Карабарчик. Детство Викеши. Две повести - Глебов Николай Александрович. Страница 22

Никто не стал спрашивать, куда собрался старик.

Шёл Журавей твёрдым, размашистым шагом и всю дорогу молчал… Только на привале, когда все уселись отдохнуть, он спросил Яньку:

— Отец дома?

Мальчик ответил.

— А чей отряд на Чарыше?

— Алексея Громоздина.

Отдохнув, путники двинулись дальше. Ночь они провели в тайге, а утром Удаган вывел их к Тюдрале.

Возле избы Кобякова стояло несколько оседланных лошадей. Председатель собрал совещание командиров отрядов.

— Тюдралу нужно оставить в тылу и принять бой с карателями ниже Чарыша, — говорил он. — Нам необходимо до прихода основных сил Печёрского организовать защиту села. Отряд Громоздина займёт дорогу в версте от Тюдралы. Тебе, Темир, — обратился Прокопий к охотнику, — придётся принять первый удар врага. Выматывая колчаковцев, ты должен постепенно отходить под заслон отряда Громоздина. Если Печёрский подойдёт вовремя, тогда… — он выдержал небольшую паузу, — это будет последний, решительный бой. Так ли я говорю, товарищи?

— Смерть паразитам! — Алексей Громоздин грохнул кулаком по столу. — Сбросим колчаковцев в Чарыш!

— Правильно! Тюдралу мы должны отстоять! — раздались дружные голоса.

Прокопий был внешне спокоен.

— Итак, товарищи, — продолжал он, — план есть. Но прежде всего нам нужно знать, какими резервами располагает враг. Задание, как видите, сложное и требует сноровки.

— Из моего отряда любой пойдёт в разведку, — отозвался Громоздин.

— И мои не отстанут, — сказал Темир.

— Я пойду в разведку, — раздался вдруг старческий голос. К столу протиснулся Журавей. — Я пойду, — повторил он.

— И я! — Янька с надеждой посмотрел на отца.

— И я! — шагнул к столу Кирик.

— И моя пойдёт, — Удаган встал рядом с Кириком.

— Ого! Нашего полку прибыло! — удивился Кобяков. — Ушли на Коргон двое, а пришли четверо. Хорошо. А лучшего разведчика, как дед Журавей, нам не найти. Солдат он бывалый и лесные тропы знает хорошо.

— Только вот что, Прокопий Иванович, — заговорил старый хранитель каменоломни. — В этом деле мне нужен помощник. Если вы, товарищи, согласны, — обратился он уже к командирам отрядов, — отпустите со мной Кирика.

— Ну как, Прокопий Иванович, решим? — спросил Громоздин.

— А сбережёшь Кирика? Ведь дело опасное! — Прокопий испытующе посмотрел на Журавея. Услышав, что дед Журавей берёт его в разведку, Кирик обрадовался.

— Знаешь что? — зашептал он Яньке. — Когда мы с Журавеем проберёмся к белым, я где-нибудь спрячусь и начну палить из ружья.

Янька и сам не знал, что такое военная разведка, и ответил своему другу:

— Ты постарайся их главного начальника подстрелить.

— Ладно, — кивнул головой Кирик.

На следующий день из Тюдралы вышел нищий. Положив руку на плечо идущего впереди мальчика, он старательно семенил ревматическими ногами, стараясь не отстать от своего молодого спутника.

Это был старый Журавей. Одетый в лохмотья, босой, он походил на бродягу, которого можно было встретить на любой из просёлочных дорог. Придерживая на ходу кошель, где вместе с хлебными крошками лежали две гранаты, Журавей поучал Кирика:

— Как только придём в Талицу, всё примечай. Где стоят пулемёты, пушки — запоминай, а я займусь другим делом. Если выну из кошеля корку хлеба — это тебе знак: утекай от меня подальше. Понял?

Кирик кивнул головой.

— Ежели что случится, скажи Прокопию, чтобы хранил мои георгиевские кресты и медали в сельсовете.

— А ты разве домой не придёшь? — мальчик вопросительно посмотрел на Журавея.

— Гадать не буду, потому боевая обстановка, а ты наказ выполни.

Через час путники заметили группу вооружённых всадников.

— Кто-то едет, — Журавей сгорбился и, продолжая опираться на плечи Кирика, направился навстречу конникам. — Что буду говорить — не вмешивайся, — прошептал он мальчику и, став на обочину дороги, опёрся на клюшку.

Разъезд приближался. Поравнявшись с Журавеем и Кириком, ехавший впереди всадник с нашивками урядника круто остановил коня.

— Дед, партизан здесь нет близко?

Журавей прикинулся глухим:

— Ась?

— Партизан, говорю, нет близко?

— Не чую, — старик приложил руку к уху.

— Глухая тетеря! — выругался колчаковец. — Я тебя спрашиваю, где партизаны? — рявкнул он.

— Ну, теперь понял, — закивал головой Журавей. — Партизаны — они везде. Может, тут… может, там… — он показал на горы. — А видать не видал.

— А ты кто? — урядник пытливо смотрел на старика.

— Ась?

— Спрашиваю, кто такой? — крикнул каратель.

— Я человек божий, покрыт кожей, родом из Нерчинска Пензенской губернии.

— Да ведь Нерчинск-то за Иркутском, а Пенза-то около Москвы, бродяга!

— Никак нет, вашбродь! — ответил по-солдатски Журавей. — Имею от зелёного прокурора документ, где прописано жить мне летом по дорогам, а зимой — на усмотрение.

— А алтайца где взял? — белогвардеец показал на молчавшего Кирика.

— Мальчонка — сирота, ну и пристал ко мне. Я ношу боковик, а он — горбовик. — Старик слегка похлопал рукой по кошелю. — Двоим-то сподручнее.

— Так, так… — урядник что-то обдумывал. — А не сможешь ли окольными путями нас к Тюдрале провести?

— Ась?

— В Тюдралу, кроме этой дороги, как можно пройти?

— Мы не здешние, таёжных троп не знаем, — уклонился Журавей от ответа и, приподняв рваную шапчонку над лысой головой, проговорил с чуть заметной усмешкой: — До свидания!

Урядник покосился на бродягу, но, махнув рукой, поехал дальше. Разъезд последовал за ним.

Журавей продолжал поучать Кирика.

— Разведка — дело сложное: нужны смелость, находчивость и хитрость, а лезть напролом — кроме беды, ничего не наживёшь.

Кирик смутился: он вспомнил свой разговор с Янькой о том, как он хотел вести себя в разведке, и с уважением посмотрел на старого солдата.

Вечером, заметив расположенную у талицких ворот заставу, они обошли её стороной и, пробравшись огородами, оказались в центре села.

Там было людно.

Кроме кавалерийских частей, на площади расположился отряд пехотинцев и артиллерия. Возле церковной ограды, подняв длинные стволы к безоблачному небу, выстроились в ряд английские пулемёты. Здесь же виднелись горные пушки. Чуть подальше стояла виселица с почерневшими трупами.

В коротких расстёгнутых френчах и широчайших галифе сновали солдаты.

— Заграничное всё, — определил Журавей, — английское.

Пройдя площадь, путники остановились недалеко от поповского дома, из открытых окон которого слышались пьяные голоса, смех и музыка.

— Господа офицеры гуляют! — усмехнулся зло Журавей, нащупывая рукой гранату.

— Эй, дед, — услышал он голос подходившего к нему часового, — стоять здесь нельзя.

— Ась?

— Уходи, говорю, чёртова перечница!

Глаза Журавея вспыхнули и тотчас погасли. Бросив беглый взгляд на поповские постройки и небольшой садик, разведчики отошли.

— Штаб Ершова в поповском доме, — сказал Журавей. — Надо дождаться ночи, а там видно будет. Сейчас пойдем к пехоте. Пока я с солдатами буду лясы точить, ты пересчитай зарядные ящики и пушки.

Кирик кивнул головой:

— Ладно!

На площади Журавей начал рассказывать окружившим его колчаковским солдатам разные небылицы.

— Что за собрание? — раздался окрик офицера.

— Да вот старик анекдоты чудно рассказывает, — поднимаясь с земли, козырнул старший и показал на Журавея.

Офицер был навеселе.

— Отлично! Господин полковник — большой любитель весёлых рассказов. Поднимайся, старик!

Поддерживая кошель, Журавей поднялся на ноги.

— Сейчас пойдём в дом, — офицер кивнул головой на штабную квартиру.

Вынув из кошеля корку хлеба, старик поднёс её ко рту. Это был условный знак.

Кирик неохотно отошёл от Журавея и исчез в толпе.

Спускалась ночь. Яркий свет из окон поповского дома ложился на деревья, на широкий мощёный двор, где возле крыльца прохаживался часовой. Завидев офицера, он вытянулся в струнку.