Мирка - Адлова Вера. Страница 20
Вот бы узнать, кто все это придумал! Если Мак, то я его до самой смерти не хочу видеть! Да еще этот мотороллер… Как он только мог такое сделать? Об этом я Вацеку рассказать не смогу. Никому, никому я не смогу об этом рассказать, никогда!
Ушел бы, что ли, Вацек в свою темную комнату. А то он смотрит на меня, наверняка смотрит на меня. Подите вы прочь, товарищ Вацек, идите прочь! Если бы этот Вацек не был такой хороший…»
Товарищ Вацек на Мирку не смотрел, он рассматривал свои работы, но думал он о Мирке.
«Кажется, это хорошая девушка, сообразительная, надежная, проворная. Что с ней случилось? Неужели ей у нас не нравится? Или что-нибудь дома… Плачет. Что же делать? Довериться мне она не хочет, а сам я выспрашивать не буду».
«Я должна была обо всем рассказать маме или хотя бы Зденеку. О мотороллере — нет, это очень неприятно, они еще подумают о Маке, что… но о поездке — определенно. Мак Зденека послушает. Пусть он считает меня ябедой, но это неправда, я не хочу, чтобы с ними что-нибудь случилось…
А может быть, просто рассказать отцу? Нет, он рассердится, у него крутой характер. Но мама — она бы, пожалуй, все уладила. Сколько же сейчас времени?»
Мирка повернулась к дверям, над которыми висели электрические часы. Мельком бросила взгляд на Вацека. Он смотрел на нее, словно хотел просветить ее рентгеном, — спокойно и мудро, иногда на нее так смотрел отец. И Мирка тут же принялась за работу.
«Только десять, еще целый час — шестьдесят минут. В час ребята хотели выехать. Что же мне делать?»
До одиннадцати часов Мирка тысячу раз задавала себе этот вопрос. Она уже сказала «до свидания» товарищу Вацеку, уже пробила карточку, уже прошла через бледно-голубые ворота и все еще не знала, что она должна делать.
Старая узкая улочка была полна грохота от оживленного движения транспорта. Трамваи дребезжали, словно у них не было колес и они волочили свои железные животы по булыжникам мостовой. На подножках висели люди; почти задевая их, проносились автомобили. На перекрестке, где сходились четыре улочки, суматоху усиливали люди. Они вываливались с предприятий, заполняли магазины, задерживались на остановках, не вовремя переходили улицы, мотались между автомобилями.
Тормоза автомашин скрипели и рыдали, шоферы ругались, и Мирка ясно представляла себе Мака среди такого же дикого движения, — как он бледнеет, стискивает зубы и вместо тормоза нажимает на газ, их машина проносится, как вспугнутый конь, и врезается прямо в трамвай… От страха Мирка зажмурила глаза. Спешащие люди натыкались на нее, она чувствовала, как по ногам ее бьют сумки озабоченных хозяек, слышала, как они ругают ее.
В эту минуту она решила, что должна, должна вмешаться!
Мирка добежала до трамвая, втиснулась в вагон. Она чувствовала, как бешено колотится у нее сердце. «Только бы отца не было дома! Нет, сегодня у него занятия в милиции. Зденек тренируется… Почему трамвай тащится так медленно? Если бы у мамы было хорошее субботнее настроение и Пепик был еще в садике! Только бы она мне не сказала: «Девочка, дорогая, а мне-то какое дело, каким его Ярмила вырастила, таким пускай и получает. Если она смогла купить мальчишке мотороллер, значит, она за него не боится. А чего же тогда бояться мне?..» Нет, так мама наверняка не скажет. Но что она сделает, что вообще еще можно сделать?»
Поднимаясь по лестнице, Мирка перепрыгивала через три ступеньки. Быстро открыла дверь и приготовила первую фразу… Но что это? Почему в кухне не включено радио? Мама его включает, как только открывает дверь кухни. Почему не слышно ударов половника о края кастрюль? Тишина, и послеобеденные запахи улетучиваются через открытое окно. На столе Мирка заметила листок бумаги, прислоненный к солонке. У нее подкосились ноги… Тишина навалилась на нее, оглушила, словно рев сирен, от тишины веяло ужасом. Мирка со страхом приблизилась к листочку. «Мне пришлось пойти на работу. Обед в духовке. Мируня, выглади папе рубашку, белую, особенно тщательно воротничок. Пепика возьми из сада в два. Мама».
Мирка заплакала. Именно сегодня мама должна была пойти на работу! Именно сегодня! Мирке это показалось бесчеловечным, злым, жестоким. Что теперь? Не лучше ли плюнуть на все, пускай эти ненормальные мальчишки разбиваются…
«Ведь я их предупреждала, у них тоже головы должны работать, ведь они не дети… — Мирка устало вздохнула. — Если бы я знала, кого мама заменила и ездит ли она на двадцать первом, как обычно. Уже полдень. Если я ее не найду…»
Снова сломя голову, через три ступеньки — на улицу.
«Нет, я не сошла с ума, пани, не смотрите на меня так. С вами ведь ничего не случилось… — Во весь дух на трамвай. — Нет, все напрасно, я оставила дома проездной. Да нет же, глупая гусыня, ты держишь его в руке! Как это сказал Вацек?.. «Дождливое утро». Он прав. А теперь самое главное — быть внимательной. Не пропустить диспетчера. Почему у меня так бешено стучит сердце? Ну и выгляжу я! Если бы меня увидел отец!..
Двадцать первый!
Только бы не опоздать!»
— Пан водитель, извините, вы не знаете, на каком ездит Весела, ну, знаете, моя мама?
— О драгоценная! Сегодня суббота. Сегодня мы работаем не по графику. Едем с нами, у моста стоит диспетчер, он тебе скорее скажет.
Отличная идея!
— Спасибо, пан водитель.
Мирка протискивалась между узлами и рюкзаками дачников, спотыкалась о чемоданы и сумки, она хотела пробраться к окну, чтобы не прозевать маму, если та случайно поедет навстречу.
«Я могла бы пойти к ребятам сама, я знаю, где они соберутся, но они меня высмеют, они меня не послушают… Я должна найти маму!»
Перегруженный трамвай двигался с ужасным шумом. Мирка прижимала нос к стеклу. Чего бы она сейчас не сделала, только бы в идущем навстречу трамвае увидеть маму! Никогда она не казалась ей такой красивой и такой милой. Вот она сидит у своего пульта с рычажками и кнопками, уверенная, спокойная, внимательным взглядом изучая путь перед собой, она видит все впереди, вокруг себя и за собой и едет, золотая моя мама…
Трамвай громыхает к мосту.
«Будет ли там диспетчер? Он должен там быть, ведь сегодня суббота, а в субботу на этой трассе всегда ужасная неразбериха. Он там! Этот меня знает».
— Пан диспетчер, вы не скажете, на котором ездит моя мама?
— Ты что, ее не видела? Как раз на том, который выезжает с противоположной станции. Не сходи с ума, девочка! Ты ее не застанешь и не пытайся!
«Как же я могла ее прозевать? Вот уж, действительно, обалдеть можно! Мама едет на Жижков. Кто знает, когда она вернется, возможно, уже будет поздно. Я действительно сойду с ума».
— Что мне делать, пан диспетчер? Я должна маму перехватить! Иначе произойдет несчастье!
— Прыгай здесь на семнадцатый, может быть, и догонишь ее у Ираскова моста.
Мирка даже не поблагодарила, вскочила через заднюю дверь в семнадцатый.
— Ай-я-яй! Девушка, через заднюю не входят, — сделал ей замечание кондуктор.
Мирка знает, что через заднюю дверь не входят, но нельзя же было пропустить трамвай!
«Если бы кондуктор знал, какие у меня заботы, он бы не пикнул. И какая я ему девушка? Моя мама водит трамвай — значит, мне можно».
— Я знаю, извините, пожалуйста.
У моста Палацкого, между двадцать первым и семнадцатым, вклинился еще один трамвай.
«Проклятая старая шкатулка! Теперь уж мне маму не догнать. И мама мне уже не сможет помочь, она уезжает на противоположный конец Праги. Но я должна ее догнать! На конечной я ее захвачу. По дороге назад я ей все объясню, а что дальше? Разве мама может оставить трамвай и носиться по городу за ненормальными мальчишками? Что же мне делать? Может быть, поехать к Бартам, но ведь Мака я уже не застану — он на пути в гараж, и маме Михала я не смогу ничего сказать, у нее своих забот хватает».