Зеленые каникулы - Коберидзе Карло. Страница 12

Барнаба с большим вниманием выслушивает непрошеных гостей, задает вопросы, старается узнать, кто направил покупателя… А потом как начнет честить и посылать куда подальше…

Мы с Гоги свернули к дому нашего приятеля Бидзины. Мать его вышла на веранду: нет, говорит, Бидзины дома. Мы обошли двор, смотрим, Бидзина пристроился на ступеньке лестницы и… Нам стало неловко — у меня даже уши запылали. Мы испугались, как бы он нас не заметил, и удрали. Не знаю, правда ли, но ходят слухи, будто Бидзина стихи сочиняет… На что человек время тратит! Сыграл бы лучше с нами партию в шахматы! Раньше не бывало с ним такого, гостеприимным считался, а в последнее время, как надумал стихи сочинять, пропал человек!

Идем с Гоги, думаем, к кому бы еще заглянуть.

— Скажи мне, Рати, — говорит вдруг Гоги, — ты Лелу больше не любишь?

— Люблю, только… Эх!

— Почему не объяснишься?

— Она не бывает на Алазани, меня в деревне нет…

— И ни разу не признавался ей?

— Ты что! В день три раза объяснялся, все равно ничего не получается! Говорит: «Не люблю я тебя!»

— А ты что?

— «Как же быть, говорю, что я могу с собой поделать?» А она: «Ну и люби, кто тебе мешает!» Такой чудачке двадцать тысяч раз надо объясниться, иначе не заставишь себя полюбить!

— Крепкие у тебя нервы!

— А ты как думал! Позволить ей сказать, что я уже отступил? Пускай только не пообещает полюбить меня, изобью ее братца! Ух, ну и жара! Пошли к нам.

— Не думал, что у тебя такой твердый характер! Пошли лучше к нам.

— Ладно, пошли. А почему ты о себе не расскажешь?

— А что о себе рассказывать?

— Тебя любит Зизи, знаешь про это?

— Правда?

— Клянусь! Сама мне сказала: намекни ему, говорит, интересно, что скажет.

— Это называется, намекнул?

— А как надо было сказать, по-твоему?

— Постепенно подготовить меня, между прочим… Зизи, говоришь? Да она ж по пояс мне!

— Что вы тащитесь? — услышали мы вдруг. Это отец Гоги, дядя Дато, крикнул. — Поживей не можете?

А мы и не заметили, как во двор к ним зашли.

— Где пропадали? — спрашивает мать Гоги.

— На рыбалке были, тетя Сона.

— Воображаю, какой у вас улов, — смеется дядя Дато. — По вашему тощему виду сразу скажешь — крепко проголодались! Сона, накорми-ка ребят поскорей…

15

И снова мы с Мерцхалой в тени известного вам орехового дерева. Все тут сегодня, весь народ собрался. И дядя Гиорги, и Лексо, и наш бригадир — тот самый, что кричит, надо или не надо. Дядя Сико поздоровался со мной за руку.

— Премного тебе благодарен, Рати, за работу. Уважил ты меня, очень уважил, прямо сказать — выручил! Пока земля носит, хвалить тебя не устану. Упаси бог от беды, но, если понадобится что, нужда будет какая, не стесняйся, ты теперь мне как сын родной!

— И я хотел то же самое сказать, Сико, — начал агроном. — Очень мы тебе все благодарны, Рати! И бригадир доволен тобой, правда, Лексо?

— Верно вы говорите, обязал он нас и уважил! А теперь пусть Никора скажет свое слово! Рати как-никак врача к нему привел, ногу вылечить помог!

Все захохотали.

— Пропади он пропадом! — рассердился Никора. — Видеть не хочу бестолкового! Вы его расхваливаете, а спросите-ка меня! По деревне пройти не могу, все насмехаются!

— Кто это смеет над тобой смеяться? — возмутился дядя Сико. — Скажи, кто? Жизнь заставлю того клясть! Почему молчал до сих пор?

— Не решался сказать.

— Ладно, об этом после поговорим! — И опять повернулся ко мне: — Рати, с сегодняшнего дня можешь бегать и играть сколько хочешь. И хлеб собрали, и виноградники опрыскали. На днях аванс начнем выдавать и тебе тоже отсчитаем.

Сказать, что я не обрадовался, так вы же не поверите!

Солнце клонилось к закату, и я собрался в путь. Заехал в наш виноградник. Отец лозы окучивал. Дай, говорю, помогу тебе. Смеется — иди отдохни! Я накосил немного травы Мерцхале у дороги и прилег вздремнуть.

А вечером еду домой и окликаю всех:

— Здравствуй, дяденька!

— Расти большой, Рати! Домой катишь?

— А куда еще!

Проеду немного и:

— Здравствуй, Нино-бабушка!

— Расти и здравствуй, сыночек Рати! Что-то рано для тебя субботний вечер настал?

— Опрыскали виноградники, нечего мне там больше делать!

— Хороший ожидаете урожай?

— Навалом будет винограда, навалом!

— Дай-то бог!

Я переехал железную дорогу. Глянул в сторону станции… Э-э, да ведь это Дато развалился в тени забора!

Я остановил Мерцхалу.

— Дато!

Он поднял голову, вскочил и раскрыл объятия.

— Привет, Рати!

Я подскочил к нему. Мы обнялись.

— Как ты, Рати?

— Как твердый орешек! А ты как? С чего такой белый?

— В городе жил, по тенистым улицам ходил, там иногда за весь день лучик солнца тебя не коснется!

Он поднял чемодан. Мы поставили его на двуколку и сами забрались на нее.

— Как у нас дома, все в порядке? Как мои родители?

— Так, как тебе хотелось бы! Соскучились без тебя.

— Вот я и возвращаюсь.

— А где твой второй чемодан?

— Какой второй?

— Тот, что отсюда увез.

— А-а… В городе оставил; скоро опять туда ехать, чего было зря всю одежду таскать домой.

— Поступил, значит! Я сразу смекнул, раз меня дождался, по ущелью не поднялся в деревню.

Он улыбнулся и покачал головой:

— А я и не вспомнил про твое условие.

— Ладно! Скажи лучше, втиснулся на филфак?

— Мое слово — закон!

— Погнать Мерцхалу быстрей?

— Это почему?

— Порадуем твоих! Я вчера вечером к вам за топориком заходил, так мама твоя сказала: «Не знаю, что и делать, хоть в воду кидайся, от Дато никаких вестей!» Ты бы телеграммку прислал. Неужели трудно было? И отец твой расстроен. Мрачный такой. Нет, говорит, времени, а то съездил бы в город, отлупил негодника…

— Да, виноват я, — признал вину Дато. — Думал, неожиданно заявлюсь, удивлю их, порадую.

— Обрадоваться, конечно, они так больше обрадуются, а все-таки нечего было их мучить.

Уже в деревне Дато спрыгнул с двуколки, зашагал рядом.

У нашего родника повстречался Гиви. Откуда он тут взялся? На другом конце деревни живет! Увидел он Дато и поздоровался, словно лучший друг-приятель, а потом пулей в сердце угодил мне.

— Побегу, — говорит, — Дато, порадую твоих!

Может, шутит, думаю.

— Смотри издали начни, а то ляпнешь сразу — еще в обморок упадут от радости!

— Столько-то я соображаю!

И побежал. Ну и бессовестный!

— Гиви, погоди! Постой!

Он остановился.

— Чего тебе?

— Между прочим, я от самой станции везу Дато! С чего это ты рвешься к награде за радостную весть, а? Иди сюда, присмотри за Мерцхалой.

Гиви заулыбался и вскочил на двуколку.

Я глянул на Дато, он тоже улыбался.

16

Пройдет неделя, всего одна неделя, и зазвенит звонок нашей школы. Все слышат его по-разному, для всех он означает разное. Для мамы — будить нас пораньше и быстро готовить нам завтрак; для отца — выходить из комнаты на цыпочках: не разбудить бы детей до времени; дедушке напоминает давнее — он крестится, когда звонит звонок. А для нас он все! Все! И пусть каждый понимает как хочет. Но я бы хотел, чтобы для всех он звучал так, как для меня.

Дато едет завтра в город. Подвезу его к станции и проторчу там еще часа два, встречу Нанули — она возвращается из лагеря.

Манана у тети, ей шьют школьную форму. Гага и Гиги возятся во дворе. В их глазах я самый сильный, самый справедливый. Я и сам такого теперь держусь мнения, да что с того, другие сомневаются… Ну и пусть…

Утром председатель окликнул меня; зайди, говорит, вечером в правление, деньги получи. Деньги, понятно, возьму, но стол для пинг-понга покупать не собираюсь. Зачем? Ведь Дато мне насовсем отдал свой.