремительно несло огромные льдины, словно это были не многопудовые глыбы, а тонкие хрустящие вафли. Вместе со льдом плыли желтовато-красные бревна, лодки с пробитыми боками, крыши, плетни. На одной льдине лежал на боку остов разбитого дощаника, похожий на скелет кита-великана. Иногда проплывали тополя или клены с шапками грачиных гнезд. Над их голыми вершинами кружились галки и вороны.

На перекатах возникали высокие заторы. Большие льдины наползали одна на другую, падали, раскалывались на мелкие сверкающие куски, а на их место уже громоздились следующие. Потом эти хрустальные горы внезапно разлетались в разные стороны, поднимая столбы водяной пыли.

Леня сидел у самого обрыва. По лицу мальчика блуждала светлая, тихая улыбка. Ему казалось, что можно часами, не отрываясь, глядеть на эту захватывающую картину ледохода.

Все трое долго молчали, наслаждаясь теплом, прислушиваясь к веселому гомону птиц в пестрой от яркого света роще.

— Припекает-то как! — вдруг сказал Иван Савельевич и, сощурившись, закинул назад голову. — К севу время идет... Люблю эту пору. Ни вздохнуть, ни охнуть некогда. Каждая минута дороже золота.

Тракторист улыбнулся.

— Я тоже, — заговорил он оживляясь. — Вокруг простор, солнышко греет, ветерок душистый бьет в лицо, а ты гудишь на всю степь! Даже сердце от радости замирает. Так бы с трактора и не слезал!

Иван Савельевич сдвинул к переносью брови, поморщился.

— И надо же случиться такой беде! — с досадой в голосе проговорил он. — Самые что ни на есть считанные дни до посевной остались, а мы... Не знаю что готов сделать, только бы скорее выбраться отсюда!

У Набокова потускнели глаза и на лбу собрались морщинки. Смяв недокуренную папиросу, он катал ее между огрубевшими от работы пальцами и ни на кого не глядел. Спустя несколько минут Андрей подался всем телом в сторону Савушкина и сказал:

— Иван Савельевич, а если сделать плот? Действительно, а?

Отковырнув от голенища сапога красноватый комок глины, Савушкин подержал его на ладони, пристально разглядывая, потом бросил и немного погодя натужно проговорил:

— Думал я об этом... На плоту хорошо по чистой воде. Вот на лодке — другое дело. На лодке, скажу тебе, даже и со льдом можно. Бакенщики плавают.

Леня поднял на Ивана Савельевича глаза и спросил :

— Как же теперь? Может, кто за нами приедет? Но как узнают, что тут люди?

— На том берегу сейчас с утра и до ночи рыбаки. Они, наверно, еще вчера наш огонек приметили, — сказал Савушкин. — Могут приехать. Я волгарей знаю. Народ отчаянный! Но плот делать нам не миновать все-таки. Прибыль вон какая!.. Завтра пойдем бревна искать. Иной раз осенью в ненастье потреплет который плот, а потом к берегу и начнет бревешки прибивать...