Витя в тигровой шкуре - Никитенко Камилла Алексеевна. Страница 8

Генка, конечно, смотрел, какая погода. Ну, чтобы узнать, надо ли надеть галоши и можно ли уже сегодня, например, удрать без пальто. И вообще, чтобы в Свердловске был климат, Генке в голову не приходило. Климат бывает в учебнике! Его надо учить, а то двойку поставят. Ну, скажите на милость, какой климат может быть дома?! В Свердловске?! Другое дело, если бы ветер был не просто ветер, а какой-нибудь муссон!

Он обвел класс растерянным взглядом. У большинства ребят лица были недоумевающие. Они и сами не знали. Зина Снегирева подсказывала что-то безнадежно тихим голосом. Генка разобрал только слово «Урал» да еще увидел, что Зина рисует в воздухе пальцем высокие горы.

— Высокогорный? упавшим голосом сказал Генка, и все опять засмеялись. Больше сказать он уже ничего не мог. Да.

А климат в Свердловске континентальный. Только и всего.

Если бы у Женьки Девикова, крепкого носастого парнишки с монгольскими скулами и веселыми глазами спросили, какой день в его жизни был самый несчастливый, он не задумался бы ни на одну минуточку. Потому что в Женькиной жизни был такой. Самый несчастливый.

Начался этот день так. Женька открыл глаза и обрадовался. Ну, да! Все уроки он еще вчера выучил, и делать сегодня ничего не надо было. Женька учился во вторую смену, значит, целых полдня свободных! Вот богатство! И погода стоит хорошая, весна, солнце светит, скоро грязи никакой не останется. Гуляй — не хочу. Нет, Женька хотел гулять. Он позавтракал на скорую руку, крикнул бабушке, чтоб не ждала, и выскочил во двор.

Там никого не было. Один шестилетний Васек из второго подъезда возился в песочнице. Для начала Женька решил присесть и принять солнечную ванну. Устроился на бревнышке и зажмурился Хорошо! А когда открыл глаза— перед ним стоял Васек и молча смотрел на него. Под носом у Васька поблескивало. Уши зимней шапки были завернуты кверху.

— Как жизнь? — лениво поинтересовался Женька. Не то, что ему хотелось разговаривать с такой, малявкой,— просто делать было нечего. Васек шмыгнул носом. Моргнул. И вдруг сказал:

— Я могу делать мостик.

— Ну? — удивился Женька, как удивляются взрослые, когда хотят показать, что им интересно с детьми.

— Ага.

— Сперва сделай, а потом хвались! — назидательно заметил Женька. Он вспомнил, как его маленького воспитывали мальчишки во дворе, зевнул от скуки и прибавил: — Хвастать нехорошо.

Ваську полагалось сконфузиться, но вместо этого он плюхнулся со всего маху на руки и некоторое время постоял на четвереньках. Потом он, сопя, поднялся, растопырил измазанные ладошки и молча стал глядеть на Женьку. Видимо, ждал одобрения.

— Эх, ты! —сказал Женька.— Разве это мостик? Смотри.

Женька скинул пальто, положил его на бревнышко, выбрал местечко посуше и сделал стойку. Потом медленно согнул ноги и опустил их на землю. Мостик получился ничего, приличный.

— Вот как надо,— сказал Женька, выпрямляясь.

По всем законам великой жизненной практики Ваську следовало молчать и восхищаться. Вздыхать Сопеть. Мотать на ус. В крайнем случае, замереть и немножко постоять неподвижно. Мол, вот они, старшие-то! Где уж нам... А Васек сейчас же принялся сам делать стойку. Дрыгнул одной ногой, стал поднимать другую, брякнулся и заревел на весь двор. Выскочила из подъезда Васькова бабушка и стала кричать, что Женька дылда здоровая и обижает малышей. Еще она кричала, что он портит ребенка и куда смотрят Женькины родители. А при чем тут Женькины родители? Женька хотел объяснить, как было дело — куда там! Бабушка расходилась вовсю. Она кричала все громче, и чем громче она кричала, тем сильнее орал Васек. У Женьки в ушах зазвенело. Внезапно бабушка остановилась, посмотрела на Женьку злорадно и спросила:

— Молчишь?

— Молчу,— сказал Женька.

А что ему было говорить?

— Почему молчишь? — наступала бабушка.

Женька плечами пожал:

— Как же я говорить буду, если вы все время ругаетесь?

— А-а... Так ты еще грубиянить?—возмутилась бабушка.— Ну, погоди, сейчас я твоей матери пожалуюсь! — и бабушка с победным видом скрылась в подъезде.

Васек тотчас перестал реветь, Деловито вытер глаза и сообщил:

— Я орал понарошке. А то бы она мне задала. У нас в спальной ремень за дверью висит.— Васек вздохнул со всхлипом и доверительно прибавил: — С пряжкой...

Женьку дома не драли. Он посмотрел на толстого Васька и пожалел его: когда ремень, да еще с пряжкой, тут и не так заорешь.

— Ладно,— сказал он. Теперь тебе уже не влетит. А мне ничего, я не боюсь.

И все-таки Женька не стал дожидаться, чем кончится беседа двух бабушек. Он решил лучше сходить к кому-нибудь в гости. У него был в соседнем доме приятель Вадим, и Женька пошел к Вадиму.

Вадим занимался в кружке юных натуралистов, работал в живом уголке и очень любил зверей. Еще Вадим носил очки, потому что зрение у него было неважное, и он этого очень стеснялся.

Женька любил Вадима. Ему нравилось слушать, как Вадим рассказывает про жизнь зверей, и очки Вадимовы ему нравились и даже то, что Вадим, если не говорит про зверей, человек малообщительный, — тоже было Женьке приятно.

Мальчики встретились у ворот. Вадим как раз выходил навстречу.

— Хорошо, что ты пришел, сказал он.— А я к тебе. Пойдем в зоопарк, там говорящий скворец появился!

— Ну?!

— Верно! Пошли смотреть Только надо еще десять копеек, чтобы на два билета хватило.

— В самом деле говорящий? — восхитился Женька.

— Ага. Соседка наша вчера видела. Зовут Яшка. Говорит, как человек: "Ивановна, куда пошла?"

Женька побежал домой за гривенником. Дверь открыла бабушка, и лицо у нее было такое, что Женьке стало не по себе. Женька прошел в столовую и сел на диван. Но разве мыслимо сидеть на диване, когда во дворе ждет Вадим, а в зоопарке живой скворец разговаривает по-человечески? Женька взял себя в руки и пошел на кухню.

— Бабушка, дай, пожалуйста, десять копеек.

— За какие заслуги?—сухо поинтересовалась бабушка.

— В зоопарк, вздохнул Женька.

— В зоопарк? А в Ленинград на экскурсию не собираешься?

— Нет...

— Напрасно. А я думала, что тебя путевкой премировали за расквашенный нос.

— Бабушка, честное слово...

— Не ври, Женя.

— Да я не вру! Не трогал я этого Ваську. И нос я ему не расквашивал. Очень мне надо! Он сам у него расквасился...

— Ну да, нос сам расквасился, а Васина бабушка сама себе нагрубила?

— Да она сама...

— Вот видишь, сама!

— Да бабушка! Ну, при чем тут я? Ну, при чем тут я? Я ему показал, как правильно мостик делают, а он сам свалился. А она как закричит... Даже слушать ничего не хотела...

— Ладно,— сердито оборвала бабушка. Man. придет, ей объяснять будешь. Некогда мне тут с тобой. А десять копеек не дам. И не мечтай.

— Бабушка, там говорящий скворец! в отчаянии завопил Женька.

Нож, которым бабушка чистила картошку, застыл в воздухе:

— Как... говорящий?

— Ну, да! — заспешил Женька.— Он посетителям кланяется, головой вертит и говорит: «Здравствуйте, гражданин, который час?» И еще говорит: "Ивановна, куда пошла" и вообще... Бабушка, миленькая, хорошенькая, дай, пожалуйста, десять копеек, меня Вадим на дворе ждет, Вадимовская соседка сама вчера этого скворца видела...

— Ладно,— сказала бабушка наконец, десять копеек, так и быть, дам, но долго, смотри, не задерживайся, расскажешь мне про эту птицу во всех подробностях!

Вниз Женька мчался, прыгая через три ступеньки.

— Есть! Пошли!..

Вадим знал, где какие находятся клетки, и сразу повел Женьку к загородке с птицами. Женька хотел было задержаться возле львицы, которая грызла кость и косила на публику желтым свирепым глазом, но Вадим упрямо тянул его за собой.

В самом центре вольера сидели два унылых павлина, свесив вниз длинные зеленые хвосты. Слава о говорящем скворце, видимо, уже успела распространиться, потому что у загородки толпились зрители и уговаривали: