Кровавое дело - де Монтепен Ксавье. Страница 133
— Тысяча франков! — с изумлением проговорила Жанна.
— Да, и я могу уплатить их вам тотчас же, но при одном условии…
— Принимаю заранее. Какое условие?
— Вы никому ни слова не скажете о том, что именно побуждает вас поставить эту пьесу.
— Я буду нема, как рыба. Вы только подумайте, ведь дело идет о моем будущем, неужели же я сама расстрою его?
— Желаете вы получить теперь же стоимость ваших пяти лож?
Анджело открыл портфель, вынул оттуда банковский билет в тысячу франков и подал его Жанне Дортиль, которая не заставила просить себя и уже готовилась высказать ему благодарность очень горячо, но Пароли не дал ей на это времени.
— Теперь я должен оставить вас, — проговорил он, вставая, — но я скоро вернусь, чтобы узнать, чем закончились ваши переговоры с директрисой Батиньольского театра.
— О, будьте спокойны, раз я выложу перед ней чистые денежки, затруднений не будет.
— Итак, до свидания, mademoiselle Жанна.
— До скорого, господин доктор.
Дочь консьержки крепко пожала руку будущему покровителю и вышла, крайне довольная тем, что успела сцапать тысячефранковый билетик, но оскорбленная и удивленная тем, что доктор так глупо, по ее мнению, принял ее горячие изъявления благодарности.
Оскар Риго вернулся к сестре довольно поздно.
Софи поджидала его с обедом.
Оба они, вслед за этим, должны были отправить Эмму-Розу в маленькую квартирку, где ей предстояло прожить несколько дней и где Оскару предназначено было сторожить ее, как собаке.
Девушка чувствовала себя менее разбитой, чем накануне, но в душе страдала ужасно.
Туман, стоявший у нее в глазах и застилавший все предметы, становился все гуще и гуще. Яркий дневной свет казался ей обыкновенными сумерками. Несчастную мучил страх окончательно потерять зрение, но она никому не говорила ни слова о своих тайных терзаниях.
Софи отправилась со своей служанкой привести в порядок квартирку брата. Она решила, что впредь, до какой-либо перемены, Мариетта будет ходить к Эмме-Розе каждое утро, чтобы убирать и стряпать.
После обеда решили перевезти девушку в ее новое жилище. Мариетта сходила за каретой, в которой они и отправились все трое.
Эмму-Розу устроили в ее комнатке, где пылал яркий огонь. Софи поспешила уложить ее в постель.
Оскар поцеловал сестру и ушел к себе в комнатку, расположенную у входных дверей, как настоящая конурка сторожевой собаки.
Леон Леройе, расставшись с Фернаном де Родилем и Ришаром де Жеврэ, вернулся на Неверскую улицу, где его ждал Рене Дарвиль.
Отчаяние сына нотариуса, сквозившее в каждом слове и взгляде в то время, когда он передавал Рене обо всем случившемся, поразило и испугало последнего.
Леон лег в постель, стуча зубами от лихорадки, с глазами, полными слез, мысленно измеряя ту страшную пустоту, которую произвело в душе его разрушение радужных надежд и мечтаний, и пламенно призывая смерть, на которую он смотрел теперь как на единственную избавительницу.
И в то время, когда Леон, как слабый ребенок, изнемогал под бременем горя, та, которую он так страстно любил и так горько оплакивал, не надеясь более никогда в жизни свидеться с нею, находилась почти около него, по другую сторону переулочка, и так близко, что они могли бы, высунувшись из окон, протянуть друг другу руки.
Но за лихорадкой последовало полное изнеможение, и около полуночи молодой человек уснул. Сон его был тяжел и ежеминутно прерывался ужаснейшими кошмарами.
Оскар Риго, проспав, как сурок, до самого утра, был разбужен Мариеттой, которая пришла, во-первых, для того, чтобы от имени своей госпожи осведомиться о здоровье Эммы-Розы, а затем — чтобы приготовить ей поесть.
Оскар поспешно оделся и снова отправился на поиски. На этот раз он направил свои стопы по кварталам, расположенным около тюрьмы Сен-Лазар.
Он пошел по предместью Сен-Дени, начиная от бульвара и не переставая на ходу расспрашивать всех встречных и поперечных.
Таким образом он дошел до угла улицы Шато-До, где Пароли останавливался накануне, чтобы вручить посыльному пакет, который он послал Анжель Бернье.
На углу улицы находилась лавочка виноторговца, на одном из окон которой крупными буквами красовалась надпись:
« Здесь можно найти посыльного».
Войдя в лавку, Оскар вежливо поклонился и спросил:
— Где посыльный?
— Что такое? Что от меня нужно? — спросил Матье.
— А вот тут вас спрашивает один господин.
— Я весь к вашим услугам, сударь. Вам угодно послать меня куда-нибудь?
— Нет, но вы можете дать мне одно сведение, в котором я крайне нуждаюсь. Пойдемте-ка выпьем по стаканчику винца. Мы с вами малость поболтаем, а я заплачу вам за потерянное время.
— Готов, сударь.
— В таком случае пройдемте в ту дальнюю комнатку, куда нам подадут бутылочку.
Посыльный последовал за Оскаром и обратился к нему с вопросом:
— Интересно бы узнать, в чем дело?
— Не допрашивали ли вас вчера агенты сыскной полиции? — начал бывший носильщик.
— Нет, потому что меня не было на месте. Виноторговец говорил, что меня спрашивали какие-то два «рыжака». А что, вы тоже принадлежите к «рыжей»?
— Вовсе нет, мой милый, а между тем я пришел с тем же намерением. Я даже рад, что явился первым.
— Ну? Вы меня заинтересовали! Что вы желаете знать?
— Давал вам кто-нибудь вчера вечером пакет с просьбой отнести его одной из арестанток тюрьмы Сен-Лазар?
— Да как же, отлично помню!
Оскар подскочил.
— Черт побери! — в восторге воскликнул он. — Недаром какой-то тайный голос говорил мне, что я попаду как раз в цель.
— А вам-то от этого что? — с зарождающимся недоверием спросил посыльный.
— А вот погодите, вы меня сейчас поймете. Представьте себе на одну минуту, что вас арестовала полиция, что она обращается с вами как с последним разбойником, в конце концов упрятывает вас в Мазас, — и все это из-за преступления, совершенного другим лицом, но в котором подозревают вас! Ну, что бы вы тут подумали, мой милый? Что бы вы сказали? Что бы вы, наконец, сделали?
— Черт возьми! Разумеется, свернул бы шею тому мерзавцу, из-за которого мне пришлось вынести все это.
— Чтобы свернуть ему шею, надо знать, где находится этот мерзавец, а если бы вы не знали?
— Я бы стал искать его.
— Вот это именно я и делаю теперь, по этой причине и расспрашиваю! Я узнал, что разбойник послал пакет в Сен-Лазар с посыльным: вот я и сказал себе, что если мне только удастся увидеть этого посыльного и переговорить с ним, то, наверное, я услышу что-нибудь такое, что поможет мне напасть на след.
— Если бы я только знал сегодня утром!
— Что?
— То, что вы мне сейчас рассказали.
— Ну и что же?
— А то, что полчаса назад меня посылали по делу на улицу Бонапарт, и я встретил там вашего злодея.
— А вам не пришло в голову пойти за ним следом?
— Вот уж нет! Не бегать же мне за всеми, кто когда-либо давал мне поручения! Я прошел около него так близко, что даже задел. О, я хорошо узнал его. Да его трудно не узнать. На нем богатая меховая шуба, лицо бледное, волосы черные, как смоль, а глаза — глаза громадные, черные и пылающие, как угли.
— Это он! Это человек из Марселя! — проговорил Оскар Риго. — Да, да, его легко узнать. Эти глаза… Я всегда говорил, что узнаю его по глазам. Когда он давал этот пакет, говорил он что-нибудь?
— Ничего особенного. Он просто сказал, что пакет надо отнести в Сен-Лазар, и уплатил мне что следует.
— А если бы вы еще когда-нибудь встретили его, узнали бы?
— Из тысячи бы узнал! И даже издали!
— Отлично! Хотите получить двести франков?
— Черт возьми! Да какой же дурак отказывается от двухсот франков! Вот глупость-то! А что нужно для этого сделать?