Фронт[РИСУНКИ К. ШВЕЦА] - Офин Эмиль Михайлович. Страница 4
— Смотри, хозяйка, какую я тебе царскую постельку изладил.
Надя приняла это как должное. Степенно ответила:
— Спаеибо, Тимоша. — И повела бровью в сторону попутчика. — Его возьми в кузов, положи рядом с собой. Соображаешь? И давайте-ка спать. Отдохнуть надо.
Ветерок донес из села всхлип гармошки. Костер догорал. Над ним вились последние искры.
3
Люди поднялись вместе с солнцем. Степь, освеженная росой, лежала широко вокруг. Птицы пели и ворковали на все голоса.
Завтрак был короткий. Надя то и дело поторапливала мужчин:
— Ешьте поскорее, да так, чтобы до вечера не чаевничать. Останавливать машину не буду.
В последний момент, когда мотор, чуть подрагивая, урчал, готовый к дороге, Надя небрежно сказала попутчику:
— Садись, что ли, в кабину. Ехать будем весь день. А вид у тебя того…
Но ехать весь день не пришлось.
Часа через два, когда миновали какой-то поселок и дорога пошла в гору, Надя вдруг начала нервничать. Она снизила скорость и осторожно вела машину, тревожно прислушиваясь. Тяжело перевалив через холм, грузовик покатился по инерции, и освобожденный от нагрузки мотор заработал вхолостую. Он работал по-прежнему плавно, но теперь в его обычный гул вкрался посторонний сухой звук — так в далеком селе бывает слышна колотушка ночного сторожа.
Рука попутчика легла на руль рядом с загорелой рукой Нади.
— Остановите!
Она повернула к нему встревоженное лицо.
— Ты тоже слышишь?
— Да, остановите немедленно. — Он решительно повернул ключ зажигания. На щитке вспыхнула и погасла красная лампочка. Машина остановилась у обочины. Наступила тишина.
— Тимошка, у нас авария — застучал подшипник. Почему так вышло, я пока еще не знаю, но сейчас надо решать, что будем делать. Починить я это не могу: надо открывать мотор, а как его ремонтировать? Обидно, конечно, ездим с начала войны, такого еще не бывало! — Голос Нади зазвенел, подбородок дрогнул. Но она быстро справилась с собой и сердито продолжала: — Отъехали мы без малого триста километров, не возвращаться же назад. А впереди Курган, до него километров около двадцати осталось. Двигаться сами мы не можем, стало быть, выход один: ждать попутную машину и, как это ни тошно, проситься на буксир.
Тимка поскреб в затылке. Он казался расстроенным больше Нади.
— А в Кургане что?
— Как что? Нужен станок, баббит… Я добьюсь. Мы обязаны доставить груз, как всегда, ко времени, я дала слово Катерине Власовне ездить без аварий.
Тимка беспомощно оглядел пустынную степь и грустно развел руками.
Попутчик не участвовал в этом разговоре: он был чужой. Сидя на краю придорожной канавы, он сосредоточенно рассматривал Тимкину спину. Наде показалось, что он любуется его новым ремнем. Такой же ремень, новенький и хрустящий, опоясывал солдатскую гимнастерку Андрея в последний вечер… Как трудно было разжать пальцы, отпустить тот ремень! Если б сейчас, в тяжелую минуту, был бы рядом он — родной, сильный человек, умелый шофер, скромный и молчаливый, чем-то похожий на этого…
— А ты что скажешь, товарищ?
Вопрос девушки вывел попутчика из задумчивости.
— Как у вас с инструментом? — спросил он.
— С каким инструментом?
— С монтажным. Торцовые девятнадцатимиллиметровые ключи есть?
— Инструмент полностью.
— Покажите.
Тимка бросился к машине, вытащил брезентовую сумку с гаечными ключами. Попутчик внимательно осмотрел набор и сказал просто:
— Ремонт сделаем здесь. Дальше пойдем своим ходом.
— Ты?.. Ты сможешь это сделать? — удивленно спросила Надя. Но она и сама уже поняла: он сделает, он справится. — Что мы должны?
— Помогать мне.
— Ну, так командуй.
— Хорошо. — Он встал. — Масло и воду спустить. Передок поднять на домкрат и закрепить чем-нибудь… ну, хоть вон те камни можно взять. Колеса снять, чтоб
;Не мешали, капот тоже долой и снимайте головку блока.
'Вы, Тимофей, когда управитесь с колесами, помогайте Надежде Степановне, а потом придете ко мне под машину. — Попутчик покосился на Тимкины ручищи. — Если что не будет поддаваться, силы не применять — спросите у меня.
Солнце палило нещадно. Проходящие машины обдавали пылью и бензиновым перегаром, но люди не обращали на это внимания. Они понимали, что судьба послала им настоящего мастера, знающего душу мотора, и работа спорилась.
Вот уже головка цилиндров лежит на подножке автомобиля, Тимка с любопытством заглядывает в таинственное нутро двигателя, но попутчик не дает передышки, окликает его, и Тимка послушно лезет под машину. Здесь не так жарко, но капли не успевшего стечь масла падают на лицо, слепят глаза.
Когда сняли картер — скопление магистральных трубок, фасонных гаек, зашплинтованных крест-накрест проволокой, сетки фильтров, отвисшие прокладки, — все это хозяйство представилось Тимке безнадежно запутанным и сложным. Он тяжело вздохнул.
— Понимаешь, у меня брат выписался из госпиталя. Он вместе с Надиным Андреем ушел на фронт. Андрей тогда же, в сорок первом, погиб, а брат без ноги остался. Ждет меня в Свердловске. Мы договорились у нас в райкоме с Катериной Власовной встречу ему устроить как фронтовику. Располагали его обратным рейсом в родное село привезти на машине. А машина вот…
— Тяните эту гайку, Тимоша. Не горюйте, успеем. Теперь проверните вал за маховик. Еще, еще… Стоп!
Уверенные пальцы попутчика потянулись к шатунному подшипнику и сильно качнули его. Раздался короткий сухой треск. Тимке он показался стоном человека, у которого врач нащупал больное место.
— Тащите вверх поршень, Надежда Степановна! Осторожно кольца! Ну вот, теперь все.
Попутчик вылез из-под машины. Его лицо и волосы были залиты маслом. В руке он держал крышку шатунного подшипника. Взяв из Тимкиных рук шатун, наложил крышку и молча протянул Наде. Тонкий слой серебристого металла был покрыт трещинами и раковинами. Местами он совсем выкрошился и открывал черное тело шатуна.
— Отчего бы это? — глаза Нади вопросительно смотрели на попутчика.
— Давно эта трехтонка ходит?
— С сорок первого. Началась война, все машины на фронт забрали. Эта была списана, нам ее эмтээсовские трактористы помогли восстановить. А двигатель совсем недавно из ремонта.
Ну вот, наверно, заливка была неправильно сделана или подгонка неаккуратная. Подшипник не расплавлен, а разбит.
Надя махнула рукой.
— Хоть разбит, хоть расплавлен — дело дрянь.
Тимка молча курил. Степь опоясалась по горизонту бледно-голубым знойным маревом, от земли поднимался удушливый жар, в траве лениво щелкали кузнечики.
Надя вновь с надеждой подняла глаза на попутчика и впервые увидела ряд его ровных белых зубов. Карие глаза светились мягко и успокаивающе: человек улыбался.
— Можно и мне закурить?
Тимка виновато, с поспешностью протянул кисет. Сворачивая козью ножку, попутчик сказал:
— Нужен костер, Тимоша. А вы, Надежда Степановна, налейте в картер бензина и вымойте масляный насос, а потом и картер. Тянуть не будем, до темноты нужно кончить.
Когда костер разгорелся и образовались уголья, попутчик сунул туда шатун. Через некоторое время баббит расплавился и стек. Тимка зачарованно следил за руками попутчика, Надя стояла перед костром на коленях: предчувствие, что сейчас произойдет нечто неожиданное, владело обоими.
— Тимофей, вам придется пожертвовать вашим новым ремнем.
Тимка хотя и не понял, для чего нужен ремень, но немедленно снял его и протянул попутчику. Тот попробовал ремень на ощупь, на зуб и удовлетворенно сказал:
— Настоящая кожа. Давайте на костер котелок с автолом.
Он отрезал небольшой кусок ремня и долго держал его в кипящем масле. Когда кожа остыла, свернул ее кольцом и вставил в шатун, заменив выплавленный баббит.
— Я слышала где-то, что можно ездить на ремне или на березовой коре, но всегда считала это шоферскими сказками.