История с танцем призраков - Хьюз Моника. Страница 16

Здесь пахло чем-то странным. Том учуял краску, нафталин, еще какую-то химию, запах пушистых зверьков, будто он в теплый летний день оказался в зоопарке. Крохотный лучик выхватил из тьмы ствол голого дерева, скалу, кусочек — как ни странно — голубого неба. Куда это его занесло?

Луч был слишком слаб и не дотягивался до противоположной стены, и Том, справившись с комом в горле, крадучись, двинулся вправо — надо отыскивать проход в переднюю часть музея. Он ощупью пробирался вдоль стены, осторожно огибая препятствия, дрожа от ужаса: вдруг он что-то перевернет и на шум сразу прибежит охранник. Подходя к двери, он выключал фонарик, тихонько ее приоткрывал и вслушивался в тишину, а уж потом снова нажимал на кнопку фонарика. Каждая новая комната встречала его все той же тьмой.

Поначалу он попал в маленькое хранилище, там аккуратными рядами стояли картонные ящики. Прикрыв за собой дверь, он пошел дальше, дрожа от мысли, что в любую минуту может появиться охранник, зажечь свет и увидеть его здесь. «Взлом и проникновение» — эта фраза не шла у него из головы. Том представил лицо отца, узнавшего о его аресте. Легонько и осторожно он отворил следующую дверь. Еще одно хранилище. На сей раз банки с краской и какие-то бочонки с химией.

Посвечивая малюткой-фонариком туда и сюда, он пробирался между каких-то подмостей, мимо верстака. Неожиданно прямо перед ним нависло нечто огромное, темное и бесформенное. Что-то блеснуло. Том вгляделся во тьму. Неужто его глаза шутят с ним шутки? Он медленно поднял фонарь. Нет, он не ошибся — действительно блестит. С расстояния не более пяти шагов на него зло и пристально смотрели два глаза — смотрели, не мигая.

Том попятился так стремительно, что толкнул подмости. Качнувшись, они грохнулись на цементный пол — тут и мертвый проснется. Том замер, затаил дыхание. Наверняка охранники услышали шум. Не могли не услышать.

Глаза, не мигая, смотрели на него. Они все ближе, или это ему чудится? Он глянул через плечо. Выход недалеко. Только скользни в дверь — и прости-прощай, мрачное, жуткое место. Если всю дорогу бежать, он попадет домой до возвращения родителей. И никто не узнает, чем закончились его бдения. Никто не узнает, что он наткнулся на открытую дверь. Ведь вполне могло случиться, что вскоре после проделки Пита на нее набрел охранник, набрел и запер…

Вдруг в голове его зазвучал голос старого вождя, только не будничный, привычный, а негромко-напевный, размеренный: «А случалось и того хуже: он пугался ночных странников, привидений и сломя голову бежал к палатке своей семьи, все тот же юноша, не познавший природу своей души, не обретший себя».

«Будь по-твоему, прадедушка», — пробормотал Том про себя, стиснул зубы, крепче сжал в руке фонарик, поднял его перед собой, будто оружие, и пошел вперед, пока не оказался прямо перед громоздкой тенью. До двух красных одинаковых огоньков — два шага. Один. Но они оставались неподвижны, а тишину в комнате нарушало лишь его прерывистое дыхание.

Том осторожно протянул руку и — коснулся меха. Он дернулся назад, будто обжегся, от страха у него перехватило дыхание. Но громадина продолжала стоять не шевелясь. Глотнув, он подошел к той вплотную, и тут все нелепости, увиденные им в этой комнате, составились в ясную картину — на него волной накатило облегчение, он едва не расхохотался.

Он стоял нос к носу с чучелом бизона. Вся комната была заставлена верстаками, полунабитыми чучелами птиц и животных, разрисованными задниками — панорамами и диорамами с небом, настоящими деревьями, камнями и травой. Он находился в подсобном помещении большой галереи «История животного мира».

Том ткнулся лбом в спину огромному зверю. Ах ты, бизон, бизонище! Из-за тебя я чуть не стал величайшим идиотом столетия. Надо же, собрался бежать от чучела бизона! А еще мечтает стать воином племени черноногих!

Том нащупал спутанные космы волос и попытался представить себе былые времена: его соплеменники ждут, когда из клубов пыли под громовой перестук копыт появятся бизоньи стада. Это ведь уму непостижимо — остановить несущегося бизона стрелой, направить всю эту массу — неудержимую, сотрясающую землю и вздыбливающую пыль, — направить туда, куда тебе надо, с помощью лишь криков да машущих рук. А он, Том Лайтфут, потомок этих отважных воинов, едва не наделал в штаны от страха при виде одного смертельно усталого чучела в музейной подсобке.

Посмеиваясь про себя, он на цыпочках пошел вдоль стены, фонарь держал книзу. А то еще раз споткнешься о какие-нибудь подмостки… Пока что ему везет. Последняя дверь по правую руку открываться не хотела, но, посветив вдоль дверного косяка, он увидел: у верха дверь закрыта на обычный крючок. Он бесшумно откинул его и выключил фонарик — по ту сторону двери может быть охранник, и свет он наверняка заметит.

Это было большое помещение, уж никак но каморка. Может, ему наконец повезло? Вот только жуткий запах. Какой-то едкий. Омерзительный. Тома даже затошнило, он задышал ртом, втягивая воздух маленькими порциями. Явственно слышался и какой-то звук — первый с той минуты, как Том проник в музей через наружную дверь. Звук исходил не от человека, тут сомневаться не приходилось. Но не был он и механическим. Что-то едва слышно шуршало, скребло, ползало и пощелкивало.

Он уже хотел шагнуть назад, не включая фонаря, закрыть дверь. Но, вспомнив молитвы прадедушки во время танца призраков, прошептал: «Помогите мне, предки» — и, предчувствуя, что сейчас наткнется на какую-то жуткую гадость, зажег фонарь. Секунд десять он стоял и смотрел, пригвожденный к месту, не в силах осознать, что перед ним. Потом волоски у него на шее зашевелились, он испустил полный ужаса вопль, выскочил из комнаты и захлопнул за собой дверь.

Этот звук эхом разнесся по комнате. Фонарик выпал из его внезапно вспотевшей руки и, включенный, укатился под скамью. Он пырнул за ним так стремительно, будто от этого зависела его жизнь. Слава богу, ничего не сломалось, и фонарик продолжал светить. Трясущимися руками он закрыл дверь па крючок, будто то, что осталось за ней, могло пуститься за ним в погоню.

— Ой, ну что же это… прадедушка, не могу я… — застонал он и вдруг задрожал всем телом: тыльной стороной ладони он прикоснулся к невесть откуда взявшемуся куску мешковины.

Том начал яростно отряхиваться, светить во все стороны фонариком, искать неизвестно что. Потом вздохнул, вытер вспотевшее лицо. Закрыл глаза руками, словно пытаясь физически выгнать из памяти только что виденное. Что такое это было? Он сошел с ума или ему это померещилось? А может, ночные странники похитили его разум, и все должно быть именно так? И прадедушкины сказки о мире духов все-таки правда?

Несколько минут Тома колотил озноб, но он сумел взять себя в руки.

— Я в городе, сейчас вторая половина двадцатого века, — твердо сказал он себе. — Это всего лишь музей. Тому, что я видел, должно быть разумное научное объяснение.

Но что же он все-таки видел? Он глотнул и, сделав усилие, заставил себя вспомнить. Кажется, это был огромный стеклянный ящик, эдакий гигантский аквариум, занимал он почти всю комнату. Внутри лежала выпотрошенная туша крупного животного — вапити, или американского лося. Неожиданно, отвратительно, но не более того.

Но не это главное. Он поежился. Туша была живой — нет, не в прямом смысле, хотя поначалу он подумал именно так. Он снова содрогнулся и попробовал рассуждать по-научному, именно так поступил бы Пит. Туша была покрыта, да-да, покрыта тысячами и тысячами маленьких жуков, которые обгладывали, обсасывали кости животного до сияющей белизны.

Фу, только бы не стошнило. Нервничая, он высветил фонариком края двери. Вдруг кто-то из этих копошащихся тысяч выберется наружу? На двери висела большая табличка. Эх, заметить бы ее раньше! Она гласила:

— Очень правильно, — пробурчал Том себе под нос — Обязательно закрытой. Всегда.

Он отвернулся и пошел дальше вдоль стены подсобного помещения. Рука его задержалась на ручке следующей двери. Что еще ждет его в этой камере ужасов?