Цацики идет в школу - Нильсон-Брэнстрем Мони. Страница 14
Мамаша остолбенела. Она явно силилась что-то сказать, но только открывала и закрывала рот. Как печальная золотая рыбка. Она смотрела на Цацики, а Цацики смотрел на нее.
— Ничего она не выдумала, — сказал Шиповник. — Не обижай Мамашу!
Он подошел к ней, обнял и попытался поцеловать. Цацики взглянул на него с отвращением.
— Не смей целовать мою маму! — сказал он.
— Выходи за меня замуж, и я буду для Цацики лучшим в мире папой, — ворковал Шиповник, не обращая на Цацики никакого внимания.
— Только через мой труп, — сообщил Цацики.
— И через мой, — добавила Мамаша, высвобождаясь из объятий Шиповника. — Музыка музыкой, но замуж я за тебя не пойду.
Шиповник очень оскорбился.
— Хорошо, тогда я уйду!
И ушел, громко хлопнув дверью.
— Наконец-то мы от него избавились! — сказал Цацики и с сердитым видом вышел из комнаты, но скоро вернулся, притащив с собой карандаши и большой лист бумаги.
Мамаша сидела в кресле с сигаретой в руке. Вообще-то она курила, только когда сильно волновалась.
— Как пишется «список желаний»? — спросил Цацики.
— Спи-сок же-ла-ний, — ответила Мамаша.
— Погоди-погоди…
— До Рождества еще далеко, — хмуро сказала Мамаша. — Только что была Пасха.
— Да, но скоро у меня день рождения.
— В августе. До августа еще четыре месяца.
На листке Цацики разными цветами написал:
ПАПА
ПАПА
ПАПА
Три маленьких слова заняли весь лист. А Мамаша становилась все мрачнее и мрачнее.
— Что, даже обезьянку уже не надо?
Раньше во всех списках Цацики первым номером всегда значилась ручная обезьянка.
— Нет, — ответил Цацики. — Мне нужен только папа.
Мамаша хандрит
Мамаша впала в депрессию.
— Я ни на что не гожусь, — говорила она. — А самое главное то, что я — никудышная мать. А когда-то я мечтала стать лучшей мамашей в мире!
— Ты и есть лучшая, — утешал ее Цацики.
— Нет, — вздыхала она. — Лучшая мамаша в мире позаботилась бы о том, чтобы у ее ребенка был отец. Который водил бы его на хоккей. Играл в футбол и колол дрова.
Цацики давно уничтожил свой «список желаний», но это уже было неважно.
— Я полная неудачница, — сокрушалась Мамаша.
— Неправда, — говорил Цацики, обнимая ее. Мамаша брала Цацики на руки, как маленького детеныша. И заливала горючими слезами.
— Я не умею ни убирать дом, ни готовить. Даже тефтельки пожарить не могу.
— Да, на вкус твои тефтельки больше похожи на каучуковые мячики, — засмеялся Цацики. — Зато с тобой классно играть.
— Это не считается, — буркнула Мамаша. — Когда вырастешь, ты будешь помнить только мои тефтельки и то, что у тебя не было папы.
— Да не нужен мне никакой папа, говорю же тебе! — сказал Цацики, который порядком устал от Мамашиных стенаний. — Сколько раз повторять?
— Да уж, — поддержал его Йоран. — Ты ведешь себя глупо.
— Не твое дело! Не смей указывать мне в моем собственном доме, — огрызнулась Мамаша. — Не нравится — переезжай!
— Ах вот как? Тогда я тоже перееду! — закричал Цацики. — Злюка!
Ничего хуже того, что Йоран от них уедет, Цацики и представить себе не мог.
— Простите меня, я не хотела, — сквозь слезы выговорила Мамаша. — Что-то я совсем расклеилась.
— Это уж точно, — засмеялся Йоран и присел на диван рядом с ней.
— Йоран, что бы мы без тебя делали…
— Вот и я тоже думаю, — сказал Йоран и обнял Мамашу. Та перебралась к нему на колени.
— Может, нам с тобой… — пробормотала Мамаша. — Ты мог бы стать отличным отцом для Цацики.
Она обнимала Йорана так, как обнимают друг друга взрослые люди, когда влюблены. И не обращала никакого внимания на Цацики.
Цацики смущенно смотрел на них. Значит, Йоран не лучше других. Он поцеловал Мамашу в макушку. Мамаша запрокинула голову, и они поцеловались в губы. Прямо как в кино! Расстроенный и сердитый, Цацики убежал в свою комнату.
Все ясно, теперь он потеряет и Йорана. Ух, как же он возненавидел Мамашу! Вечно она думает только о себе.
Цацики кинулся обратно в гостиную.
— Если из-за твоих поцелуев Йоран от нас уедет, я тебе этого никогда не прощу! Слышишь?! — крикнул он, и слезы ручьями полились у него из глаз.
Йоран и Мамаша отпрянули друг от друга.
— А теперь ты несправедлив ко мне, — сказала Мамаша. — Мне тоже иногда хочется, чтобы меня пожалели и приласкали.
— А Йоран тут при чем? Попроси об этом свою маму, — сказал Цацики. — А мне, к тому же, не нужен никакой другой папа, кроме Ловца Каракатиц. Неужели так трудно понять? От него, по крайней мере, нет никаких проблем.
— А от меня разве есть? — попытался возразить Йоран.
— Будут, и еще какие! — закричал Цацики. — Если ты не перестанешь целовать мою Мамашу! Только ты же, наверное, ничего не понимаешь, потому что ты — полный дурак!
Йоран действительно ничего не понимал, но целовать Мамашу, насколько мог судить Цацики, перестал.
Правда, после этого случая Йоран тоже захандрил. Нет, вслух он этого не говорил, но по нему было видно. Цацики старался оставаться на продленке как можно дольше. До самого закрытия. Потому что дома стало совсем невесело.
— Как там Мамашин диск? — спросил его как-то Роббан, воспитатель с продленки. Он тоже мечтал стать великим музыкантом и поэтому очень интересовался «Мятежниками».
— Плохо, — вздохнул Цацики. — Шиповник свалил.
— Вот идиот, — посочувствовал Роббан.
— А по-моему, оно и к лучшему, — ответил Цацики.
Но Мамаша так не думала. И другие «Мятежники» тоже. Они-то считали, что ради них Мамаша вполне могла бы выйти за Шиповника замуж.
Мамаша ходила мрачнее тучи. Она отключила телефон и перестала подводить глаза черным карандашом. Даже Мортен перестал заходить к ним. Цацики и Йоран чувствовали, что дело плохо.
Цацики включил телефон и позвонил дедушке. Но дедушка сказал, что немного похандрить иногда полезно. Зато потом, когда все позади, человек становится еще веселее, чем прежде, и к тому же Мамаше не мешало бы немного поразмыслить о своей жизни.
— Вот увидишь, все наладится, — заверил Цацики дедушка.
Легко ему говорить, он-то не видит, как Мамаша с утра до вечера слоняется по дому, как привидение. Цацики начал даже всерьез подумывать о том, не уехать ли ему из дому.
Мамаша становится прежней
— Цацики, мы должны как-то помочь Мамаше, — однажды вечером сказал Йоран. — Я больше так не могу.
Они сидели на кухне. Мамаша смотрела телевизор в гостиной. Какое-то скучнейшее ток-шоу. Похоже, теперь она руководствовалась принципом: чем скучнее, тем лучше.
— Я тоже так больше не могу, — вздохнул Цацики. — А что ты думаешь делать? Снова начнешь ее целовать?..
Цацики так и не смог простить Йорану того случая. Он уже не доверял ему, как раньше.
— Не волнуйся, — сказал Йоран. — Я лее тебе обещал.
— Значит, ты ее больше не любишь?
— Увы, — ответил Йоран. — Люблю.
— А она тебя? — спросил Цацики.
— Не знаю. Мамаша любит только тебя. Но любовь нам никак не поможет. Тут требуется средство посильнее.
— Да ты что? Думаешь, она серьезно больна? Может, позвать доктора?
— Думаю, мы должны позвать Шиповника. Ей плохо оттого, что она не может играть с «Мятежниками». Нужно во что бы то ни стало его вернуть, — сказал Йоран.
— Ты уверен? — вздохнул Цацики.
— Уверен.
Цацики снова вздохнул.
Он знал, что Йоран прав. Кроме того, это Цацики был виноват в том, что Шиповник исчез. Да еще как виноват. Ведь Мамаша всегда считалась с его мнением. Если кто-то не нравился Цацики, то этот человек довольно быстро исчезал из их жизни. Но с Шиповником все обстояло иначе. Мамаша сказала как-то, что Цацики должен терпеть его ради нее.