В просторном мире - Никулин Михаил Андреевич. Страница 45

— Наташка, поедем со мной… Там хоть и морозы, но у меня шуба и валенки… Ничего…

— А у меня валенок нет, — сказала Наташа и, отойдя от Юрки, стала между Мишей и Гавриком.

Разговор невольно оборвался. Все четверо теперь молча прислушивались к голосам взрослых. Сейчас говорил майор:

— Ребята вот за этим окном, говорят, было у вас сельпо. Туда бегали за тетрадями и карандашами… Теперь там, как и кругом, — пустое место. Кто разрушил все это?

— Гитлеры! — вдруг ответил ему заикающийся, хрипловатый мальчишеский голос, вздрогнувший на звуках «л» и «р».

В шестом классе сразу узнали, что майору за все одноклассников ответил Саша Котиков. Он был много дней под сильной бомбардировкой и стал заикаться. Порок речи сделал его застенчивым и молчаливым, и потому в шестом классе заговорили:

— Сашка-то нынче какой разговорчивый! — обрадовалась Наташа.

— Запомнил фашистов на всю жизнь, — пояснил Гаврик.

…Против раскрытой двери шестого класса неожиданно появился майор Захаров. Круто повернувшись в сторону следовавших за ним Зинаиды Васильевны, Ольги Петровны, председателя колхоза и Валентина Руденького, он настойчиво заговорил:

— Товарищи, больше я в классы не захожу. Вы незаслуженно долго прощаетесь со мной. Потом же надо спешить на станцию… Да-да! И мне надо спешить и вам, Ольга Петровна!

И он с шутливой угрозой выставил руку с наручными часами.

— Но в шестой-то класс вы хоть на секунду да заглянете, — сказала Зинаида Васильевна, не сомневаясь, что майор сделает так, как она советует ему.

— Невозможное дело — не зайти к хорошо знакомым людям, — решительно отмахиваясь от слов майора, заговорил Алексей Иванович.

Майор повернул голову и увидел Мишу и Гаврика.

Показывая Мише и Гаврику свои часы, он сделал вид, будто щелчком сбил стрелки в обратную сторону, и, обрадовавшись этому, как находке, сказал:

— А вот теперь у нас есть время, чтобы попрощаться с друзьями!

Ступив через порог, майор остановился, задумчиво глядя на Мишу и Гаврика и одновременно прислушиваясь к оживленному, веселому разговору Алексея Ивановича.

— Товарищ майор, посмотрите в это окно, на бугор… и увидите тех самых коров, что они пригнали… А дальше, в степь киньте взгляд, где дым и пламя, там на конях свозят сорняки и жгут их.

У майора от этих слов вдруг на сердце стало так хорошо, что он растроганно заговорил:

— Да, Алексей Иванович, я вижу и коров и лошадей. Вижу, что колхозники жгут сорняки, а завтра придут туда тракторы поднимать зябь… Знаю, что до этого дыма — четыре километра, а от зари вы побывали там уже два раза…

— Откуда вы это знаете? — с шутливой недоверчивостью спросил Алексей Иванович.

— Френч ваш дымом здорово пропах, — ответил майор, кладя руку на плечо председателя колхоза. — Все вижу и скажу там, что вы не из таких, чтобы перед трудностями склонять голову.

Миша и Гаврик могли поручиться, что майор, глядя вдаль перед собой, думал сейчас о фронте, о пушках, об артиллерийской подготовке, и не удивились его словам:.

— Я о вас расскажу все, что знаю, артиллеристам. Обещаю вспоминать, когда из пушек будем бить по врагу.

Не привыкший говорить длинно, майор вдруг нахмурился. Быстро обшарив карманы кожаного пальто, он достал три новенькие записные книжки с вложенными в них карандашами. Одну он дал Мише, другую — Гаврику, а третью — Алексею Ивановичу.

— У больших хозяев всегда найдется что записать. Тем более, что вам, дорогие друзья, — обратился он только к Мише и Гаврику, — надо возрождать пионерскую организацию. Что и как надо делать, спросите у них, — оглянулся он на Валентина Руденького и на Зинаиду Васильевну. — Мы кое о чем уже договорились. Я знаю, что на вас можно надеяться и в самом трудном деле.

Он прощался с Мишей и Гавриком без снисходительности взрослого человека. Но под конец, когда покрасневший от нетерпения Миша сильно толкнул Гаврика и Гаврик, порывисто вздохнув, спросил: «Товарищ майор, неужели ж нам никак нельзя с вами на фронт?», он вместе со всеми засмеялся и, прежде чем выйти в коридор, успел обоим взъерошить волосы.

— Можно было бы на прощанье и мне сделать что-нибудь этакое, так у меня голова бритая! — с усмешкой сожаления проговорил он уже с порога и, сопутствуемый председателем колхоза, Ольгой Петровной и Руденьким, шумно зашагал в глубину коридора.

— Неужели мы его не увидим? — ни к кому не обращаясь, тихо проговорил Миша, не заметивший, что Зинаида Васильевна задержалась в классе.

— Нет, увидим. Только после. Непременно увидим, — заговорила она с той убежденностью и простотой, какой легко верят, и особенно ребята. Миша и Гаврик Зинаиду Васильевну видели только второй раз. Как и тогда, на правлении колхоза, где решался вопрос о посылке их в Сальские степи, в школу она пришла сегодня в солдатских сапогах, в ушанке. Попрежнему смуглое чернобровое лицо ее было худеньким, а карие глаза смотрели то строго и вопрошающе, то тепло и доверчиво. Видя перед собой расстроенных ребят, Зинаида Васильевна понимающе улыбнулась:

— Вы его еще сегодня увидите. Он пошел в правление и на станцию будет итти мимо школы. С ним пойдет и Ольга Петровна… А пока послушайте, о чем мы договорились с ним и с товарищем Руденьким.

И ребята услышали, что им, старым пионерам, нужно начинать возрождать школьную пионерскую организацию (пока только отряд) в коллективном труде, помогая школе и колхозу. Командовать отрядом, по совету майора, должны Миша Самохин и Гаврик Мамченко. Завтра или послезавтра они должны организовать поход к Песчаному кургану за сибирьками. И пусть им, прошедшим в бурю через Сальские степи со скотом, не кажется это поручение маленьким, пустячным. Тут надо отвечать за всех, за многих.

— Но почему надо итти за вениками? — огорченно спросил Гаврик.

— Гаврик, но ведь походом?! — зарумянившись, впервые заговорила Наташа Копылова.

— А если нужны веники, их же из сибирьков вяжут.

Зинаида Васильевна, подхватывая слова Миши, заговорила:

— Вы не слышали, на расширенном правлении колхозницы жаловались, что некогда за сибирьками ходить, нечем доты и землянки подметать… Да и нам двор надо расчистить так, чтоб ни соринки…

Из глубины коридора донесся обеспокоенный и веселый голос Ольги Петровны:

— Зинаида Васильевна, ученикам я наказала приходить через три дня, в понедельник. Сама ухожу! Вон и майор спешит из правления!

— Раз майор спешит, то и вам надо спешить… Чего не поняли, найдете меня и спросите, — сказала Зинаида Васильевна.

Ребята быстро вышли из школы.

Около террасы еще толпились малыши. Ольга Петровна, на бегу прикалывая берет к волосам, непривычно тоненько кричала:

— Товарищ майор, вы можете немножко потише?

— Ольга Петровна, вы идите прямо на станцию!

— Я вас догоню! — ответил майор и, повернув к мастерским, побежал, сверкая кожей тесноватого пальто.

— Миша, он к деду! Прощаться будет! — заволновался Гаврик. — Может, яром пробежим поближе, чтоб и не мешать и около побыть?

— А как же Наташка спрыгнет? — озадаченно спросил Миша.

— Миша, не знаю, как ты, а я так спрыгну…

Немедля она заложила свою ситцевую юбку так, что из нее получились цветные широкие шаровары, короткие, до колен. Зажав ладонями лицо и считая шепотом: «раз, два, три», она на каблуках, как на лыжах, скатилась под откос. Следом за ней покатились туда Гаврик и Миша.

Скользя по мягкой глине, Гаврик смеялся:

— Миша, а Наташка, как гражданка, щечки закрыла, а ногу не боялась подвернуть!

Со дна яра Наташа весело сказала:

— А тот гражданин, наверное, боится чуб растрепать, — и указала на Юрку Зубрикова, который, обходя яр, направлялся домой.

…Через минуту ребята были около мастерских. Сидя на обочине яра, поросшей застаревшим полынком, они слушали последний разговор майора Захарова с другим, близким их сердцу человеком, с Иваном Никитичем Опенкиным.

— Иван Никитич, как это старинные люди говорили: сначала надо пуд соли вместе съесть, а потом уж в друзья навязываться?