Меня зовут Нур Ахмат - Король Владимир. Страница 5

ВРАГ РЕВОЛЮЦИИ

Нур Ахмат прислушивался к выстрелам, крикам, которые раздавались где-то совсем рядом.

Сайфуддин-хан ласково улыбнулся:

— Это музыка священной войны. А в такой войне нет ни детей, ни стариков. И все наши враги умрут страшной смертью.

Он помолчал, потом вдруг спросил:

— Скажи, а почему ты не стал на колени?

Нур Ахмат угрюмо молчал.

— Я, если б это нужно было для спасения жизни, стал бы на колени перед кем угодно. И почему ты считаешь меня своим врагом?

— Твои люди убили моего отца.

— Он был неверным?

— Он вёз беднякам хлеб, а твои люди напали на колонну.

Душманский главарь прислушался к выстрелам. Он вынул из кармана атласных шаровар часы, щёлкнул золотой крышкой, усыпанной драгоценными камнями, и поморщился:

— Что-то они долго…

Вдруг стало совсем тихо. Чей выстрел был последним? Душмана, добивающего свою жертву, или смертельно раненного свободолюбивого юноши, из последних сил пославшего пулю в цель?

— Ну, вот и всё, — оживился Сайфуддин-хан. — Наконец можно спокойно поговорить.

Он сидел, раскинув полы халата и широко расставив ноги.

— Я понимаю… Смерть отца, кровная обида. Но твоего отца убивал не я. И я не приказывал убивать именно твоего отца. Ничего не поделаешь — священная война, А то, что ты оказался в этой войне на стороне неверных, — это случайность. Теперь ты в моём отряде. Так я хотел.

Не думал Нур Ахмат, что можно вот так мирно беседовать с убийцей отца. А Сайфуддин-хан, как из каменных глыб, строил вокруг него колодец.

— Я знаю, о чём ты думаешь. — Душман наклонился и ласково шлёпнул Нур Ахмата по щеке. — Прилетит вертолёт, придут сарбазы — и конец Сайфуддину… Хочешь, я скажу тебе, о чём думаю я? Благодаря тебе я сделал одно важное открытие. В такой войне ребёнок может то, что не под силу даже опытному взрослому. Как, оказывается, просто провалить операцию, которую планировали американские специалисты, — съел лепёшку, и всё. Люди поверили тебе. Сейчас никто никому не верит, а тебе поверили. Ты помог нашим врагам, а теперь поможешь нам. Ты мужественный человек. И я уверен: ты сделаешь так, как тебе прикажу я.

Опять давящая тишина. Было даже слышно, как тикают часы Сайфуддин-хана.

— Теперь представь себе, что ты сын другого… И не надо смотреть на меня такими глазами. — Душман ладонями закрылся от взгляда Нур Ахмата, — Представь только, что у тебя другой отец — очень богатый человек. У него есть в Пакистане несколько магазинов. Один из них продаёт автомобили. Ты приходишь в этот магазин, садишься в любую машину — и она твоя. Ты будешь учиться в самом дорогом колледже, на каникулы ездить в Америку, в Европу, в Австралию…

Он говорил и украдкой заглядывал Нур Ахмату в лицо. И чувствовал, как из груди этого худого воробья, взъерошенного и голодного, бьёт упругая волна ненависти. «Неужели он не понимает, — думал Сайфуддин-хан, — что стоит мне щёлкнуть пальцами, и он тут же в муках уснёт, чтобы больше никогда не проснуться?»

Но, думая так, душман продолжал:

— Хочешь, я заменю тебе отца? — Он сел на корточки перед Нур Ахматом. — У тебя будет всё, о чём я говорил. Я знаю — ты остался на этом свете совсем один. У меня тоже никого нет. Я брошу эти горы, купим пароход и поплывём в Африку — охотиться на носорогов.

Ответ Нур Ахмата озадачил бандита. Главарь даже не сразу понял, что нужно делать, когда в шатёр вошёл душман в зелёном халате и сказал, что люди кишлака Фатех ждут его.

Он заложил руки за спину и пошёл к выходу.

— Идём. Ты увидишь, что лучше быть со мной, чем против меня.

К шатру подвёли чёрного, как смола, коня, покрытого красной попоной. Телохранители помогли главарю взобраться в седло.

— Иди рядом, — сказал Сайфуддин-хан пленнику. — Повтори, что ты сказал. Я не понял.

Нур Ахмат повторил:

— Я сказал, что если соглашусь, то не смогу смотреть в глаза отцу.

ПОМНИ ИМЯ СВОЁ!

В долине стелился сизый дым. Глухие высокие стены домов с узкими бойницами были испещрены следами пуль. Нур Ахмату стало страшно, когда он увидел на земле мальчика с простреленной головой, со сжатым в окостеневшей руке старым ружьём. Но ещё страшнее было показать бандитам свой страх. Поэтому, как ни косился душманский вожак, он не увидел зажмуренных глаз пленника, его отвернувшейся головы. Нур Ахмат шёл и смотрел… Только шаг стал медленнее.

Подошли к разрушенному дому.

— Здесь была школа, — сказал главарю подбежавший бандит в длиннополой грязной рубахе. — В этой школе детей учил мулла. Он ездил в Кабул на поклон к неверным. А его сын — местный активист.

— Гореть им в адовом огне, — сказал Сайфуддин-хан. Он слез с коня, поднял ладони к небу, притронулся кончиками пальцев к вискам и, скрестив руки на груди, склонил голову.

У разрушенной школы стояли согнанные душманами жители кишлака. Среди них Нур Ахмат увидел и душманского муллу. Сам он в казнях участия не принимал, но убеждал мирных людей подниматься на «священную войну», натравливал бедняков одного кишлака на бедняков другого.

— Слушайте все! — громко начал Сайфуддин-хан. — Эти воины сегодня покарали моих врагов в вашем кишлаке. Скоро я возьму штурмом провинциальный центр, дойду до Амударьи.

— Большая беда идёт с севера, — вещал душманский главарь. — Сюда везут отравленный хлеб. Бросьте эту подачку в пропасть на съедение горным козлам. Только что из разведки в Кабул пришёл мой сын. Он может подтвердить правоту моих слов. Я верно говорю, Зергун?

Как хлыстом, ударили слова душмана: «Сын…»

Бандит положил на голову Нур Ахмата руку с тяжёлыми перстнями на крепких пальцах.

Нур Ахмат отстранился. Он видел, что люди кишлака Фатех ждут от него слов.

Ждал и Сайфуддин-хан.

Должен же мальчишка понимать, что его тащили сюда, за десять перевалов, не для того, чтобы угощать лепёшками и халвой. Своим поступком на пустыре в Кабуле он заслужил смерть. А сейчас ему лишь дают последнюю возможность купить себе жизнь. Пусть только скажет «да». Или хотя бы промолчит. А потом будет говорить в кишлаках всё, чему научит его новый «отец».

Скажи Нур Ахмат «да», и колонну с хлебом вооружённые, обманутые им, Нур Ахматом, горцы встретят пулями — это вместо благодарности за бескорыстную помощь. Погибнут люди. И долго ещё ложь и недоверие будут отравлять жителей кишлака Фатех.

Трещал огонь — горели оконные рамы школы. Над жителями кишлака Фатех кружились искры. Люди ждали, что скажет мальчик.

И тогда над задымлённой долиной прозвенело:

— Нет! Я не сын шакала! И зовут меня не Зергун, а Нур Ахмат!

Сайфуддин-хан молча и тяжело пошёл прочь, глядя себе под ноги.

— Как быть с мальчишкой? — засуетился рядом бандит в зелёном халате.

Сайфуддин-хан молчал.

Каких-нибудь пять лет назад он усмирял взбунтовавшегося от налогов дехканина ударом кнута. Он и лиц крестьян почти не видел. Помнит только их согнутые спины. И вот эти рабы отняли у него землю, а какой-то оборванный сын шофёра смело смотрит ему, Сайфуддин-хану, в глаза, не боится называть его своим врагом и, что уж совсем непонятно, презирает мученическую смерть.

Бандит в зелёном халате всё спешил за главарём. Сайфуддин-хан резко остановился, сквозь зубы процедил:

— Мальчишку забросать камнями.

Как из колодца, Нур Ахмат слышал визгливый голос душманского муллы: «Верьте Сайфуддин-хану! Голод помутил разум его сына, силы покинули его!» Но ответить врагу Нур Ахмат уже не мог. Душманы в зелёных халатах под руки тащили его подальше от кишлака…

Люди кишлака Фатех стояли молча. Их руки были бессильно опущены, лица суровы. Веками жили они, хоронясь от всего мира, с опаской поглядывая даже на соседа. У каждого из них было оружие, и если кому-то и верили они, то только своему мулле. Теперь их мулла лежал в окровавленной чёрной одежде у маленькой разрушенной школы.