Повесть о славных делах Волли Крууса и его верных друзей - Рушкис Валентин Соломонович. Страница 24

— Нам только четыре таких дерева нужно. Для здания станции, — смущенно отвечал директор.

— Это я понимаю, а только нет, не могу.

— Папа, но ведь это для нашей гидростанции! — напоминала Айме Силланди.

И лесник Силланди, махнув рукой, говорил: «Там вроде брачок есть. Разжалуем в дрова, ладно!» — и ставил на стволе выбранного дерева метку. С директором школы он еще мог бы поспорить, но когда хитрец Каэр привел в лес его, Силланди, родную дочь — как тут откажешь!

— Какой славный у тебя отец! — шепнул Андрес.

И Айме гордо и радостно кивнула головой, словно хотела сказать: «Еще бы!»

Юта Каэр, выискивая лес для столбов линии передачи, то и дело приставала к леснику:

— Дядя Силланди, смотрите, там сучки растут! Это брачок? Разжалуем?

И Силланди, руководствуясь «порубочным билетом» и собственными симпатиями, разрешал рубить всё новые и новые деревья. Ребята шумно радовались своему богатству. А директор школы поеживался, представляя себе предстоящее.

Эти деревья нужно было еще свалить, свалить детскими руками. Обрубить сучья. Распилить на бревна. Вывезти все эти бревна, столбы и дрова… Легко сказать — «вывезти». На чем? Правда, делянка выбрана близко от школы, да еще на горе. Но даже под гору — как-то повезут они эти бревна по сугробам зимнего леса?

Директор представлял себе темные, нетопленные классы, и ему казалось, что деревья, все будущие столбы и дрова, неодобрительно покачивают головами.

Зато Юта — Юта была счастлива. Сегодня ее радовало все — лес, столбы, стройка: директору сообщили по телефону, что живой и невредимый Волли Круус возвращается в Метсакюла.

Но на другой день Юта даже слегка огорчилась, когда маленький — такой маленький! — мальчик с рыжими вихрами, гордо задрав нос, вошел в класс и швырнул сумку на первую парту. Пока Крууса не было, он как-то подрос и возмужал в воображении Юты…

Однако думать об этом было некогда: Крууса уже окружили ребята, и он, рассказывая о своих приключениях, все больше входил во вкус и вспоминал даже такие подробности, которых не было и быть не могло. Он забыл все свои тревоги. Еще пять минут назад, идя в школу, он почесывал затылок: конечно, времени прошло много… но телеграмма жгла карман… И еще неизвестно, что тут наговорил директору инспектор. Тот, на которого… А теперь Волли снова был в своей тарелке. Он рассказывал:

— Открыл я дверь, вижу — разные важные дядьки сидят. А посредине седой такой, видать, самый главный. Увидел меня, спрашивает: «Что вам угодно?» А я отвечаю: «Что ж вы, сухари толченые, строить нам не даете?» Тут они все забегали, глазами на меня сверкают, зубами лязгают…

— …шерсть дыбом поднялась… — в тон ему подсказала с места Айме и хихикнула.

Но Волли и внимания на нее не обратил.

— Тут этот седой как крикнет на них: «Цыц! Человек дело говорит! Диктуй все, что вам от меня нужно!» — это он мне говорит. Ну, думаю, тут зевать нельзя! Я ка-ак начал диктовать — и про турбину, и про все дела. Седой схватил тетрадку, пишет, пишет, а я все диктую, диктую…

— Это кому ты диктовал? — спросил Юхан Каэр.

Он уже с минуту стоял возле двери в класс, но ребята были так заняты рассказом Волли, что даже не смотрели в коридор. Тут все бросились за парты, А Юхан Каэр поздоровался и снова спросил у Волли:

— Так с кем это ты говорил?

— Седой такой, важный. В районе сидел. Наверно, большой начальник.

— Как ты попал к нему на прием?

— Зачем «на прием», товарищ директор? Просто мы с ним посидели, поговорили… — снова начал свой рассказ Волли, чувствуя за спиной напряженное молчание изумленных друзей.

— И ты даже не догадался встать? — нахмурился директор.

— Нет, я, конечно, стоял, — приблизился к истине Волли. — А он сидел. Он просил передать вам привет, только я забыл спросить, как его зовут. А дело было так…

Мы с вами, читатель, уже знаем, как было дело, и поэтому не стоит еще раз выслушивать Волли. Но, представьте себе, директор Каэр не пришел в восторг от этого рассказа.

— Как же можно так говорить со взрослыми? — сказал он. — Они могут просто прекратить нашу стройку.

— Хуже не будет, — философски заметил Волли, подавая директору телеграмму. — Вон они что пишут!

— «Срочная. Ввиду отсутствия турбины и по ряду соображений стройку немедленно прекратите», — вслух прочел директор. Сел и приложил руку к сердцу.

— Это старая телеграмма, она теперь недействительна! — пробормотал Волли.

— Садись, — сказал ему Юхан Каэр. — С меня достаточно. Перейдем к ботанике…

На перемене спорили много. Большинство ребят было на стороне Волли. Все-таки это здорово — так и сказать седому начальнику всю правду. Неизвестно, сколько Круус приврал, но не стал бы он все-подряд перевирать при директоре школы.

А кое-кто разделял точку зрения директора, опасаясь неприятных последствий вмешательства Волли. И очень многих взволновала телеграмма, прочитанная директором. Правда, Харри подтвердил, что она хоть и срочная, но получена неделю назад…

Молодец Харри! Смотри-ка, не проболтался!

Но Юта Каэр на этот раз смотрела на вещи совсем не так, как ее отец. Она водила Волли по строительству, как важного гостя, показывая, что без него успели сделать.

А когда они шли со стройки, Юта нагнулась к самому его уху:

— Круус, хочешь я открою тебе одну тайну?

— Валяй открывай! — оживился Волли. Он очень любил тайны.

— А ты не будешь смеяться? Честное пионерское?

— Не буду.

— Слушай: ты мне нравишься.

— Влюбилась в меня, да? — спросил Волли, чтобы внести полную ясность.

— Вот еще, глупости какие! — вспыхнула Юта.

Волли так неожиданно произнес это непривычное слово «влюбилась»… Конечно, Юта уже во многих книгах встречала глагол «любить» у Пушкина, Вильде, Жюля Верна… Там было написано о любви очень интересно…

Они дошли до школы. Только не до главного входа, а до той боковой двери, что вела в квартиру директора. Юта остановилась возле крыльца, повернулась к Волли и с любопытством взглянула на него, склонив голову набок.

— А ты?.. — негромко спросила она.

— Люблю! — ответил Волли, не раздумывая.

Вот здорово-то: в него влюбилась сама директорская Юта! А теперь стоит и пялит на Волли глаза. Что же в таких случаях делают? Ага, наверно, целуются! Жаль, что Юта такая длиннющая… Но тут как раз ступеньки… Если встать ступенькой выше…

Волли дернул Юту за воротник, так что она качнулась к нему, и чмокнул ее в щеку.

Щека была круглая. Как мячик. И холодная. От нее пахло молоком. Парным молоком или чем-то вроде этого. Волли потянул ноздрями воздух.

— Знаешь, от тебя пахнет теленком, — сообщил он о своем открытии.

— Волли, ну почему ты всегда болтаешь какую-нибудь чушь! — дрогнувшим голосом сказала Юта, краснея до корней волос.

— Это правда, — настаивал Волли. Он чувствовал, что говорить об этом не нужно, Волли огорчали его собственные слова, но почему-то он упрямо продолжал отстаивать свою правду и повторял: — Теленком. Честное слово, от тебя пахнет теленком!

И Юта вдруг убежала.

Топ-топ по ступенькам, и — хлоп! — дверь за ней закрылась. Вот и пойми этих девчонок: сама завела такой разговор, а потом ни с того ни с сего обиделась…

Ну ничего. Все равно теперь Волли влюбленный. Нужно будет вырезать на парте «В+Ю». Только меленько-меленько, чтобы никто не увидел. Потому что это тайна и ее полагается хранить.

К сожалению, тайны никогда не могли усидеть внутри Волли. Утром, уже на первом уроке, он написал Андресу: «Я и Юта любим друг друга».

Андрес ответил на той же бумажке: «Ничего ты в этом не понимаешь».

Волли обиделся и написал: «Сам ничего не понимаешь! Мы с ней целовались». И Андрес больше не стал писать. Только на переменке сказал стихами: