Железная хватка - Портис Чарльз. Страница 12

Я говорю:

— Еще несколько дней с ним все равно поговорить вам не удастся.

— Это почему?

— А он в Литл-Рок уехал.

— По каким таким делам?

— По судебным.

— Тогда я с ним поговорю, когда вернется.

— Вам лучше будет раздобыть себе другого исполнителя. Тут их много водится. А я уже договорилась с Кочетом Когбёрном.

— Я разберусь, — отвечает на это он. — Сдается мне, твоя мама бы тебя по головке не погладила за то, что ты в такое предприятие ввязалась. Она-то думает, ты тут с лошадью разбираешься. А уголовные следствия — дело жуткое и опасное, пусть ими лучше знатоки занимаются.

— Это значит — вы. Вот если б я за четыре месяца не нашла Тома Чейни с отметиной на лице, что будто каинова печать, я б точно не стала другим советы раздавать.

— Дерзость на меня плохо действует.

— А вы меня не вынуждайте.

Он встал и говорит:

— Совсем недавно, за ужином, я еще думал, не сорвать ли у тебя поцелуй, хоть ты и совсем молоденькая, заморыш, да и не красотка вдобавок, но вот теперь я больше склоняюсь к тому, чтоб выпороть тебя ремнем раз пять-шесть.

— Хрен редьки не слаще, — отвечаю ему я. — Только троньте меня — и будете ответ держать. Вы из Техаса, как у нас тут принято — не знаете, но добрые люди в Арканзасе не спускают тем, кто обижает женщин и детей.

— В Техасе молодежь воспитывают в вежливости и уважении к старшим.

— Я заметила, что еще в этом штате лошадей подгоняют большими зверскими шпорами.

— С такой дерзостью своей ты слишком далеко заходишь.

— Нет мне до вас дела.

Он разозлился и в таком настрое меня оставил — ушел, лязгая своей техасской амуницией.

~~~

Наутро я поднялась ранехонько — мне стало чуть получше, но все равно пошатывало. Быстро оделась и скорей в почтовую контору, даже завтрака не дождалась. Почту уже доставили, но пока разбирали — окошка не открывали.

Я покричала в щель, куда опускают письма, подошел ярыжка. Я ему представилась по имени, сказала, что ожидаю письма большой юридической важности. О моем деле он уже прослышал по расспросам миссис Флойд и был весьма любезен — прервал свои обязанности и отправился его разыскивать. Нашел всего за несколько минут.

Я разорвала конверт нетерпеливыми пальцами. Вот она — заверенная у нотариуса расписка (а это деньги у меня в кармане!), а с нею — письмо адвоката Дэггетта.

Письмо гласило вот что:

Моя дорогая Мэтти.

Надеюсь, приложенный к сему документ ты сочтешь удовлетворительным. Жаль, что ты не оставила сии вопросы целиком и полностью на мое усмотрение, либо, по крайней мере, не оказала мне любезность и не справилась у меня прежде, чем заключать подобные соглашения. Я ни в коем случае тебя не попрекаю, но твое своеволие однажды загонит тебя в угол, попомни мои слова.

Сказав сие, должен вместе с тем признать: ты, по видимости, вынудила доброго полковника на выгодную сделку. Мне о сем человеке ничего не известно, не знаю, честен он или же нет, но я не стал бы отдавать ему сию расписку, пока не взыщу с него денег. Остаюсь в уверенности, что таковую меру ты предприняла.

Матушка твоя держится неплохо, но до крайности озабочена твоим благополучием и ожидает твоего скорейшего возвращения. Я с ней в сем пребываю в согласии. Форт-Смит — не место для одинокой юной девицы, пусть она будет трижды «Мэтти». Фрэнк-меньшой слег с воспалением уха, но это, разумеется, дело пустяковое. Виктория держит хвост морковкой. Решено было, что ей лучше на похороны не ходить.

Мистер Макдональд еще не вернулся с охоты на оленей, и отпевать Фрэнка пришлось мистеру Харди; для службы он взял стих из 16-й главы Иоанна: «Я победил мир». [34]Мне известно, что мистера Харди не весьма ценят за его общественные свойства, но человек он на собственный манер добрый, и никто не может его упрекнуть в том, что он плохо знает Писание. Дэнвиллская ложа взяла на себя кладбищенские расходы. Что и говорить, все жители у нас потрясены и скорбят. Богат был Фрэнк друзьями.

Мы с твоей матушкой рассчитываем, что ты сядешь на первый же поезд домой, завершив дела с полковником. Незамедлительно сообщи мне о сем телеграфом, и мы будем ожидать тебя через день-два. Мне бы хотелось заверить наследство Фрэнка по суду без промедления, а с тобою нужно обсудить очень важные вопросы. Матушка без тебя не станет принимать никаких решений, да и подписывать ничего не будет, даже обычной квитанции: посему ничего не стронется с места, пока ты не приедешь. Мэтти, сейчас ты — ее крепкая правая рука, а для меня — драгоценнейшая жемчужина, однако порой ты весьма испытываешь терпение тех, кто тебя любит. Спеши скорее домой! Остаюсь

истинно твой, Джно Дэггетт

Коли хочешь что-нибудь сделать, всякий раз самой этим нужно заниматься. До сего дня не знаю, как они пустили этого чудака безмозглого, Оуэна Харди, папу отпевать. Одно дело — знать Писание, другое — его проповедовать. Любой баптист, да и кэмблит [35]с этим справился бы получше. Останься я дома, ни за что бы такого не допустила, но в двух местах сразу не окажешься.

Стоунхилл тем утром не был расположен препираться — вообще не фыркал и не орал, скорее как-то озадаченно грустил; знавала я таких тронутых стариков. Давайте я быстро скажу: старик вовсе не помешался. Это я со зла эдак сравнила, больше не буду — я только хотела подчеркнуть произошедшую в нем перемену.

Он мне собрался чек выписать — оно бы и ничего, только не хотелось мне дело так далеко заводить, чтоб меня еще и облапошили, поэтому я сказала: только наличными. Он ответил, что возьмет, как только банк откроется.

Я говорю:

— Что-то вы неважно выглядите.

А он:

— Малярия с ежегодным визитом пожаловала.

— Мне и самой что-то неможется, — говорю. — Вы хинин пьете?

— Да, перуанской корой по самые жабры напичкан. Аж в ушах от нее звон. Но уже не действует, как раньше.

— Надеюсь, вы поправитесь, — говорю.

— Спасибо. Пройдет.

Я вернулась в «Монарх» позавтракать, ведь за еду я уже заплатила. За столом сидел техасец Лабёф, бритый, умытый. Наверное, только со своим «чубчиком» справиться не сумел. А может, специально его зализывал. Самовлюбленный же такой, нахальный малый. Миссис Флойд спросила, пришло ли письмо.

Я говорю:

— Да, письмо у меня. Пришло сегодня утром.

— Тогда, — говорит, — я знаю, тебе полегчало. — И остальным: — Она этого письма много дней ждала. — И опять ко мне повернулась: — А полковника ты уже видела?

— Только что оттуда, — отвечаю.

Лабёф спрашивает:

— Это какой же полковник?

— Как, у нас он один — полковник Скотхилл, тоннами торгует, — отвечает миссис Флойд.

Тут я не выдержала:

— Это дело частное, — говорю.

— И ты с ним все уладила? — дудит свое миссис Флойд, ну никак у нее рот не закрывается, прям что твой желтый сомик.

— Тоннами чего? — спрашивает Лабёф.

— Зовут его Стоунхилл, — ответила я, — и торгует он не тоннами, а скотом. Я ему продала отощавших мустангов, которых пригнали из Техаса. Только и всего.

— Что-то шибко молода ты лошадьми торговать, — заметил Лабёф. — Не говоря уж про то, что не того рода.

— Да, а вы для постороннего человека слишком много себе позволяете, — говорю я.

— Отец у нее купил лошадок у полковника перед тем, как убили его, — без мыла влезла миссис Флойд. — А малышка Мэтти у нас тут ему на смену встала и вынудила полковника лошадок обратно взять, по хорошей цене.

В общем, как девять пробило, я отправилась на конюшню и обменяла свою расписку на триста двадцать пять долларов зелеными. У меня на руках бывали суммы и крупнее, но вот эти деньги, представляла себе я, принесут мне удовольствия несоизмеримо со своим номиналом. Но нет — триста двадцать пять долларов бумажными ассигнациями, только и всего, против всех моих ожиданий. Может, это уныние Стоунхилла так на мне сказалось.

вернуться

34

Ин. 16: 33.

вернуться

35

«Кэмблитами» называли последователей пресвитерианских священников Томаса Кэмбла (1763–1854) и его сына Александра Кэмбла (1788–1866), вождей Второго великого пробуждения. Кэмблиты могли относиться к движению «Ученики Христа» (также «Церковь Христа», «Христианские Церкви») или к иным группам протестантской Реформации.