Как я стал кинозвездой - Оливер Хаим. Страница 7
Папа читал газету и допивал уже третью чашку кофе.
— Как дела? — спросил он, заметив нас.
— Пока ты тут кофе пьешь, нас там поджаривают на медленном огне, — душераздирающим голосом сказала мама. — Родной отец называется…
— Хорошо, хорошо… — устало вздохнул папа. — Как прошли пробы?
— Прекрасно, — ответила мама. — Нашего Энчо будут пробовать на главную роль.
И рассказала о том, как из тысяч кандидатов отобрали только семьдесят три, как нас фотографировали и обо всем остальном. Только о черноусом шофере не сказала ни слова и, когда папа поинтересовался, где корзинка, сделала вид, будто не слышит.
— Прекрасно, — сказал папа, — значит, можно ехать назад. Как раз успеем к матчу со «Славией».
— Да, — согласилась Лорелея, — чем быстрей мы вернемся домой, тем больше времени будет для подготовки.
— Какой еще подготовки? — удивился папа.
— Как какой? Ко второму туру. За несколько недель Энчо должен научиться играть на лире. Кроме того, надо поработать над его внешностью. Я тебе не сказала, какие требования они предъявляют к исполнителю роли Орфея? И потом… гм… да, да, потом нужно поискать знакомства. Без знакомств теперь ничего не получишь, даже Орфея…
Папа в очередной раз вздохнул и с жалостью посмотрел на меня. Он словно предчувствовал, что ожидает меня в ближайшие недели. А я сказал:
— Жутко есть хочется. С утра ничего не ел, кроме чернослива да сырых яиц.
Папа заказал слойки, и тут в кафе появились Росица с мамой. Они тоже были голодные и, поскольку свободных столиков не было, подсели к нам. Мы стали уплетать за обе щеки, но Лорелею явно что-то точило, и она как бы между прочим спросила маму Росицы:
— Скажите, вы ведь, кажется, знакомы с Владиленом Романовым, сценаристом?
— Да, мы с ним земляки.
— Понятно… — Мама многозначительно скривила рот. — Будь у нас такой земляк…
Мама Росицы догадалась, на что намекает Лорелея, и спокойно ответила:
— Вы напрасно думаете, что Росицу брали сниматься благодаря нашему с ним знакомству. Наоборот, это скорее мешало ей. Впрочем, не Романов решает, кого на какую роль возьмут…
— А кто же?
— Режиссер, а в конечном счете художественный совет студии.
— В самом деле? — Лорелея призадумалась. — А сколько платят за главную роль?
— Взрослым довольно много, детям — меньше.
— Какая несправедливость! — возмутилась Лорелея. — С какой стати меньше? За равный труд — равная оплата! Ведь так сказано в конституции, верно? Если позволите, один нескромный вопрос… На что вы потратили гонорар, который Росица получила за свои картины?
— На что потратили? Часть положили ей на сберкнижку, а на остальные съездили вместе с ней на экскурсию в ГДР.
Меня разговоры о деньгах не интересовали, и я уставился на Росицу, которая с аппетитом уминала слойки и улыбалась своими ямочками. Я даже забыл о том, что собирался ее загипнотизировать. А потом вдруг почувствовал, что не я ее гипнотизирую, а она меня. И тогда спросил:
— Послушай, похоже, ты будешь играть Эвридику?
— Это еще неизвестно, — ответила она.
— А кто это — Эвридика?
Она страшно удивилась моему вопросу:
— Ты что, не слыхал про Эвридику? Как же так? Эвридика — жена Орфея. Ее укусила змея, и она умерла, а Орфей спустился в подземное царство, чтобы увести ее оттуда. Боги предупредили его, что он не должен смотреть на Эвридику, а он оглянулся, посмотрел на нее и потерял навек.
— Вот обида! — сказал я. — Об этом, значит, и рассказывается в фильме, да?
— Понятия не имею. Я не читала сценария. Интересно, спустится Орфей в ад? Наверно, не спустится, в детстве-то он еще не был женат.
— А вот я никогда не женюсь! — решительно заявил я.
А сам чуть было не признался, что у меня есть подружка, которую зовут Милена. Хорошо, что ямочки на щеках у Росицы остановили меня.
— Почему не женишься? — спросила она.
— Потому что не собираюсь тратить время на жен и детей. Я скоро стану комсомольцем. А у комсомольцев есть дела поважнее женитьбы.
— А по-моему, дети — это прекрасно. У меня, например, есть братик. Ему три года, он прелесть, просто кукла, я вожусь с ним больше всех.
Тогда я решил показать Росице, сколько я всего знаю, и многозначительно спросил ее:
— А читала ты книгу «Брак и семья»?
— Нет. А ты?
— Я тоже, но ее читал Кики Детектив, мой самый лучший друг.
— А почему его зовут Детектив?
— Потому что он любит все расследовать, как Шерлок Холмс. Знает все на свете, прочитал «Брак и семья» от корки до корки и пересказал мне своими словами. Потрясающая книженция.
— Правда? Приедем домой — попрошу маму взять в библиотеке.
Я страшно удивился:
— А тебе разве разрешают читать такие книжки?
— Почему же нет? Мама давно мне объяснила эти тайны природы.
— А моя мама никогда со мной об этом не говорит, — печально признался я.
Мы долго молчали, размышляя над тайнами природы, а потом Росица спросила:
— Ты, когда вырастешь, кем будешь?
Я ответил не сразу, а когда ответил, то шепотом, еле слышно:
— Знаешь, Роси, я тебе открою один секрет, только ты никому не говори. Мы ведь с тобой друзья, верно?
— Если ты этого хочешь…
— Хочу, — сказал я без колебаний.
— В таком случае, — тоже шепотом сказала она, — мы друзья.
— Тогда знай: я люблю работать руками — например, строить машины и тому подобное. Наш учитель по труду — мы зовем его Черный Компьютер — говорит, что я мастер на все руки и если так пойдет дальше, то, может быть, стану знаменитым изобретателем. Мы с ним сейчас создаем одну Машину, по латыни называется Перпетуум мобиле…
— Перпетуум мобиле, — повторила она, словно сомневаясь, что правильно расслышала. — Вечный двигатель?
— Вот именно!
— Это невозможно! — воскликнула она.
— Очень даже возможно.
— Нет, невозможно!
— Откуда ты знаешь?
— Знаю. У меня шестерка по физике. Существует закон сохранения энергии, вы не проходили еще? Вот этот закон и не дает создать вечный двигатель.
— Для человека нет ничего невозможного! — сказал я уже менее уверенно, потому что уже слышал краем уха про этот закон. — Сама скоро увидишь.
— Хорошо, — не стала спорить Росица. — Но когда построишь эту Машину, ты мне обязательно сообщи. А киноартистом ты стать не собираешься?
— Не знаю, — прошептал я тихо-тихо, чтобы не услышала мама. — Я еще не решил…
— Зачем же ты приехал на отборочную комиссию?
«Какой из меня киноартист? — чуть было не сказал я. — Уши торчат, голова круглая, как арбуз…» Но я сдержался, не хотелось перед ней позориться. И поэтому ответил иначе:
— Из-за мамы. Она мечтает во что бы то ни стало сделать из меня кинозвезду.
— Ну и как же? Кем ты будешь — кинозвездой или изобретателем?
Я тяжко вздохнул:
— Если я не захочу быть кинозвездой, мама живого места на мне не оставит.
— Разве тебя бьют? — испугалась Росица.
— Бывает… — чистосердечно признался я, потому что не любитель врать. — Когда я не мою шею, она дергает меня за уши.
— Бедненький! — прошептала Росица и с такой жалостью посмотрела на мои уши, что у меня потеплело на сердце. — Давай будем переписываться, а? — продолжала она. — Ты будешь мне писать, как идут дела с Перпетуум мобиле, а я про книги, которые читаю. Знаешь, я ведь пишу стихи…
— Ну да? Какие?
— Разные. Даже любовные. Одно стихотворение напечатали в детском журнале. Оно про моего любимого братика.
Тут я опять ощутил свое ничтожество: ведь я-то в жизни не сочинял любовных стихов.
— Хорошо, — сказал я, — давай переписываться. Обменяемся адресами.
С этого дня мы с Росицей стали самыми лучшими друзьями, даже больше, чем друзьями. Но об этом я расскажу после, сперва — про драму, которая разыгралась у меня с Миленой, про войну с Женским царством, бинарную бомбу и про многое-многое другое…