Как я стал кинозвездой - Оливер Хаим. Страница 9
— А какие?
— Коварные, непостоянные: сегодня вот должна была пойти в кино с тобой, а пошла со мной, завтра еще с кем-нибудь пойдет. Помнишь «Кармен», мы в зимние каникулы ходили на оперу?
— Помню, — сказал я. — Но не все такие, как Кармен. Есть очень даже постоянные.
Кики испытующе, как Шерлок Холмс, взглянул на меня.
— Слушай, уж не завелась ли у тебя другая? — спросил он.
Я залился краской до кончиков ушей.
— Да нет… — пробормотал я. — Но познакомился там с одной… знаменитость… кинозвезда… ты наверняка видел ее во многих картинах.
— Имя, фамилия? — спросил он, как настоящий детектив.
— Этого я пока не скажу.
Он презрительно хмыкнул:
— Без тебя узнаю.
Мы подошли к Берлоге.
Черный Компьютер живет позади больших, современных домов нового микрорайона. Перед его домиком небольшой сад, где растут розы, а сбоку находится его научная мастерская, иначе говоря — Берлога. Это длинная, низкая постройка со стеклянными стенами и люками на крыше, похожая, по-моему, на космическую станцию.
Кто такой Черный Компьютер? Я уже говорил вам — наш учитель по труду. Но я считаю, что он лучший в мире инженер, хотя уже довольно пожилой, ему тридцать пять лет. Семьи у него нет, он давно болен какой-то хронической болезнью, поэтому часто пропускает занятия, но мы тогда не радуемся, а расстраиваемся, потому что весь класс очень его любит.
А больше всех — я. После папы, Лорелеи и дедушки Энчо — это мой самый любимый человек на земле. Единственный, кто никогда меня не ругает, не смеется над моими оттопыренными ушами. Единственный, кто понимает меня, мои переживания, и не заставляет делать того, чего мне не хочется.
Подойдя к Берлоге, мы остановились. Из-за двери доносились звуки скрипки. Когда Черный Компьютер очень уж устает, он берется за скрипку и чаще всего играет вещь, которая называется «Лунный свет». Ее написал композитор Дебюсси. Каждый раз, когда я ее слушаю, я просто таю, как олово при двухстах тридцати двух градусах по Цельсию. Перед глазами возникает зеленый луг, голубая река и круглая серебряная луна, которая льет свет на всю планету. Одним словом — полный кайф.
Мы постучались.
И когда я переступил порог, сердце у меня бешено заколотилось. Оно всегда так колотится, когда я вхожу в Берлогу. Потому что это лучшее место на земле. Тут есть все, что мне хотелось бы иметь до конца моей жизни и даже потом: токарный станок, фрезерный, сварочные аппараты, дрели, всевозможные инструменты и приборы, радиодетали, транзисторы, всякие справочники по машиностроению, металлургии, электронике и так далее. Кроме того, Берлога набита металлоломом — тут и части от брошенных тракторов, шестеренки, редукторы, куски жести, старые механизмы от часов, гвозди, мотки проволоки…
Вы спросите, к чему весь этот хлам. Я вам отвечу: этот хлам в золотых руках Черного Компьютера превращается в богатство. Черный Компьютер — он вроде средневековых ученых-алхимиков, которые умели, например, превращать свинец в золото. И чтобы вы окончательно поняли, кто такой Черный Компьютер, знайте: нет в городе ни одной школы, где учебные пособия по физике и химии не были бы сконструированы им; нет такого аграрно-промышленного комплекса, откуда не приносили бы в Берлогу насосы для ремонта; нет завода, куда бы его не позвали на помощь, если разладится какая-нибудь поточная линия. И все это он делает в свободное от школы время. Причем бесплатно. Просто ради удовольствия.
Но и это не самое главное. Самое главное, что Черный Компьютер проводит у себя в Берлоге величайшие эксперименты, и в первую очередь — создает Машину… Естественно, с моей помощью. Иногда, правда, нам помогает и Кики.
И еще кое-что интересное: на самом видном месте в Берлоге стоит небольшой компьютер с памятью и дисплеем. И называем мы своего учителя Черным Компьютером не потому, что фамилия его Чернев, а потому, что задачи он решает почти как ЭВМ. Вообще-то он вовсе не черный. Наоборот — белый, даже чересчур, худой и бледный, костюм висит на нем, как на вешалке. Он носит очки в толстой роговой оправе и поэтому сильно смахивает на Вуди Алена, того американского артиста, который еще и сценарист, и режиссер, и кинозвезда — всё вместе, то есть, как считает моя мама, законченная гармоническая личность.
Но хватит уже описаний, все равно их почти никто не читает.
Итак, мы с Кики пришли в Берлогу. Черный Компьютер встретил нас у самой двери и, хотя был бледнее обычного, весь так и сиял.
— Ты где пропадаешь, Энчо? — спросил он.
— В… в… С-софии, — промямлил я, заикаясь.
— А Машина брошена? — Глаза у него лихорадочно блестели, как при температуре выше сорока по Цельсию. — Чертежи принес?
— Не-е-ет, — заблеял я.
— А вот это, знаешь ли, нехорошо, — огорчился он. — Надо свои обязательства выполнять… — И тихонько добавил: — Тем более что у меня маловато времени…
«Почему это маловато? — подумал я. — До конца учебного года еще пропасть времени».
Тут мне вспомнились слова Росицы относительно вечного двигателя, и я спросил:
— Товарищ Чернев, как же мы создаем Перпетуум мобиле, когда его создать невозможно?
— Почему ты так думаешь?
— Ну… а закон сохранения энергии?
Он засмеялся, закашлялся, прикрывая рот рукой, вынул из ящика таблетку, проглотил и только тогда ответил:
— Видишь ли, Энчо, несмотря на этот закон, сотни ученых пытались создать вечный двигатель.
— Но не смогли, верно?
— Верно, не смогли. Я тоже считаю, что создать вечный двигатель невозможно.
— Зачем же мы пытаемся его создать?
— Затем, Энчо… Я тебе скажу сейчас нечто философское, поэтому слушай внимательно. Затем, что существует так называемый Идеал, иными словами — прекрасная конечная цель. Идеал потому и является Идеалом, что он недостижим. Чем ближе мы подходим к нему, тем больше он от нас отдаляется, но притягивает к себе, как магнит. Неудержимо стремясь к нему, мы по пути ведем сражения и в этих сражениях осуществляем себя как полноценные творческие личности, а главное, преобразуем мир, в котором живем, делаем его все более и более похожим на Идеал. Понимаешь?
— Понимаю, — пробормотал я, думая о своем Идеале — шестерке по грамматике. Выходит, мне никогда этого не достигнуть, но по пути, глядишь, и отхвачу пятерку-другую…
— А если мы так и не построим нашу Машину? Что тогда? — со вздохом спросил я.
— Если мы и не построим ее, в чем я убежден, мы, работая над ней, обнаружим множество интересных явлений и закономерностей. Впрочем, мы уже близки к этому. Даже увеличив КПД нашей Машины хоть на несколько процентов, мы уже сделаем большое дело и приблизимся к Идеалу. Ясно тебе?
Я от растерянности почесал в затылке и оглянулся на Кики, который крутился возле токарного станка и не проявлял интереса к нашему разговору. В эту минуту что-то у меня в голове щелкнуло, и я решился открыть свою тайну.
— Товарищ Чернев, — шепотом проговорил я, — я буду киноактером.
— Киноактером? — удивился он.
— Да. Потому и ездил сегодня в Софию. Пробовался на роль в кинофильме, понравился режиссеру, через месяц поеду снова, пробоваться на главную роль.
— Смотри-ка! Мне никогда не приходило в голову, что у тебя актерские способности. Видимо, я слеп на этот счет.
— Теперь мама будет меня учить играть лирически и драматически.
Он сочувственно качнул головой и спросил:
— А как же Машина? Останется у тебя время для нее?
Я потупился, не зная, что ответить. Но все же ответил:
— Конечно. Буду приходить, как всегда… каждый день… после уроков…
— Посмотрим, посмотрим… Я был бы рад… Но скажи честно: тебе самому-то хочется быть киноактером?
Я не мог соврать Черному Компьютеру и поэтому ответил уклончиво:
— Не знаю… И да и нет… Киноактером быть интересно, но я не умею играть ни драматически, ни лирически. И боюсь выходить на публику…