Догоняйте, догоняйте!.. - Никоненко Станислав Степанович. Страница 17

— А это что у вас? — проговорил еще один мальчишка и молниеносным движением выхватил у Чучкина листок, торчащий из кармана.

— Как ты смеешь… — напустился было на него Чучкин и осекся.

Мальчишка смотрел на него с явной издевкой: в руках у него был план, который нарисовала Степану Васильевичу дочка. Отпираться теперь уже просто глупо.

— Что ж, идемте! — с наигранной бодростью бросил «противнику» Чучкин.

Далее все было как на войне. Его привели в блиндаж, где на столбе слабо мерцал фонарь. Учинили допрос.

Вначале Степан Васильевич хорохорился. Даже пробовал отшучиваться. Однако терпения его хватило ненадолго.

— Ладно, — сказал он. — Поиграли, и хватит. Кто да что — какое вам дело! Отпустите меня, — Чучкин начал сердиться по-настоящему.

Некоторые из ребят отвели в сторону глаза, но строгий мальчик невозмутимо проговорил:

— Мы вас задержали как шпиона синих. Если б вы были в нашем лесу случайным человеком, мы вас давно бы отпустили. А теперь отвечайте: зачем вас послали синие и где ваш штаб?

— Не знаю я никаких синих, — бушевал Степан Васильевич. — И штаба никакого не знаю. Отстаньте вы от меня. Я к своей дочке приехал.

— К кому? — спросил дотошный очкарик.

— К Лене Чучкиной, — Степан Васильевич подумал, что это убедит собравшихся в том, что он говорит правду, и его тут же отпустят, но все лишь переглянулись.

— К Чучкиной?

— Вот именно, — резко отчеканил Степан Васильевич.

— Что же, — сказал очкарик, — она у нас тоже в плену. Устроим очную ставку.

«Она-то когда попала?» — подумал Степан Васильевич.

— Приведите Чучкину, — высунувшись за дверь, крикнул один из мальчишек.

И понеслось:»Чучкину… Чучкину… Чучкину».

«Ну вот, — обрадовался Степан Васильевич, — теперь все выяснится».

Леночка в сопровождении охраны вошла в блиндаж. Обвела всех холодным отчужденным взглядом.

Все глядели на нее. Леночка молчала, уставилась на огонек фонаря.

«Не заметила, — подумал Чучкин. — Не разглядела в полумраке».

— Лена, — шагнул он к ней, — скажи им, кто я.

— Кто вы? — не сразу проговорила Лена.

— То есть как кто? — Чучкин резко выпрямился, стукнулся головой об одну из балок.

— Я откуда знаю? — тихо, но твердо сказала Леночка.

— Скажи им, что я твой отец, и все.

— Вы мой отец? — Леночка коротко улыбнулась. — Никогда вас не видела.

Теперь все уже смотрели на Степана Васильевича.

— Да я… д-да ты… — зазаикался Чучкин и умолк: его душило негодование. Так подвести отца! Поставить его в такое положение!

— Все ясно, — сказал очкарик, — увести пленную.

Чучкина бросили в каземат — заброшенный сарай с кучей старой соломы. Сверху сыпалась труха, ползали мошки. Бррр!

Но самый неприятный осадок оставили допрос и очная ставка с дочерью. Как на судилище. Будь там взрослые — он бы поговорил с ними по-настоящему. А то ведь — нелепость какая! — одни дети. Правда, среди них затесался этакий крепыш лет двадцати пяти, и все к нему с уважением, что, мол, скажет «член военного совета». Тоже мне «член»! Да, с этим делом надо разобраться. Что за игры дурацкие! Хватают людей. Да еще ответственных. Никакого почета. А дочка, родная дочка! Знать не хочет отца. Впервые видит… Никакой, мол, он мне не отец. Вот это да! Это откровение! Двенадцать лет растил, и выясняется, что вовсе не его дочь.

К обеду война была окончена, и Степан Васильевич вышел на свободу. Он им покажет! Он задаст! Кому — Степан Васильевич еще не знал, но предполагал, что такие найдутся.

Предположения не заставили долго ждать.

— Иван Дмитриевич, у вас не лагерь, а действующий вулкан: бурлит, пыхтит, стреляет. Нет, чтобы организовать подледный лов, то есть… э-э… поход по грибы или сбор ягод. Вы устраиваете настоящую войну. И это называется культурным мероприятием! — Чучкин вынул из волос соломинку.

— Но, Степан Васильевич…

— Понимаю, понимаю. Хотите сказать, что хотя мы мирные люди, но наш бронепоезд… Не в этом дело. Что дает такая игра? Развращает сознание. Воспитывает звериные инстинкты, агрессоров каких- то растит.

— Вы не правы.

— Прав я или не прав, пусть решает завком. Я напишу все как есть. Пусть разбираются. Кстати, где этот самый ваш Ножкин?

— Не Ножкин, а Копытин. Вы физрука имеете в виду?

— Его.

Терентьев высунулся в окошко и крикнул проходящей вожатой:

— Лиля, Копытина позови, пожалуйста.

— Сейчас, Иван Дмитриевич!

Через три минуты в комнату входил знакомый уже Чучкину «член военного совета», заправляя на ходу в джинсы цветастую рубашку.

— Прибыл, Иван Дмитриевич.

Терентьев махнул рукой в сторону крепыша:

— Степан Васильевич, вот тебе и Копытин. Георгий Николаевич, — теперь он обращался к Жоре, — прошу отнестись с уважением к нашему высокому начальству. Расскажи о своей работе. Освети достижения, покайся в грехах, нуждами поделись. В общем, действуй.

Последнюю фразу Иван Дмитриевич говорил, уже закрывая за собой дверь.

— Куда же ты, Иван Дмитриевич? — вскричал Чучкин. — Ты бы поприсутствовал.

— Я сейчас, — донеслось с лестницы.

«Что за мода такая? — раздраженно подумал Чучкин. — Все куда-то исчезают. Все говорят: «сейчас»…

— К вашим услугам, — произнес Жора.

Ну-с, — сказал Чучкин. — Побеседуем, товарищ Копытин.

Жора сразу смекнул, что беседа не предвещает ничего хорошего, но тем не менее любезно улыбнулся:

— Всегда готов, Степан Васильевич. Хотите посмотреть межотрядные соревнования по волейболу или наше футбольное поле?

Чучкин опешил от невозмутимости этого наглеца. Футбольное поле! Волейбольный матч! Но сдержался:

— Для начала познакомимся с планом спортивных мероприятий.

«Вот оно, начинается», — с тоской подумал Жора и полез в задний карман джинсов. Чучкин пристально следил за его движениями. Наконец Жоре удалось с трудом извлечь сложенный вчетверо тетрадный лист в клеточку. Развернув его, Жора начал читать:

— Пятнадцатого июля — межотрядные соревнования по волейболу, а также тренировка сборной. Тренировка футболистов, пловцов. Шестнадцатого июля — товарищеская встреча по футболу между командами «Ромашка-1» и «Ромашка-2»…

Чучкин прервал его:

— Товарищ Копытин, я ведь читать и сам умею. Давайте сюда ваш листок. Я вижу, у вас не план, а филькина грамота. Мятый листок какой-то.

«Лучшая защита — нападение, — подумал Жора. — В такой ситуации все равно нечего терять».

— Вам не нравится? Вам нужно, чтобы аккуратно в тетрадочке было? Пожалуйста, — с этими словами Жора спокойно на глазах разъяренного Чучкина разорвал свой план сначала на два куска, потом, сложив их, увеличил число клочков до четырех, потом до восьми.

— Что вы делаете?! — воскликнул Чучкин.

— Уничтожаю план, который вам не понравился. Только и всего.

— Хор-рошо. Об этом будет доложено.

Это были последние слова Чучкина, обращенные к Жоре на территории лагеря.

Жора облегченно вздохнул.

«А план действительно нужно составить. Терентьев бы тоже сказал — филькина грамота», — самокритично подумал Жора, потрясая горстью клочков бумаги. Об изодранном плане он не жалел: тетрадный лист был чистым.

Домой Степан Васильевич ехал злой и голодный. Он даже не простился с Терентьевым и прямо зашагал к электричке. По дороге его нагнал заводской «рафик», знакомый шофер притормозил:

— В город?

— В город.

— Садитесь.

В «рафике» уже сидел один пассажир.

— Серега, — представился он.

— Степан Васильевич, — представился Чучкин.

— Вы у нас вроде ревизора сегодня были? — подмигнул Серега. — Правильно. Всех их надо на чистую воду.

— Это кого же? — заинтересовался Чучкин.

— Да всех. Жулье тут.

Степан Васильевич, было оживившийся, приуныл, поскольку почувствовал, что Серега склонен к преувеличениям.

— А конкретно?

— Конкретно трудно сказать. Вот примерчик вам. Про битлов слышали? Отличнейшую пластинку я достал. Пол Маккартни и Джон Леннон. По случаю. Выменял на бразильские подтяжки. Пропала. Ну, как сквозь землю…