Егоркин разъезд - Супрун Иван Федосеевич. Страница 35

После Акима стали по очереди прикладываться к ведру другие. И только дяденька Тырнов не спешил. Положив молоток на шпалу, он пошел вдоль линии, осматривая рельсы.

— Ты чего там, Кузьмич, ищешь? Иди сюда! — крикнул Аким.

Ответа не последовало.

Переждав немного, Аким снова позвал:

— Иди покури да послушай, какую интересную штуку я расскажу.

Тырнов промолчал и на этот раз.

— Ревизор какой нашелся, — буркнул себе под нос Аким и почему-то пересел с балласта на рельс.

Через минуту Тырнов вернулся и встал около Акима.

Егорка приблизился к ним сзади и навострил уши: ему очень хотелось послушать интересный рассказ Акима.

Вытащив из кармана кисет, Тырнов тяжело вздохнул:

— Жарынь…

— Да, уж печет, так печет.

— Особенно тебя, Аким: рельса-то горячая.

— Рельса-то… — Аким дотронулся рукой до рельса, — накалилась, проклятая.

— Ты напрасно ушел оттуда, — Тырнов кивнул на кучу балласта.

— А ведь и верно, чего я тут…

Аким пересел на прежнее место.

«Сейчас он начнет свой интересный рассказ», — подумал Егорка. Но Аким, должно быть, забыл о том, что хотел сообщить Тырнову, он крепко затягивался цигаркой, смотрел в землю и молчал.

— Ну, ладно, — сказал Тырнов, — посиди подумай, а я схожу напьюсь.

— А чего думать, чего? — Аким поднял голову, — Как ни сделай, а плата одна.

— Плата одна — это верно, — согласился Тырнов.

— Там всего не больше двух перекошенных костылей.

— Да два еле-еле прихватывают подошву рельс, — напомнил Тырнов.

— Ничего, обойдется, — Аким махнул рукой.

— Эх ты, Аким, Аким! — Тырнов вздохнул. — Силы в тебе невпроворот, а ловкости никакой. Работаешь ты дуром, напропалую: корежишь, ломаешь, молотом взмахиваешь, как топором, и не приглядываешься нисколько, глаза твои — лодыри.

— Да что ты пристал? — возмутился Аким, — Тебе-то какое дело? Ты кто: мастер, начальник?

— Не люблю, когда поганят рабочее ремесло.

Тырнов резко повернулся и пошел к ведру с водой.

Когда ребята подошли к стрелочной будке, там уже вовсю кипела работа. Под откосом, на ровной площадке лежали на некотором расстоянии одно от другого два бревна — подкладки. К торцам этих подкладок были приложены березовые колья-слеги. Один конец слеги упирался в землю, другой лежал на бревне. Подкатив руками бревно к кольям-слегам, рабочие подсовывали под него ломики и по команде — «раз, два» закатывали по кольям-слегам наверх, а уж по подкладкам-то оно катилось от малейшего толчка.

— Видел, как Аким штабелюет? — задорно сказал Гришка и уселся на рельс.

Егорка и сам видел, что работа идет дружно. Он ничего не ответил и присел рядом с Гришкой.

Без запинки и особых усилий рабочие подняли три или четыре бревна, а потом дело вдруг застопорилось — колья-слеги начали соскальзывать с торцов и падать: закатят на них бревно, а они, а за ними и бревно — шлеп на землю. Если бревно попадало легкое, то его тут же подхватывали ломиками и моментально поднимали, но если оно было тяжелое, то приходилось возиться дольше.

— Смотрите как следует за кольями, чтобы они не сдвигались в стороны, — распоряжался Аким, — а то мы этак за весь день не управимся.

Дело наладилось, но не надолго: когда закатывали восьмое бревно, колья опять сорвались, бревно упало и чуть-чуть не придавило ногу одному рабочему.

— А ну их к дьяволу, эти колья, — рассердился Аким. — Убирайте их, будем поднимать ломиками: канители меньше.

— Но зато тяжелее, — возразили ему.

— Ничего не тяжелее. Делайте, как я говорю.

— Погоди, Аким! — крикнул кто-то с линии.

Егорка и Гришка повернулись. За их спинами стоял дяденька Тырнов.

— Чего делаете-то? — спросил Тырнов.

— Не видишь? Штабелюем, — ответил недовольным голосом Аким.

— Не слепой, вижу, а только понять кое-что не могу.

— А ты возьми в руки ломик, тогда поймешь, — предложил Аким.

Дяденька Тырнов спустился с насыпи, подошел к рабочим.

— Бревна-то, однако, вам катать не доводилось. Хотите колья выбрасывать. А зачем? В этом деле они первые помощники, без них вы потратите силы в пять раз больше.

— А ну их, с ними канитель одна, срываются, ногу одному, чуть не придавило. — Аким оттолкнул ногой кол и, подсунув ломик под очередное бревно, скомандовал: «А ну, взялись!»

— Погоди, не горячись, — остановил Акима Тырнов. — Этак вы не только ноги, а потом, когда дойдете до верхних рядов, головы покалечите. Примыкайте это бревно вплотную к торцам подкладок!

Рабочие подкатили бревно.

— А сейчас, — продолжал Тырнов, — кладите на это бревно колья: с него-то они у вас не соскользнут. Пробуйте!

И верно — следующее бревно очутилось в штабеле в два счета.

— Еще вот какое дело. — Тырнов указал на сутунки. — Эти штуки мешают. Их надо развернуть и откатить в сторону.

— Я так и хотел сделать. Приступим!

Аким приставил ломик к сутунку и уперся в него. Остальные перешли на другую сторону бревна и, просунув ломики под второй конец бревна, стали их поднимать. Бревно покачнулось, но с места не сдвинулось.

— А ну еще! — крикнул Аким.

Рабочие натужились: лица их покраснели, руки напружинились.

На этот раз конец бревна передвинулся вершка на три.

— Эх, вы! — укорил Тырнов. — Этаким манером вы будете поворачивать его до самого вечера.

— А ты, чем стоять сложа руки да смеяться, взял бы да и помог, — сердито сказал Аким.

— У меня и у них, — Тырнов кивнул в сторону Егорки с Гришкой, — своих дел полно, но помощь вам мы окажем. Идите-ка, ребятки, сюда.

Егорка и Гришка спустились с откоса.

— Ты бы еще грудных младенцев сюда позвал. Нам шутить некогда, — буркнул Аким.

— А мы не шутим.

Тырнов взял в руки кол, засунул его тонкий конец под середину сутунка и приказал рабочим:

— Накатывайте сутунок на этот кол!

Когда накатили сутунок, один его конец очутился на земле, а другой, тот, за который держались рабочие, оказался на весу.

— Давите легонько вниз, — распорядился Тырнов.

Рабочие надавили, и бревно «повисло»: только середина его лежала на колу.

— А теперь эту тяжесть мы легонько повернем куда угодно. Начали, ребятки!

Тырнов подвел Егорку с Гришкой к другому, свободному, концу сутунка, и они все трое, упершись руками в конец бревна, стали толкать его. Бревно легко начало поворачиваться.

— Ну вот, мы вам и показали, — улыбнулся Тырнов, когда бревно легло на нужное место.

ОКАЯННЫЕ КУРЫ

С утра на разъезде началась та неуемная суета, какая бывает только перед большими праздниками: женщины скребли, белили и мыли в квартирах; свободные от дежурства мужчины чистили стайки, подметали дворы, чинили оградки; большие ребятишки помогали родителям как могли, а самые маленькие — орали.

Егорку мать послала к тетке Агафье за щеткой: своя оказалась плохой. Егорка был рад этому поручению — хотелось повидать Гришку, и он со всех ног кинулся из дому.

Подбегая к бараку, Егорка увидел мастера. Самота стоял перед открытой настежь дверью и громко говорил:

— Да ты выйди сюда, выйди!

— Не пойду! — доносился из барака голос тетки Агафьи. — Мне платят за то, что я прибираюсь в бараке, а не на крыше, да и получаю-то я за это от самих рабочих, а не от вас.

Егорка остановился.

— А я говорю, выходи! — повысил голос Самота.

— Нечего мне там, на крыше, делать.

— Да ты что это, а? Да ты с ума сошла? Да я с вами, знаешь, что сделаю? Оштрафую, с транспорта выгоню! — кипятился Самота.

Угроза, должно быть, подействовала. Тетка Агафья поднялась на несколько ступенек, так что снаружи стала видна по пояс, и спросила:

— Ну что, Степан Степанович?

— Я кому вчера сказал, чтобы трава на крыше была повыдергана, а трубы побелены?

Тетка Агафья молчала.