Кровавое дело - де Монтепен Ксавье. Страница 103

— Докажите, что вы невиновны!

— Допросите пассажиров, ехавших вместе со мной во втором классе из Марселя в Париж, и они все единогласно скажут, что я даже на пять минут ни разу не выходил из вагона и что по этому случаю никоим образом не мог убить человека, ехавшего в первом классе.

— Вы ссылаетесь на свидетельство ехавших с вами пассажиров потому только, что отлично знаете, что найти их — вещь совершенно невозможная. Вы очень неискусный преступник.

Оскар рвал на себе волосы и, заливаясь горючими слезами, только повторял:

— А между тем я невиновен, да, я невиновен, даю честное слово. Клянусь, что я ровно ничего не сделал!

Обыск был закончен и дал неоценимый результат, превосходивший самые смелые ожидания. Теперь можно было и удалиться.

Носильщик, уничтоженный, подавленный тяжестью обрушившегося на него удара, казалось, с минуты на минуту упадет без чувств.

Ноги его подкашивались, как у больного или пьяного, и были положительно не в состоянии поддерживать его тело. Оскар был не в состоянии сойти с лестницы.

Казнев, схватив его в охапку, без малейшего труда донес до кареты и бросил, как узел с бельем.

Агенты уселись на скамейку, против него, и отвезли в Мазас, где несчастный и был записан как арестант, обвиняемый в убийстве Жака Бернье.

Перед тем как распрощаться с господином де Жеврэ, начальник сыскной полиции обратился к нему с вопросом: не будет ли каких-либо приказаний?

— Завтра мы займемся Анжель Бернье, — ответил следователь.

И он отправился в суд, где написал повестку о вызове свидетеля, адресовав ее mademoiselle Сесиль Бернье, пансионерке в больнице доктора Пароли.

Рене Дарвиль распрощался на вокзале с Анжель Бернье и ее дочерью и, взвалив на верх кареты свои многочисленные сундуки и ящики, велел кучеру ехать на площадь Сен-Мишель.

Он уже не раз бывал в Париже и постоянно останавливался в гостинице на улице Жи-ле-Кер, поэтому решил и на этот раз пожить тут до тех пор, пока не удастся найти маленькую квартирку.

Устроившись, Рене переоделся, позавтракал и отправился на поиски.

Выйдя на угол улицы Дижон и Нового моста, Рене повернул на улицу Невер, одну из старейших в Париже.

Это узенький, темный переулок, необыкновенно мрачный, лишенный солнца и воздуха, дома которого, кажется, соприкасаются друг с другом своими крышами.

Подняв голову, Рене искал глазами объявления. Он увидел несколько, но все это были только комнаты.

Наконец, когда он уже почти прошел половину улицы, ему бросилась в глаза следующая надпись:

«Сдается немедленно хорошенькая маленькая квартирка».

Рене шагнул в длинный, темный коридор, в глубине которого виднелась извилистая и плохо освещенная лестница.

«Ну, домик-то не из кокетливых, — улыбаясь, подумал он. — Но что же делать: на безрыбье и рак рыба!»

Он долго и тщетно искал консьержку.

Не зная, к кому обратиться, молодой человек вынужден был вернуться назад и снова выйти из дома.

Внизу находилась зеленная лавочка, куда он и вошел наудачу.

— Не можете ли вы, сударыня, сказать, к кому бы мне обратиться, чтобы посмотреть квартиру, о которой вывешено объявление?

— Ко мне, сударь, — ответила торговка. — Хозяин поручил мне показывать квартиру.

— На каком она этаже?

— На третьем.

— Сколько комнат?

— Три комнаты и кухня.

— А цена?

— Шестьсот франков.

«Мне именно столько комнат и нужно, — думал в это время Рене, — да и цена довольно подходящая».

— Не потрудитесь ли вы показать ее, сударыня? — прибавил он вслух.

— Разумеется! Отчего же нет? С большим удовольствием!

Зеленщица поручила надзор за лавкой своей маленькой дочери, а сама, захватив связку ключей, пошла впереди Рене по коридору, а затем и вверх по лестнице. На третьем этаже она остановилась и отворила дверь.

Квартирка оказалась весьма приятным сюрпризом.

Все три комнаты были довольно велики. Средняя могла служить гостиной или столовой. Две другие, которые можно предназначить для спален, были совершенно независимы друг от друга, так как в квартире оказалось два входа.

Обои были дешевенькие, но совершенно чистые, только что наклеенные.

— Ну что, сударь, вам нравится?

— Я ничего лучшего и не желаю! Когда можно въехать?

— Да хоть сегодня вечером, если вам удобно.

— Я беру ее.

— У хозяина привычка получать деньги вперед.

— О, в этом задержки не будет! Я сейчас же заплачу вперед и за квартиру, и вам лично за некоторые услуги, которые вы, может быть, нам с товарищем окажете.

Молодой человек уплатил пятьдесят франков, дал десять франков на чай и получил взамен квитанцию, в которую оставалось только вписать число, когда была сдана квартира, и имя жильца.

Зеленщица вручила ключи и прибавила:

— Так как консьержки здесь нет, то я покажу вам, как отпирается ночью дверь.

Оказалось, что ничего не могло быть проще: дверь открывалась с помощью нажатия пуговки, помещенной в середине фальшивого замка.

Рене поблагодарил добрую женщину и отправился в мебельную лавку на бульваре Сен-Мишель, где все и приобрел.

О белье Рене не заботился, зная, что мать набила ему полные чемоданы, да и у Леона была масса своих вещей.

В восторге от своих приобретений, он вернулся в гостиницу «Ласточка», написал матери письмо, в котором извещал о своем благополучном приезде и сообщал свой новый адрес, затем пообедал и отправился фланировать по кварталу.

Идя вдоль бульвара Сен-Мишель, он невольно обратил внимание на таверну «Волна».

«Тут, должно быть, студенты, — подумал он. — Войду, по крайней мере свыкнусь с новыми физиономиями».

В таверне была громадная толпа.

Красавица Софи была там и царила в центре той же группы, куря папироску за папироской и время от времени прихлебывая из стоявшего перед нею стакана с абсентом.

Софи пила и не морщилась, что было большой заслугой, так как она терпеть не могла опалового ликера и пила его единственно из желания порисоваться.

Рене Дарвиль уселся за соседний столик и также велел подать себе абсент.

Софи повернула к нему голову и бросила на него взгляд знатока, взгляд, которым женщина разом оценивает мужчину.

Рене не отличался особенной красотой, но у него были большие, блестящие, красивые глаза, великолепные зубы, умное, симпатичное лицо; кроме того, во всей его мужественной фигуре сказывалось присутствие железного здоровья и могучей силы.

Этого было совершенно достаточно для того, чтобы понравиться Софи, которую по справедливости можно было причислить к категории женщин минуты, женщин каприза. Видя, что и молодой человек смотрит на нее, она бросила на него взгляд, уже прямо выражавший благосклонность.

Софи была красавицей в полном смысле слова и необыкновенно легко и свободно носила самые невозможные, эксцентричные туалеты.

Но этого рода кокетство, хотя и довольно сомнительного свойства, не оттолкнуло молодого, неопытного студента, только что покинувшего провинцию. Он с жаром отвечал на красноречивые взгляды Софи.

А между тем в группе, центр которого она составляла, шел по-прежнему бойкий, оживленный разговор.

Рене на лету ловил следующие фразы:

— Ну, а как поживает твой судья? — спросил у Софи один из студентов.

— А черт его знает! — ответила та небрежно, закинув красивую головку и пуская в потолок густые клубы дыма.

— Все еще крепко сидишь?

— О, что до этого — вполне! Оседлала! Не убежит!

— А ревнив?

— Некогда ему. Следствие по этому ужасному делу на Лионской железной дороге поглощает его самым чудовищным образом! Он забывает еду и питье! Вчера вечером я сама должна была напомнить ему, что он в меня влюблен! А он и забыл! Вот до чего довело его это дело! Ведь невозможно же быть до такой степени судьей! Ах, дети мои, вот надоедливый-то человек! Еще хорошо, что богат и не скуп! Хоть это меня немного вознаграждает!