Потерявшая имя - Малышева Анна Витальевна. Страница 28

— Помилуйте, князюшка! — замахал Ростопчин руками. — Разве бы я, сам-большой, осмелился поджечь Москву без согласия и приказа главнокомандующего? А Михайло Илларионович, в свою очередь, испросил на то волю государеву…

Ему не дали договорить, кто-то визгливо крикнул с другого конца стола:

— Лжете!

— Оправдаться думаете? Не выйдет! — поддержал другой голос, охрипший от возлияний.

— Пожарные трубы стали вывозить загодя, еще до совета в Филях! — вставил третий, молодой и взволнованный.

— А вы нас при этом убеждали не оставлять Москвы! — раздался вдруг женский истеричный крик. — Хотели детей наших бросить в костер! Убийца, убийца!

Губернатор вскочил и поднял руки, словно пытаясь остановить поднявшуюся бурю. Ему пришлось кричать, чтобы быть услышанным — теперь за столом говорили все разом, перебивая друг друга.

— Вы несправедливы, господа, вы сами знаете, что лжете!

Он дрожал всем телом от волнения. И без того круглые глаза еще более округлились, а непослушная шевелюра, которую некогда приходилось скрывать под париком, встала дыбом, как шерсть на загривке у затравленного волка.

— Я сжег Москву, потому что не мог видеть француза на родной земле! Я писал афиши, дабы избежать паники, потому что паника хуже предателя! Я ни о чем не жалею, потому что действовал ради спасения Отчизны! А вы, господа, как крысы, попрятались в своих имениях и сидели там, притулясь к печи, да шептали в страхе: «Авось пронесет!» А между тем крестьянин ваш брал в руки вилы и храбро шел на врага, не щадя живота своего. — Губернатор набрал в легкие воздуха, набычился и закричал так, что загасил две свечи в стоявшем неподалеку от него канделябре: — И вы, трусливые крысы, кои по духу ниже собственных мужиков, смеете меня обвинять?!

Наступила тишина, от которой графу сделалось жутко. Он только что неслыханно оскорбил московское дворянство. Вместо того чтобы покаяться в содеянном, Ростопчин посмел обозвать гостей крысами и сравнить их с мужиками! Ему грозило остаться вечным изгоем в этом городе. Даже дураки и дуры примолкли и забились в угол. Екатерина Петровна крепко сжала под столом руку мужа, давая понять, что она до конца будет с ним. Софи сидела с презрительной усмешкой, неизвестно к кому относящейся. Илья Романович, зачинщик всего безобразия, спокойно попивал пунш, с одной стороны, как бы не отказываясь от произнесенного, но никем не поддержанного тоста, а с другой — безучастно наблюдая за развязкой. Многие из гостей в крайнем возбуждении вскочили со своих мест, но еще не решили, что делать дальше — покинуть дом Белозерского или попросту начистить рыло губернатору.

И в этот критический момент произошло нечто непредсказуемое. Перед гостями явилась юная девушка в траурном платье, которую впоследствии в обществе называли не иначе как «тень Елены Мещерской». Девушка действительно напоминала дочь бывшего владельца дома, но лишь отдаленно. Те, кто бывал прежде у Мещерских, не могли не сравнить ее мертвенную бледность и худобу с румянцем и детской пухлостью прежней Елены. Огромные глаза девушки горели недобрым лихорадочным огнем, который нельзя было и вообразить в нежном и веселом взоре общей любимицы Элен. «Тень Елены Мещерской» явилась из-за спин князя и губернатора, поэтому ни тот, ни другой поначалу не поняли, что происходит в зале, что явилось причиной новой волны гула и остолбенения некоторых дворян.

— Господа, — обратилась к гостям Елена, в крайнем волнении стискивая дрожащие руки, — этот человек, — она указала на князя, — ограбил меня! Все, что вы здесь видите, все, что кушаете и пьете, куплено на деньги моего отца, графа Дениса Ивановича Мещерского, героя войны, сложившего голову под Бородином! Эти деньги принадлежат мне, его дочери! Князь завладел ими бесчестным путем и также бесчестно хочет завладеть всем моим наследством! Прошу вас, не дайте свершиться беззаконию!

Повисла напряженная пауза, воспользовавшись которой губернатор бесшумно сел на свое место и утер пот с лица. Он сразу заметил, как побледнел князь, как насупились его кустистые брови и забегали плутоватые глазки. «Нечист князюшка! — подумал граф. — На воре шапка горит!»

В зале установилась такая тишина, что было слышно, как скрипнуло под тревожно шевельнувшимся Белозерским массивное, похожее на алтарь полукресло из красного дерева, с подлокотниками в виде мифических лар, хранителей домашнего очага. Илья Романович даже не взглянул в сторону Елены. Помедлив мгновение, он поднял руку и, обведя взглядом собрание, погрозил пальцем, сверкая бриллиантовым перстнем. Смысл этого жеста так и остался загадкой — князь не то угрожал всем разом, не то просто требовал особого внимания.

— Все слышали? — обратился он к гостям прерывающимся голосом, то ли всхлипывая, то ли пытаясь удержать внутри выпитый пунш. — Моя несчастная племянница, сгоревшая вместе с родителями, уже полгода покоится с миром в Новодевичьем монастыре! И вот, когда у меня еще сердце по ней болит, когда я еще панихиды по ней всякую неделю заказываю, является эта… эта… — Он не мог подобрать слова и вдруг вдохновенно выпалил: — Авантюристка! КТО ТЫ ТАКОЕ, я тебя спрашиваю, — закричал он, ударив кулаком по столу и по-прежнему не глядя на Елену, — если нет в тебе ни стыда, ни совести, ни почтения перед прахом покойников?!

— Как вы можете, дядюшка? — прошептала изумленная таким выпадом Елена. — Побойтесь Бога!

— Явилась ко мне в дом, — задыхаясь, продолжал Илья Романович, — выдает себя за мою племянницу, придумав красивую историю своего спасения. Ей мало мучить меня этой чепухой, она набралась наглости обратиться к моим гостям! Спору нет, эта авантюристка и в самом деле похожа на Елену Мещерскую, но, видит Бог, это не моя племянница! Она вас обманывает, господа! Ее цель — завладеть моими землями и капиталами. Тут действует целая преступная сеть иллюминатов-масонов!

Князь не зря упомянул последних, зная особое пристрастное отношение к ним губернатора, и тут же обратился к Ростопчину, ища поддержки:

— Ваше превосходительство, необходимо с этим немедленно разобраться и заключить сию девицу под стражу!

Еще полгода назад Федор Васильевич, не задумываясь, арестовал бы Елену по одному только доносу с намеком на масонство, но сегодня ему меньше всего хотелось отдавать приказы и быть непоколебимым в своих принципах. Ведь вся эта публика, приехавшая к Белозерскому, держит в уме не пожар, не афишки, которые ввели ее в заблуждение, а именно масонов, вернее, одного из них, того, кого он отдал на растерзание черни. И снова перед глазами Ростопчина всплыло кровавое месиво. Голова у губернатора неприятно закружилась («Видать, хватил лишнего!»), и он едва не потерял сознания. Голос дочери вернул его к действительности.

— Маман, папа, — с несвойственной ей горячностью прошептала Софи, — а ведь это и в самом деле Элен Мещерская! Настоящая Элен! Князь бессовестно лжет!

— Замолчи! — грубо оборвала ее Екатерина Петровна. — Ты еще мала и не так опытна, чтобы распознать проделки авантюристов!

Речь князя произвела эффект. Слово «авантюристка» подействовало на публику должным образом. На слуху у всех был авантюрист Роман Медокс, сын известного антрепренера. Молодой человек, дезертировав из армии, отправился на Кавказ с поддельной бумагой за подписью самого Императорского Величества, якобы собирать средства для несуществующего кавказского ополчения. Своим проворством и умением обольстить собеседника Медокс легко сколотил больше миллиона и собирался удрать с этими деньгами за границу, да был вовремя изловлен и посажен в крепость.

Даже те гости Белозерского, что с первого взгляда узнали юную графиню Мещерскую, теперь не верили своим глазам. Они видели в ней все меньше сходства с прежней Элен, а кроме того, боялись быть вовлеченными в обман или показаться смешными. Никто не выступил в защиту Елены. Ростопчин, опасаясь скандала, глухо вымолвил:

— Разбирайтесь сами с вашими домочадцами! — И еле слышно добавил: — Своя рубаха ближе к телу, — за что был вознагражден одобрительным кивком супруги.