Маленькие бродяги - Родари Джанни. Страница 7

Дядя Винченцо высунул голову из фургона.

— К вашим услугам, синьор лейтенант, — сказал он, фальшиво улыбаясь.

Такую неприятную улыбку Франческо уже однажды видел у него. Это было в тог день, когда Винченцо впервые говорил с их матерью.

— О, я вижу, вы привезли мне этих бедняжек! Должно быть, они заблудились в городе. Знаете, это бывает с ребятами… Заиграются, заглядятся…

— Не болтайте зря! Ребята говорят, что они ваши племянники. Это правда? У вас есть документы?

— Ну, конечно же, племянники. Кто же ещё, синьор лейтенант? И, к сожалению, они сидят на моей шее. Отец у них умер, они дети сестры моей жены. Не мог же я дать им помереть с голоду! Я христианин. Я взял их с собой, чтобы сделать доброе дело.

— Ладно, ладно… Разрешение есть?

— Всё в полном порядке, синьор лейтенант. Вот это бумага для отметок, это — разрешение моему брату продавать корзины, это — на фургон… Видите? Вы знаете, сколько денег я потратил на эти бумажки?

— Вылезайте! Живо! — сказал полицейский ребятам.

Они вышли из машины, не поднимая глаз. Полицейский взял за локоть Доменико и, посмотрев на него внимательно, спросил с неожиданной добротой:

— Кто это? — Он указал на дона Винченцо.

Доменико молчал.

— Кто? — не повышая голоса, повторил вопрос полицейский.

— Дядя Винченцо, — ответил мальчик слабым голосом. Освободившись от руки полицейского, он пошёл к фургону, возле которого стоял дядя Филиппо, молча смотревший на него.

Полицейский разочарованно вздохнул. Анна слышала, как он прошептал своему приятелю:

— Пусть у меня руки отрежут, если я поверю, что эти ребята — его племянники.

Полицейский окинул испытующим взглядом дядю Винченцо, который стоял поодаль, согнувшись в полупоклоне, всё с той же напряжённой улыбкой на губах.

— А что мы можем сделать? — ответил другой. — Мы и так потратили на них много времени. Поехали!

— Будет лучше, если вы уберётесь отсюда, да поскорей! — крикнул полицейский дяде Винченцо уже из машины.

— Ну конечно, синьор лейтенант! Мы вот-вот тронемся. Мы остановились здесь, чтобы только лошадь передохнула. А направляемся мы в Турин, к брату. Он обещал нам найти работу.

Полицейский не слушал его. Машина резко рванулась вперёд и мгновенно скрылась за поворотом.

Дядя Винченцо облегчённо вздохнул и сплюнул в сторону уехавших полицейских. Потом он обернулся к ребятам и сказал спокойным голосом, в котором, однако, слышалась скрытая угроза:

— За всё это вы ещё расплатитесь! Но вы правильно сделали, что не выдали меня. Кстати, запомните, если со мной что-нибудь случится, ваших родителей тоже посадят в тюрьму. Так что лучше этим не шутить. Где вы шатались сегодняшнюю ночь, — это ваше дело. Но как бы там ни было, имейте в виду, вам нужно зарабатывать на хлеб и выплачивать мне долг. Выкладывайте деньги!

Анна и Франческо молча вручили ему. деньги, собранные подаянием. Они ничего не сказали о серебряных монетах, которые похитил у них Альбинос. И тот, в свою очередь, конечно, тоже промолчал, ограничившись одобрительным кивком головы.

Через полчаса они уже были в дороге. Анна простодушно болтала с Андрео и Амалией, которые, разинув рты, слушали рассказ об их удивительных приключениях. Доменико с поникшей головой плёлся следом за дядей Филиппо. Франческо чувствовал странную пустоту в желудке. Впервые он понял всю серьёзность их положения. Значит, нечего и думать о возвращении домой. Надо идти за хозяином туда, куда он пожелает. Пока до Турина. Кто знает, где этот город и сколько времени нужно, чтобы наконец дойти до него!

Перед глазами Франческо лежала бесконечная белая шоссейная дорога. И вся Италия в его детском воображении представлялась ему такой же белой, бесконечной дорогой, которую надо пройти из конца в конец.

«Ладно, — подумал он, — поживём пока с дядей Винченцо, отработаем наш хлеб. Но с Альбиносом мы ещё сведём счёты!»

Он чувствовал, как вся кровь бурлит в его жилах при одном воспоминании о нанесённой обиде.

— Ладно! Мы ещё посмотрим! — твердил он про себя, сжимая кулаки.

* * *

Они шли через весь полуостров от Рима до Марке, и непрерывно перед глазами у них тянулась белая длинная дорога. Лишь изредка мелькал город, где надо было часами просить милостыню, и снова пыльная дорога без конца и без края. Только один раз за весь этот трудный и долгий путь произошло событие, которое трудно было забыть.

Случилось так, что, проходя мимо одной деревни, Анна, Франческо и Доменико немного отстали от фургона. Вот уже кончились домики, а у них было собрано мало — всего двадцать пять лир. Но так как фургон ушёл вперёд, им пришлось ускорить шаг.

Они не заметили большого светлого и чистого здания до тех пор, пока не оказались перед самыми его воротами. Здание стояло посреди двора, около него весело играли человек тридцать мальчишек и девчонок. Это была школа. Маленькие бродяги остановились, внимательно разглядывая учеников. Почти тотчас от играющих отделилось несколько ребят; они нерешительно и осторожно приблизились к Анне, Франческо и Деменико.

— Это бродяги! — закричала одна из девочек. — Не подходите к ним! Это бродяги!

Эти слова, словно кнут, больно ударили Доменико. Он отпрянул назад. Его всего передёрнуло от этого крика: «Не подходите к ним, это бродяги!»

К МОРЮ

Ученики, снедаемые любопытством, толпились у ворот, рассматривая маленьких бродяг. Потом позади них появилась пожилая синьора, очень спокойная и серьёзная, с седеющими волосами, с чёрным платочком на плечах… Все расступились. Один из ребят, самый маленький, должно быть, для храбрости, взял её за руку.

— Добрый день! Вы издалека? — обратилась учительница к Анне, Франческо и Доменико. Она приветливо улыбалась.

Ребята не отвечали.

— Они такие же деревенские дети, как и вы, — объяснила учительница. — Они, должно быть, с юга Италии. Наверное, их село пострадало от войны…

Это было не совсем так, но Анна кивнула головой в знак согласия: ей хотелось сделать учительнице приятное. Да и кроме всего это было не так уже далеко от истины.

— Как вас зовут? — опять спросила учительница.

Анна ответила за всех троих.

Франческо и Доменико тоже осмелели: ещё никто не говорил с ними так ласково, даже мать — ведь она была больна и слишком сурова от вечных забот.

— Я училась в школе, — сказала Анна, — Я кончила первый класс. А вот они нет. Они никогда не ходили в школу.

— А ты умеешь читать? — спросила учительница.

— Думаю, что да… Я любила ходить в школу… Но у меня не было ни ботинок, ни фартука, и потом нужно было помогать тёте нянчить малышей… Вот я и перестала учиться.

Кто-то из учеников рассмеялся, показывая пальцем на Франческо и Доменико:

— Они никогда не ходили в школу, не умеют ни читать, ни писать! Они неучи!

Учительница укоризненно покачала головой.

— Они не виноваты. Если бы они могли учиться, быть может, они учились бы лучше вас. Правда? — Она наклонилась к Франческо, и он кивнул ей головой.

— Разве у тебя нет языка?

— Есть, — ответил Франческо.

— Хотелось бы тебе научиться читать?

— О, ещё бы! Но только как?

— Что ж, тебе поможет Анна… Она будет твоей учительницей.

— Ну, какая я учительница!.. Я всё уже сама забыла.

— А я дам вам букварь, и ты всё вспомнишь, — продолжала учительница.

— Если Альбинос увидит букварь, — сказал Доменико, — он бросит его в огонь.

— Кто это — Альбинос?

Франческо объяснил. Закончив рассказ, он с удивлением увидел, что у некоторых учеников навернулись на глаза слёзы: таким грустным показался им этот рассказ.

А ему, Франческо, всё, что случилось с ним, с Анной и Доменико, казалось таким обычным. Но странно, что, глядя на этих ребят, у которых были и дом, и родители, и чистая школа, и двор для игр, и хорошая, добрая учительница, Франческо не чувствовал ни зависти, ни горечи.