Фронт[РИСУНКИ К. ШВЕЦА] - Офин Эмиль Михайлович. Страница 5

— Это не сказка. Ремень выдержит порядочное расстояние, — серьезно сказал попутчик.

Тимка громко рассмеялся и подбросил в воздух фуражку. Надя неодобрительно посмотрела на него.

— Ведешь себя, как малец. — И, повернувшись к попутчику, сказала и с одобрением и с укором: — Эх, руки твои золотые! И подумать, что такой мастер по рынкам бродит, время пропивает, когда для фронта нужно ремонтировать столько машин…

Попутчик нахмурился и встал.

— Начинаем сборку.

И вот наступил момент, когда была завернута последняя гайка. Грузовик принял прежний вид. Тимке показалось, что Надя смотрела на машину, как врач смотрит на выздоравливающего больного, который подвергался сложной операции.

Поглядев на Тимку, попутчик напомнил Наде:

— У Тимоши брат в госпитале ждет, да и вы ведь спешите.

— Тимка, ручку!

Кожаный подшипник крепко держал вал, но Тимка плюнул на ладони, крякнул, ручка поддалась. Мотор нехотя фыркнул, закашлялся и вдруг заработал хорошо и ровно.

— Кидай инструмент в кузов, потом все уложим! Влезайте быстрей! Ну!..

Тимка едва успел вскочить на подножку. Надя тронула с места машину и погнала ее вперед. Замелькали столбы, зашуршали шины, и ни с чем не сравнимое чувство движения овладело людьми. Сумерки, раздвинутые светом фар, отступали в сторону. Тяжелый грузовик словно радовался возвращенной мощи.

Вот вдали заискрились огни Кургана, промелькнули фермы моста через реку Тобол. Окраинными улицами машина пронеслась по затихающему городу и полетела дальше, навстречу темному лесу.

4

На этот раз ночевать остановились в деревне. Хозяйки, радуясь новым людям, приняли их дружелюбно: машину разрешили поставить в крытый двор и, несмотря на поздний час, затопили баню. Надя достала из своих запасов кусок мыла и отдала его Тимке. Мыла не жалейте. Мазаные, ровно черти.

Особенно грязным оказался попутчик: руки его по локоть были перепачканы в масле, волосы слиплись.

Ольга, хозяйская дочка, полногрудая и румяная, блестя зубами, протянула Тимке березовый веник и фонарь.

— Попарься, работничек, смотри только, баню не свороти.

Тимка попытался обнять ее своими ручищами, но она огрела его веником, и уже откуда-то из темноты послышался ее смех.

Тимка бросился за нею.

Скинув одежду на скамейку у входа, попутчик вошел в баньку. Вскоре явился и смущенный Тимка. Большая шишка украшала его лоб.

— В темноте на колодец наткнулся, язви его! — объяснил он.

Через час все собрались в горнице большой пятистенной избы, сплошь застланной половиками. Против дверей висела увеличенная фотография молодого красноармейца в фуражке набекрень. В другом простенке висела фотография поменьше. На ней во весь рост стоял по команде «смирно» крупный мужчина в солдатской бескозырке, с длинными усами и георгиевским крестом на груди. У русской печи, занимающей чуть ли не половину горницы, хлопотала Ольга. Она уже успела переодеться в новое платье и накинуть на плечи пеструю косынку. Мать ее, еще не старая женщина, усадила Надю за стол рядом с собою.

— Вот одна и живу в хоромах. Ладно, хоть Оленька иногда проведать приезжает, она в городе в поварихах служит. Сын мой на фронте, и сам старый черт, — она кивнула на фотографию усача, — за ним увязался.

— Да ведь не молод, поди? — удивилась Надя. Женщина гордо усмехнулась;

— Пятьдесят пять стукнуло, а силен. Из лесу, бывало, один припрет воз с дровами. «Лень, — говорит, — запрягать — всего сто метров везти». Вот и этот ваш такой же породы, — она ткнула пальцем в Тимку.

Надя заметила Тимкину шишку и уже хотела было спросить о ней, но, взглянув на смеющуюся Ольгу, про-молчала, только укоризненно покачала головой.

— Прошу, гости добрые, с нами ужинать, — пригла-сила хозяйка. — Оленька, давай пельмени!

Ольга подцепила ухватом огромный котел. Тимка протянул руку:

— Давай помогу, царевна!

— Уйди, медведь, ошпарю! — грозно прошептала она. Тимка отдернул руку: он уже знал Ольгин характер.

Попутчик сидел в углу и перелистывал книгу, взятую с этажерки. На нем была нательная рубаха, заправленная в холщовые брюки. Лицо его было печально. Надя придвинулась ближе к хозяйке и, понизив голос, спросила:

— Есть тут у вас милиция или от военкомата кто-нибудь?

— Есть, при сельсовете. А тебе зачем?

— Да так… Путевой лист отметить нужно, — задумчиво сказала Надя и, поймав на себе удивленный неодобрительный взгляд Тимки, упрямо тряхнула головой: не твое, мол, дело. Потом встала и подошла к попутчику: — Почему не идешь к столу? Стесняться не к чему, ты сегодня поработал на славу. — Она взяла из его рук книгу и поставила на этажерку. Как бы между прочим спросила: — Подшипник твой до Свердловска выдержит?

— Может, и выдержит, — рассеянно ответил попутчик. Видно было, что он думает о чем-то своем.

— А если не выдержит? — с беспокойством спросила Надя.

— Не беда, повторим операцию. — Попутчик грустно улыбнулся. — Я же вас не брошу в беде: долг платежом красен.

Надя промолчала.

Тимка, внимательно следивший за этим разговором, громко позвал попутчика:

— Давай к столу, друг!

Чашки с брагой стояли около каждой миски. Надя отодвинула было свою, но Тимка взмолился:

— С нами, Степановна! Хоть один глоточек! — Он сидел рядом с попутчиком, развернув плечи во всю ширь.

Надя невольно усмехнулась:

— За что пить-то, какой праздник? Вдруг попутчик встал и сказал негромко:

— Выпьем за тех, кто на фронте. За ваших близких, чтоб они уцелели, вернулись…

— Дай-то, дай-то бог! — горячо откликнулась хозяйка и смахнула слезу.

Все подняли чашки, стали шумно чокаться.

— И за братишку, значит, моего, — обрадовался Тимка и одним глотком опорожнил чашку.

Только одна Надя почувствовала какую-то особую горечь, скрытую в словах попутчика, и мысли о погибшем Андрее оторвали ее от общего разговора, от ужина…

Встав из-за стола, устроились спать кто куда, не заботясь ни о каких удобствах, хотя Ольга и ее мать готовы были предложить гостям все, до последней тряпицы. Тимка, повинуясь Надиному взгляду, улегся рядом с попутчиком.

Уже засыпая, попутчик услышал слова, произнесенные Надей:

— Мастер он, золотые руки. Только странный какой-то… — И потом — Там горячая вода еще осталась?

Он хотел послушать, что она скажет дальше, но через минуту уже спал…

Когда попутчик открыл глаза, солнце заливало горницу. В доме было тихо. Некоторое время он не мог сообразить, где находится, но потом разом все вспомнил. Быстро оделся и вышел в сени. Там на гвозде висел его комбинезон, он был выстиран, рукав починен. В нагрудном кармане по-старому лежал конверт, он был сухой. Попутчик задумался, повертел конверт. Потом спрятал письмо в карман и вышел.

Тимка колол дрова. Под ударами топора чурки лихо разлетались в стороны. Сверху доносилось легкое постукивание. Это Надя, ловко орудуя молотком, чинила прохудившуюся крышу.

Попутчик спросил с огорчением:

— Почему меня не разбудили? Я бы тоже помог.

— Ты вчера наработался. — Надя спустилась по лестнице, придерживая юбку у колен, взяла из холодка глиняную крынку. — Выпей. Твоя доля осталась. Ты так долго спал, я думала, скиснет молоко. — Она помолчала, посмотрела, как он пьет, и, принимая от него пустую крынку, тихо сказала: —Жалко было будить.

Попутчик помедлил. Потом осторожно дотронулся до её руки.

— Вы стирали мою одежду, спасибо.

— Труд не велик, коль вода и мыло есть, А стирала, между прочим, не я-Ольга.

Надя сунула ему в руки молоток, круто повернулась и пошла в дом,