Гнилое яблочко - Бернс Т. Р.. Страница 18

Я нажимаю на мигающий значок с камерой, и включается видео. Мальчик держит в руках что-то вроде крошечных жестяных чашек. Одну он кладет на кончик большого пальца, другую – на кончик среднего и щелкает. Из-под пальцев выскакивает серебряная искра. Интересно, знает ли о такой штуке Лимон? Я останавливаю видео и читаю дальше.

Я закрываю письмо. Лимон все еще занят готовкой; я отмечаю про себя, что надо не забыть сказать ему про суперискромет, и иду умываться и одеваться. Когда я выхожу из ванной, солнце уже встало, а завтрак готов.

И Лимон не шутил: буррито действительно мировой. Внутри у него яйца, сыр и три вида фасоли. Он так хорош, что, когда я опустошаю тарелку и Лимон предлагает мне еще один буррито, я соглашаюсь.

– Ты дома много готовишь? – спрашиваю я, когда он разом разбивает два яйца.

Он кивает.

– У нас старая газовая плита. Чтобы ее разжечь, нужны спички. Готовка для меня – единственный способ играть дома с огнем и не бесить при этом родителей.

Я вспоминаю о вчерашнем разговоре с Элинор.

– А у вас хорошие отношения? – спрашиваю я. – У тебя с родителями?

– Смотря что ты имеешь в виду под хорошими отношениями. – Он приподнимает сковородку и подкидывает яичницу.

– После того как ты приготовил еду, вы садитесь ужинать вместе? И, ну, разговаривать?

– Да. Постоянно. Когда мы заканчиваем с ужином, мы еще немного разговариваем. А потом еще немного. – Он вываливает в сковородку банку фасоли. – Мои родители помешаны на общении. Никогда не умолкают.

Я думаю, не из-за этого ли Лимон здесь все время помалкивает. Может быть, ему нравится, когда его не принуждают постоянно к разговорам. На всякий случай я не задаю больше вопросов. Я молча смотрю, как он готовит, и благодарю его, когда он протягивает мне новый буррито.

Я как раз заканчиваю вторую порцию, когда Лимон проверяет почту.

– Оу, – говорит он. – Сегодня с утра в библиотеке урок биологии.

– Что в этом плохого? – Я облизываю пальцы.

– Библиотека в другом конце кампуса. И мы должны были там быть десять минут назад. – Он швыряет планшет на кровать. – Пора выходить.

И мы выходим. Вернее, идет Лимон, а я, отягощенный двумя с половиной кило буррито у себя в желудке, еле-еле тащусь за ним, пыхтя и отдуваясь. Он уже успевает занять место в библиотеке, когда я добираюсь до входа.

Я останавливаюсь перевести дыхание и заглядываю внутрь сквозь двойные стеклянные двери. Мои одноклассники рассыпались по просторной комнате: кто-то сидит за столом, кто-то устроился на диванах и стульях. Они склонили головы над книгами и тетрадками. Здесь же работают несколько старших студентов, но никто из них не тянет на учителя или библиотекаря. Мне кажется, будто все ведут себя слишком хорошо для озорников, оставленных без присмотра, но потом я вижу возле входа бегущую строку:

Наконец я перевожу дух и вхожу. Лимон сгорбился в кресле на другом конце комнаты и закрыл глаза, так что я на цыпочках крадусь к ближайшему однокласснику – Абрахаму Хансену, Мастеру баллончика.

Я хлопаю его по плечу:

– Прости, ты не мог бы…

– Тсс!

Я поднимаю взгляд. Девочка за соседним столом смотрит на меня и качает головой.

– Прости, – бормочу я.

Она возвращается к своей книжке, а я – к Эйбу. Он показывает мне блокнот. Страница изрисована картинками в рамочках, будто в комиксе. На первой картинке трое человечков сидят за столом и читают. На второй в комнату входит еще один человечек пониже ростом. Вместо рта у него тонкая черта, приподнятая с одной стороны, будто он ухмыляется. На третьей картинке человечек, который теперь взгромоздился на стол, прижимает ручки-палочки к груди и задирает подбородок. Из его открытого рта выходит темное клубящееся облачко, вокруг которого змеится надпись: «Буэээээ!» На следующей картинке человечки, охваченные ужасом, убегают прочь.

Эйб опускает блокнот, пишет над ядовитым облаком: «5 штрафных очков» – и снова поднимает.

– Я не уловил, – признаюсь я. – Значит, нам нужно…

– Тсс!

Эйб переворачивает страницу, и я вижу еще одну серию рисунков. Она очень похожа на предыдущую – за тем исключением, что облачко вырывается у человечка не изо рта, а из того места, которое по идее представляет собой его зад. Рядом с эти облачком Эйб пишет: «10 штрафных очков».

Затем, как будто вселенная почувствовала мое смущение, тишину в библиотеке разрывает шум – нет, рев. Я подпрыгиваю. Эйб закрывает уши. Девочка за соседним столом дергается, будто ее ударили в живот. Звук продолжается не дольше пяти секунд, но они кажутся днями.

Когда он стихает, раздаются смешки. Шепот. Все, включая меня, оглядываются в поисках виновника.

Все, кроме Самары, нашей учительницы биологии. Она стоит возле высокого книжного шкафа с ярлыком «Самые знаменитые смутьяны в истории человечества». Когда наши взгляды встречаются, она кивает на дверь позади себя, а потом исчезает за ней.

Я не знаю, что ей нужно, но все равно следую за ней в кладовку. Все эти телесные звуки выбивают меня из колеи, и я согласен под любым предлогом убраться от них подальше.

– Ты опоздал, – говорит она, когда я закрываю за собой дверь.

– Я знаю. У моего соседа по комнате были кое-какие проблемы, а потом мы завтракали, и…

– Хватит. – Она поднимает руку. – Обычно я не терплю опоздавших – неважно, кто они такие. Но раз уж Анника считает тебя чудо-ребенком, я окажу тебе огромную услугу и введу тебя в курс дела.

– Спасибо, – говорю я, стараясь не зацикливаться на словах о чудо-ребенке.

Она закатывает левую штанину. Чуть ниже колена к ноге примотан серебристый мешочек. Она поднимает правую ногу и ударяет по мешочку каблуком.

По кладовке разносится урезанная и смягченная версия звука, который мы только что слышали в библиотеке.

– Подушка-пердушка? – спрашиваю я. – Вот откуда взялся тот звук?

Она заворачивает джинсы обратно, и мешочек исчезает из виду.

– Неважно, сколько тебе лет. Телесные звуки, настоящие или фальшивые, действуют безотказно. Если их правильно использовать, они становятся одним из самых страшных оружий в борьбе со взрослыми, которые пытаются тебя контролировать. Один-единственный неожиданный звук лишит твоих родителей памяти и рассудка в десять раз эффективнее, чем любая истерика. – Она смотрит на меня. – На этом уроке тебе надо заработать двадцать штрафных очков. Рыгание дает пять очков, пер…

– Все остальное дает десять, – быстро заканчиваю я. Это слово напрягает меня даже больше, чем само действие. – Я знаю. Но у меня нет подушки-пердушки.

– Это Kилтер-пакет. И его больше ни у кого нет.

Я широко распахиваю глаза:

– Вы что, хотите сказать, что мы должны… что я должен… Перед всеми этими людьми я должен…

– Тебе не обязательно это делать. Просто издавай звуки. Желательно – так, чтобы никто не знал, что это ты.

Она обходит меня и открывает дверь. Я выхожу следом, еле волоча ноги. Когда дверь закрывается, я заставляю себя повернуться лицом к притихшей библиотеке.

Об этом задании даже подумать стыдно, но мне все еще хочется произвести на Самару хорошее впечатление. В конце концов, она мой учитель, и надо же с чего-то начинать. Так что я нахожу в углу одинокий шезлонг, поворачиваю к стене и забираюсь в него.