Догоняйте, догоняйте!.. - Никоненко Станислав Степанович. Страница 16

У Вадима недоразумение разъяснилось, и Чучкин получил право свободного передвижения по лагерю. Узнав, в каком корпусе обитает его дочь, Степан Васильевич направился к ней. И тут будто табун жеребят заполнил дорожки и тропинки лагеря. С гиканьем, визгом и свистом коричневые и бронзовые тела пронеслись к воротам и исчезли за пределами лагеря.

В этой массе трудно было узреть собственную дочь. Леночка сама увидела Степана Васильевича и, пробегая мимо, чмокнула его в щеку:

— Здравствуй, папочка! Я сейчас.

И испарилась.

Степан Васильевич недоумевал. «Как же так? Отец родной в лагерь приехал, а дочка — хвост трубой, и поминай как звали. Ничего себе», — подумал он с возмущением. Он даже сел на лавочку, чтобы, не торопясь, осознать случившееся. Лицо его стало озабоченным, он снял серую шляпу в мелкую сеточку и принялся обмахиваться.

Посидев в тягостных размышлениях минут пятнадцать, Степан Васильевич собрался уже было встать, но в это время по лагерю снова как бы промчался табун жеребят. И Леночка опять помахала папе ручкой и крикнула:

— Я сейчас.

После линейки Чучкин наконец смог поговорить с дочкой:

— Что за поведение? Что за беготня? Где у вас порядок?

— Папочка, так мы же на зарядку бегали.

— Как на зарядку? Мне ж нужно было смотреть зарядку! Почему не сообщила?

— Ты же не спрашивал.

— Да, действительно. Ну ладно. Ты мне скажи, вы там все упражнения правильно делаете?

— Все-все.

— Вот и хорошо. Так и напишу.

— Кому напишешь?

— Да в отчете своем. Вот непонятливая!

— Так ты вроде ревизора приехал?

— Ну… в известном смысле…

Ревизор велел дочери отвести его в столовую. Там он отправился прямо на кухню.

— Можно? — спросил он, слегка приоткрыв дверь.

— Я тебе сейчас покажу «можно», я тебе устрою «можно», — раздался чей-то энергичный голос, а вслед за тем что-то белое и мокрое обрушилось на несчастную чучкинскую голову.

— Батюшки! Простите, пожалуйста, — услышал Степан Васильевич сквозь белую пелену. — Я думала, это Булочкин. Он вчера брал кастрюлю для ухи и не отмыл. Сегодня стала компот варить, а там чешуя плавает. И только перед вами опять забегал. Опять за кастрюлей.

По мере того как Чучкин выпутывался из посудного полотенца, он все отчетливее слышал извиняющийся голос. Сбросив наконец полотенце, он увидел повариху тетю Феню.

— Так, — только и сказал Степан Васильевич.

— Ой, — только и ойкнула тетя Феня.

После завтрака к Степану Васильевичу, напевая песенку: «Зачем вы, девочки, красивых любите: непостоянная у них любовь», прибежала Леночка.

— Кто научил? — спросил Чучкин.

— У нас все поют.

— Пусть поют, а тебе нельзя, — наставительно сказал Чучкин.

— Почему?

— Потому, что я запрещаю. Кто у вас ведает культмассовым сектором?

Леночка пожала плечами.

— Ну кто у вас баянист, что ли?

— У нас баяниста нет.

— Как нет?

— У нас аккордеонист Ольга Георгиевна.

— Неважно. Вот я поговорю с ней.

Чучкин был доволен: и с Леночкой провел воспитательную работу, и аккордеонистке даст несколько ценных указаний относительно репертуара.

— Папа, как хорошо, что ты приехал, — заворковала вдруг Леночка. — Ты мне так нужен.

Степан Васильевич с благодарностью взглянул на дочку. Наконец-то! А то как чужая.

— Зачем же я тебе нужен? — сладко проговорил Чучкин.

— Ну не совсем мне…

— Как так «не совсем»? — поднял брови Чучкин.

— Вернее, мне ты тоже нужен… У нас игра, понимаешь… ну вот и…

— Какая игра?

— Военная. Папочка, помоги синим. Ты ведь любишь собирать грибы.

Чучкин потрогал у Леночки лоб. Нет, не горячий.

«Поживет ребенок немного в лагере, и ты уже не понимаешь его. Как чужой», — с огорчением подумал Степан Васильевич и спросил:

— Кому помочь?

— Синим. Синей армии. Я — у синих. Мы воюем против зеленых. Теперь все понял?

— А при чем грибы?

— Грибы для маскировки.

— Для маскировки? — Чучкин даже дернул себя за ухо — не ослышался ли?

Но Леночка подробно рассказала ему о той самой помощи, которую он может оказать ее армии. Она даже нарисовала ему план: по какой дороге войти в лес, как попасть в березовую рощу (а именно там, по донесению разведчиков, расположился штаб противника). Где-то там спрятан и вымпел зеленых. Конечно, он охраняется, но не в этом дело, главное — осмотреть эту березовую рощицу и запомнить все, что увидишь.

— Вот тебе для грибов, — сказала Леночка, закончив свой инструктаж, и протянула Степану Васильевичу ведро. — Если тебя поймают, скажешь, что собираешь грибы.

Перспектива вторично попасть в плен отнюдь не улыбалась Чучкину. Но на что не пойдешь ради любимой дочки!

Степан Васильевич вошел в лес, сверился с планом и огляделся. Кругом стояли сосны, ели, сквозь них проглядывали березки. Ничего подозрительного он не обнаружил. Где-то наверху посвистывали птички, а внизу порхали бабочки с цветка на цветок. А еще ниже ползали муравьи. Впрочем, муравьи могли забираться и высоко. Степан Васильевич испытал это на себе: вначале ему показалось, что чье-то острое и настойчивое жало впилось ему прямо за ухом, и Степан Васильевич бесстрашно схватил насекомое. Им оказался маленький рыжий муравей.

Увлеченный борьбой с муравьишкой, Степан Васильевич тем не менее заметил, как шагах в пятидесяти от него появилась небольшая стайка ребят. Они двигались неслышно, короткими перебежками и останавливались как вкопанные при каждом шорохе.

Чучкин насторожился, стал следить за их загадочными действиями, затем тихо двинулся за ними. Вдруг они исчезли, все до единого. Только что он их видел — и вот никого нет. Что за чертовщина? Степан Васильевич прибавил ходу и едва успел шарахнуться за дерево, ибо стайка вновь замелькала в нескольких шагах от него.

Степан Васильевич с трепетом выждал несколько секунд, пока мальчишки не разбежались. Он уже сам втянулся в игру и чувствовал себя если не Рихардом Зорге, то, по крайней мере, обер-лейтенантом Клоссом. Приблизившись к тому месту, где только что были ребята, Чучкин обнаружил старую воронку. На дне из-под вороха жухлых листьев сверкнул какой- то предмет, явно попавший туда совсем недавно.

«Ура!» — мысленно издал победный клич Степан Васильевич и съехал в воронку. Предмет оказался школьным алюминиевым пеналом. Однако его содержание было не совсем обыкновенным: там находился туго скрученный треугольный кусок зеленой ткани, на котором над желто-белым вышитым изображением ромашки Степан Васильевич прочитал: «Армия зеленых». Но достаточно хорошо рассмотреть этот треугольник Степан Васильевич не успел.

— Что вы здесь делаете? — раздался голос прямо над ухом.

Подняв голову, Степан Васильевич понял, что окружен: на краю воронки стояли четверо мальчиков с деревянными автоматами. «Пропал», — подумал Чучкин, а вслух сказал:

— Я?.. До чего любопытные дети! Грибы собираю. — Он выбрался из воронки и сорвал белевший под ногами гриб — бледную поганку, ту самую, к которой даже дотрагиваться не позволял на своих лекциях.

— Понятно, — проговорил строгого вида мальчик, заглянув в пустое ведро к Степану Васильевичу. — Ведро-то наше. Хоть бы какими сыроежками дно прикрыли. — Даже очки, которые были на мальчике, и то, казалось, сверкали укоризненно.

Чучкин взглянул на донышко ведра, и тут же его забил легкий озноб. «П-л «Ромашка» — было написано там. Противопожарное ведро. Черт возьми! Как это он не обратил внимания? Теперь Степан Васильевич чувствовал себя, как школьник, которого уличили в очередной шалости.

— Ведро я нашел, — попробовал он выкрутиться.

— Где?

— Возле лагеря.

— Зачем же взяли? Отнесли бы в лагерь, — строгий мальчик так и сверлил глазами бедного Чучкина. — Идемте.

— Куда?

— Там разберемся.

— Да бросьте вы, некогда мне с вами в игрушки играться, — Чучкин попытался придать своему голосу нотки возмущения.