Игра киллера - Бонансинга Джей. Страница 42

Джо просто продолжал говорить правду, потому что это уже не имело значения. Он знал, что не увидит ни суда, ни тюрьмы. В последних событиях его судьба прошла очистку, перегонку и выпаривание до двух неизбежных вариантов: во время этапирования в Чикаго он либо сбежит, либо будет убит очередным киллером.

– Который сейчас час, черт возьми?

Джо почесал шею, оглядывая отмытую до блеска камеру. Откуда-то издали доносился монотонный шум, и Джо предположил, что на улице дождь.

– Почти восемь утра.

С этими словами охранник открыл замок.

– Ни хрена себе!..

Джо потряс головой. Около полуночи ему дали кодеина, и он тогда отрубился начисто.

– Мне придется надеть на вас наручники, – сказал охранник с извиняющимся видом, разматывая цепочку и раскрывая браслеты.

– Что ж, работа такая, – отозвался Джо, вставая на ватные от лекарств ноги.

– Ну, вот мы и готовы.

Охранник надел браслеты на запястья Джо и пристегнул цепь к оковам на его ногах, скрепив всю конструкцию висячим замком. Джо пришлось согнуться, как обезьяне, и ходить стало чертовски неудобно.

– Теперь потихоньку вперед, – сказал охранник, вывел Джо за решетку и повел по коридору.

Тюрьма была фирменной с иголочки – серый ворс ковровой дорожки, блистающие белые стены, ландшафтные дворики. Пахло свежей краской и жесткими правилами. Джо плелся рядом с охранником, мечтая о чашке кофе и сигарете и гадая, какой еще зануда репортер к нему приперся. У конца главного коридора охранник мягко остановил его.

– Не то чтобы я к вам приставал, мистер Флад, – сказал охранник, – но мы тут с ребятами... в общем, хотели бы попросить вас сделать нам одолжение.

Джо поднял брови:

– Одолжение? Я – вам?

– Ага. Это, ну, секундное дело.

– Да ради Бога.

– Отлично! – Охранник повернулся к открытой двери и сунул голову внутрь. – Эрл, ты готов?

В одном из кабинетов послышался шум шагов, охранник снова повернулся к Джо.

– О'кей, мистер Флад, входите.

Джо вошел вслед за охранником в скромный небольшой кабинет, залитый светом неоновых ламп. На одной стене сплошь журнальные картинки с голыми девицами, с другой стороны зарешеченное окно и стенд с автоматическим оружием. У окна стоял еще один охранник постарше в такой же серой форме. Он был в очках с толстыми стеклами и держал в руках «Никон» с присоединенной вспышкой.

– Рад знакомству, мистер Флад, – сказал охранник постарше. – Вы не против, если мы сделаем пару снимков, чтобы было что дома показать?

Джо вытаращил глаза.

– Это всего секунда, – сказал молодой охранник и подвел Джо к цементной стене. – Так сойдет, Эрл? В кадр влезаем?

Звуки плача заполнили тесный сырой подвал единственного в Джерсивилле, штат Иллинойс, католического морга. Не то чтобы плач был таким уж необычным делом в похоронной фирме «Микелетта и сыновья» – эти стены видели свою долю слез. Причин необычности этих рыданий было две: во-первых, они доносились из комнаты бальзамирования. Во-вторых, они исходили от огромного мужчины, говорящего на ломаном английском языке и ни разу не бывшего в этом городке прежде.

– Синьор?

Тщедушный владелец стоял, сжавшись у бетонной стены позади, воздев руки и нервно кусая губы. Его звали Эдвард Микелетта, и он был одет в солидный синий костюм с розовой бутоньеркой. Лысая голова поблескивала в свете низких ламп.

– Я не стал бы вас беспокоить, – очень мягко произнес Микелетта, обращаясь к гиганту в другом конце комнаты, стоящему на коленях в свете флуоресцентных ламп, – но вас хочет видеть какой-то джентльмен и говорит, что это очень срочно.

Громадный сицилиец не отвечал. Он просто стоял на коленях, одними губами произнося беззвучную молитву, склонив голову ниже постамента, где лежало тело мертвого брата.

– Синьор... Похоронщик придвинулся на два шага и прокашлялся.

Бернардо Сабитини по-прежнему не отвечал.

Таким он был со вчерашнего вечера, когда появился здесь, весь покрытый кровью, неся труп брата. Микелетта не был специалистом по травматологии, но было похоже, что человек по имени Федерико умер от сильного кровотечения из огнестрельной раны кисти и небольшой рваной раны шеи, зацепившей яремную вену. Сперва Микелетта понятия не имел, в какую грязную историю вляпались эти двое, но когда тот, которого звали Бернардо, заговорил на ломаном английском, Микелетта сообразил, что это мафия. Он сам был вполне законопослушным американцем итальянского происхождения. Он никогда не лез в сомнительные дела и сейчас не хотел начинать. Но в конце концов Бернардо приставил десятимиллиметровый полуавтоматический пистолет к левой ноздре Микелетты, и дальше было сплошное «Да здравствует „Коза ностра“!».

Требования были вполне простыми. На своем запинающемся, да еще парализованном горем Inglese [21] Бернардо Сабитини попросил Микелетту обмыть тело и приготовить его к погребению. Без свидетельства о смерти, без документов, без сообщений властям округа, полиции или властям штата. Микелетта знал, что однажды такое случится и с ним. Но потом требования этого толстяка стали странными, необъяснимыми. Он велел Микелетте засунуть в горло умершего брата половину медальона Святого Иуды. Потом Бернардо потребовал, чтобы в жидкость для бальзамирования добавили его собственную кровь, а также святую воду из местной купели. Еще Бернардо потребовал, чтобы большой шрам на корпусе трупа был накрыт и запечатан воском свечи из ризницы местной церкви. А под конец толстяк итальянец вынул из бумажника смятый, пожелтевший и сложенный треугольником лист бумаги и вручил его Микелетте. Это была старая афиша итальянского цирка, объявление о параде уродов – «Лалу и мальчики на груди». На полинявшей бумаге был изображен красивый мужчина с усами, а из груди у него росли двое близнецов.

Бернардо приказал Микелетте запечатать эту бумажку в черепе Федерико и отправить труп в их родной город неподалеку от Палермо.

– Синьор, этот джентльмен ожидает вас наверху.

Микелетта придвинулся на дюйм ближе и теперь видел, что Бернардо яростно шевелит губами, шепча молитвы и похоронные литании. На таком близком расстоянии Микелетта уловил запах этого человека – смесь мужского пота, чеснока, пороха и одеколона «Аква Велва». А глаза его, блуждающие в тени под гробом, будто ища душу брата, сверкали от горя, может быть, даже от безумия.

– Синьор, прошу вас... Этот человек настаивает, что должен видеть вас немедленно.

Хозяин похоронного бюро уже был готов положить руку на плечо Бернардо, но вдруг замер. Увидев эти глаза, блестящие слезами, бегающие зрачки и шевелящиеся губы, он наконец понял, что именно делает Бернардо Сабитини.

Он говорил со своим мертвым братом.

– Синьор?

Бернардо поднял голову, и лицо его было лицом загнанного в угол зверя.

Микелетта шумно сглотнул.

– Я сказал этому человеку, чтобы он ушел, чтобы пришел позже, что здесь умер человек... – Микелетта стал заикаться, испугавшись за свою жизнь. Но он настаивает, paisano [22], настаивает.

Бернардо с большим усилием поднялся на ноги, суставы его хрустнули. На его куртке засохла кровь, а рубашка под ней промокла.

– Где этот человек?

– Он ждет вас в часовне.

Бернардо кивнул.

– Полицейский?

– Нет, синьор, не думаю.

Толстяк еще раз слегка кивнул, вышел из бальзамировочной и пошел вверх по лестнице.

Наверху Бернардо остановился и обвел взглядом фойе. Глаза его покраснели, в висках стучала кровь. Дверь в часовню была слева от фойе. Бернардо сунул руку в боковой карман и ощутил придающую уверенность вафельную рукоятку пистолета.

Потом он повернулся и вошел в часовню.

Там было пусто. На полу в беспорядке стояли складные стулья. На плитках опавшими листьями лежали программки последней службы. В дальнем конце часовни были открывающиеся в стене ворота – конечная станция для бедных граждан, ставших пищей для червей. Бернардо оглядел пустую часовню, нахмурил брови, шрам его подергивался. Что-то было не так.