Месть пожирает звезды - Выставной Владислав Валерьевич. Страница 70
– Прикрой правый бок, сынок! – орал сержант, ворочая стволами.
Картман отчаянно взвизгнув, сделал несколько выстрелов, и его автомат отозвался резкими щелчками.
– Все! – крикнул Картман, отбрасывая оружие. – В этом банке кредит мне закрыли! Нет патронов! Патронов, говорю, не осталось! Ты слышишь меня, Салазар?!
Салазар не ответил. Картман полными ужас глазами уставился на сержанта.
Только что яростно паливший из всех стволов сержант теперь свесился из кабины вниз головой, и окровавленные руки болтало, словно маятники каких-то жутких часов. Кровь не долго оставалась на его теле, быстро смытая тугими дождевыми струями. Его робот, словно по какому-то внутреннему электронному порыву, шатаясь, поднялся с колен и принялся монотонно, страшно, бродить кругами по заваленному железом и телами полю боя.
Роботы не обращали внимания на собрата с вражеской стороны.
Ведь физическая помеха внутри него уже была устранена…
Наступало мрачное утро. Дождь прекратился, но откуда-то со стороны моря еще доносились раскаты грома. Словно там все еще продолжался бой. Город дымился от недавнего пожарища. На улицах лежали груды развороченных роботов, изуродованные тела убитых солдат.
После нещадного грохота битвы казалось, что вокруг царит гробовая тишина.
Агнесса стояла среди дымящейся смерти и смотрела на верхушку башни. Туда, где под порывами неощущаемого здесь ветра развевались ДВА флага.
Сверху – желтый, с незаметными снизу бубенцами. Под ним – другой, синий…
– Синий… – прошептала Агнесса, – Но… Как же…Как же так… Это же не флаг Директории… Это… Это же его флаг! Но… Ведь он должен был… Только сегодня…
Лицо ее исказила гримаса ужаса. Она, задыхаясь, бросилась в сторону основания Старой Магды…
У бетонного фундамента башни, лежало тело человека в обожженной военной форме. Лежало лицом вниз, и по растворенному в лужах кровавому следу было видно, как полз сюда этот человек.
Это был Энрико.
Агнесса со сдавленным криком бросилась к нему и упала к его ногам, корчась от рыданий. Потом, не переставая захлебываться в слезах, она перевернула его на спину.
Лицо Энрико было залито уже запекшейся кровью, так что узнать его было почти невозможно.
Но Агнесса все равно не знала его в лицо.
– Ты! – кричала она, – Это ты! Но почему, почему?.. Я ведь не знала… Я не знала… Как ты мог! Как я могла…
…По площади шел Трико, позванивая пустыми лентами, свисающими из карманов, и продолжая играть на своем карманном «тетрисе», что снова стал простой игрушкой. Кругами ходил боевой робот, неся своего мертвого пассажира. Вдали чадно дымил разобранный до основания блокпост Пустынной Стражи.
А невдалеке, на набережную, величественно спускался с небес огромный транспортный корабль со сверкающей эмблемой Директории. Он сел в старом порту, и тут же, как горох из банки, рассыпал по красному бетону технику и людей.
В небе со свистом пронеслось звено истребителей. Следом неторопливо проплыло несколько юрких маленьких шаров-разведчиков.
В воздухе пискнуло, и раздалась бодрая маршевая музыка.
– «Не создавайте излишних трудностей работе социальных служб. Пусть представители администрации выйдут на центральную площадь города, имея в руках что-нибудь белое – кусок ткани, лист бумаги. К вам подойдут представители военной администрации!»
…Картман, целый и невредимый, стоял рядом с также уцелевшим самоходным горнорудным буром, и в бессильной ярости бил его ногой.
– Стреляй в меня сволочь, стреляй!
Тот крутил в ответ маленькой ржавой головой, продолжая сверлить кусок красного бетона и монотонно хрипел в ответ:
– Введена неприкосновенность прототипа физических помех. Введена неприкосновенность прототипа физических помех…
На башне развевались два флага. Один – желтый с бубенцами выше, а другой, синий, с незаметным значком Пустынной Стражи, чуть ниже.
С крыши отеля город рассматривал офицер с крупными знаками отличия и бодро говорил в переговорное устройство:
– Внимание! Операция «Желтый сезон» завершена. Поздравляю и благодарю всех участников операции, отличная работа…
Группа военных заметила бредущего по улице слепо, словно лунатик, Картмана. Его тут же окружили, подхватили под руки.
– Это единственный, кто остался в живых? – поинтересовался военный в форме полковника.
– Похоже, что так и есть, – ответил другой офицер.
– Эй, боец, ты меня слышишь? – поводя перед лицом Картмана рукой в черной перчатке, сказал полковник.
– Да, слышу, – бесцветно отозвался Картман.
– У меня для тебя кое-что есть, солдат, – сказал полковник и достал из кармана маленькую атласную коробочку, – Сам командующий отдал приказ. И раз ты единственный, кто остался…
Полковник раскрыл коробочку и вынул оттуда маленькую сверкающую золотом медаль.
… – то по праву награждаешься самой почетной наградой Директории. Это медаль «За взятие небес». Она твоя.
Картман взглянул на медаль безумными глазами, затем взглянул на полковника. И вдруг, закричав, словно безумный, вырвался из рук поддерживавших его солдат и, шатаясь, неровными зигзагами бросился прочь.
…Мэрр Огилви, и таксист Хенаро стояли на площади под памятником. Мэрр с печальным видом держал в руках белые штаны.
– Сдается мне, Мэрр, – сказал Хенаро, задумчиво глядя на трепещущие в небесах флаги, – что старые башни сносят не потому что они старые или стоят у кого-то на пути, а потому что на них навешано слишком много тряпок. Как считаешь?
– Знаешь что, Монкада, – ответил Мэрр решительно. – Странный ты, все-таки, человек. Вот так взять – да и оттяпать самому себе руку. Пускай даже и для маскировки… Бр-р! Вот раз ты такой смелый – так бери-ка штаны и маши им сам. А мне пора возвращаться на арену…
К ним, улыбаясь, подходили солдаты…
…Хорхе осторожно подобрался поближе к Агнессе и положил на песок рядом с ней куклу с коряво пришитым лицом. Он старался не смотреть на странных людей, которые ради каких-то, совершенно ему не понятных вещей, готовы нарушить комплектацию стольких себе подобных. Нет, он решительно ничего не понимал.
Кроме одной простой вещи: они, наконец-то, встретились.
– В темноте не было видно, что он синий… – всхлипывала Агнесса. – Если бы я знала…
Энрико молча разлепил склеенные кровью веки.
– А как красиво было задумано… – прошептал он.
На башне по-прежнему развевались два флага – синий и желтый, с бубенцами.
А они молча сидели под башней, не глядя друг другу в глаза, и только ладони их склеивала остывающая липкая кровь.