Роман - Миченер Джеймс. Страница 34

Однако вечера во время уик-энда доставляли нам радость: нас воспламеняли идеи, которыми щедро делился Эван Кейтер. После того как он заканчивал свой семинар, мы обычно приглашали нескольких студентов к себе домой, чтобы, потягивая вино, продолжить обсуждение. Пару раз к нам присоединялся сам Кейтер и развивал свои идеи до часу или двух ночи. В один из таких вечеров, глядя на Бенно и Кейтера, сидящих вместе, я чуть было не расхохоталась. Мне вспомнилась та зима, когда я мечтала о том, чтобы завлечь Кейтера в свою постель. Несмотря на весь свой блеск, рядом с молодым Бенно, у которого все было впереди, он казался увядающим стариком. Просто поразительно, какие сумасшедшие пути надо проделать, прежде чем повзрослеешь.

В другие вечера я посещала издательские курсы при Нью-Йоркском университете. Занятия заканчивались, и я чуть ли не бегом летела на квартиру, где с прохладительными напитками и горячими объятиями меня ждал Бенно. В такие моменты я не могла представить себя с другим мужчиной. Такими идеальными казались мне наши отношения.

Но даже сейчас мне было бы трудно объяснить, почему мы не поженились. Со временем я вжилась в образ «свободной женщины» и, по правде говоря, даже считала себя лучше приспособленной к современной жизни, чем Бенно. Мне казалось, что, выйдя замуж, я взвалю на себя ношу, которая однажды может стать тягостной или даже губительной. Проще говоря, я была сильнее него, и защитный инстинкт женщины говорил мне: «Берегись!»

Еще труднее объяснить, почему он не настаивал на женитьбе. Скорее всего, причиной этого было его опасение, что в союзе с женщиной, утвердившей себя в жизни, он не сможет чувствовать себя уверенно до тех пор, пока не написан и не издан его роман. Только тогда мы смогли бы существовать в этом союзе на равных. Но насмешка судьбы заключалась в том, что та, которая должна была помочь ему закончить работу, как раз и представляла для него угрозу. Поэтому-то, наверное, мы с опаской относились к закреплению наших отношений посредством женитьбы.

Однако сказать, что мы не подходили друг другу, было бы совершенно неверно. Нам доставляло удовольствие спорить о книгах и анализировать то, что получали от семинаров Эвана Кейтера. Мы одинаково высоко оценивали то, что может дать человеку по-настоящему прекрасная книга. И при этом мы с нетерпением ждали момента, чтобы оказаться в постели. Мы были счастливой парой, светлое будущее которой омрачалось лишь тем, что ни мои, ни его родители не одобряли нашего совместного проживания.

Я долго и тщательно готовила своих к «ужасной правде» о том, что живу не в своей собственной квартире, а в его. Когда они наконец познакомились с Бенно, последовал горький вопрос:

— Если уж он такой чудесный и обладает, как ты говоришь, «талантом от Бога», то почему ты не выходишь за него?

— Вначале я должна утвердиться в этой жизни, — таким был мой ответ.

А когда Бенно рассказал своим родителям, что в квартире вместе с ним живет девушка, которую зовут Ширли Мармелштейн, его мать заметила:

— Какое странное имя для такой изысканной квартиры, как твоя. Как у продавщицы Блуминдейла.

Он заверил их, что я — не только одна из самых способных молодых редакторов Нью-Йорка, но еще и гений.

— Прекрасно, — отозвалась его мать. — Тогда женись на ней и производи на свет гениальных детей.

Он обещал подумать над этим, но при этом не обеспокоился тем, что меня надо представить родителям.

Со временем у меня стало складываться впечатление, что наша любовная идиллия не может обходиться без того, чтобы хотя бы раз в месяц не взрываться бурной сценой, такой, например, какая произошла однажды из-за «Фермы» Лукаса Йодера, которую полностью проигнорировали влиятельные журналы и лишь вскользь упомянули газеты. Бенно довольно грубо заявил:

— Я вижу, твой всемирно известный немец опять сел в лужу.

Я не выдержала и закричала:

— Ему, по крайней мере, есть с чем садиться в лужу.

Последовала ожесточенная перебранка, и следующие два дня мы не разговаривали друг с другом. На третий день я сказала:

— Запомни, дорогой: когда ты насмехаешься над неудачами Йодера, ты насмехаешься и надо мной тоже. Это не только его книга, но и моя, и мне горько, что она остается непризнанной.

В моих словах было столько чувства, что он не выдержал и, взяв меня за руку, стал целовать мои пальцы.

— Я вел себя отвратительно, — проговорил он, одарив своей лучезарной улыбкой.

Спускаясь в лифте по пути на работу, я думала: «По крайней мере, нам обоим небезразличны книги, а Бенно видит вещи настолько отчетливо, что обязательно справится со своими проблемами». Но время шло, а проблемы не разрешались.

В течение следующих трех лет — с 1971 по 1973-й — я окончательно упрочила свое положение в «Кинетик», выпустив серию добротных книг, которые сама предложила и довела до успешного завершения. В «Кинетик» распространилось мнение, что «Мармелштейн обладает всеми тремя качествами, необходимыми для того, чтобы быть отличным редактором. Она способна распознать яркий роман, который будет принят читателями. Она умеет подбирать современные темы для увлекательных документальных произведений и находить писателей, способных воплощать эти темы. И, что самое ценное, она может сделать книгу, которую будут читать пятнадцать лет спустя». Как-то однажды, в 1972 году, отклонившись от своего обычного маршрута, к моему столу подошел Макбейн:

— Мисс Мармелштейн, некоторые ваши книги имеют успех. Стабильные продажи — это то, что помогает нам идти вперед. Продолжайте шарить по закоулкам.

Выраженное таким образом доверие со стороны главы нашей фирмы помогло мне одолеть целый редакционный совет, когда он вознамерился отринуть Лукаса Йодера, дважды потерпевшего неудачу. Я громогласно заявила:

— Удачно найденные и опубликованные мной книги подтверждают, что у меня есть чутье на хорошую литературу. Поверьте, мой автор вырвется из этого круга, потому что он делает отличную вещь.

— Его вещи флегматичны.

— Да, — согласилась я, выдавив из себя улыбку. — Он флегматик, как Драйзер. И однажды напишет свою «Американскую трагедию».

— После дождичка в четверг!

Я не обиделась, а продолжала настаивать и, хорошо зная секреты профессии, лишь усилием воли заставила коллег дать Йодеру еще один шанс и еще один аванс, чтобы показать, что мы верим в него. Правда, совет согласился только на восемьсот долларов, да и то скрепя сердце. Приняв этот подарок, я произнесла маленькую речь:

— Наступит день, и мы убедимся, что это были самые доходные восемьсот долларов из всех когда-либо нами выложенных.

Несмотря на то что всем в «Кинетик» были известны мои отношения с Бенно Раттнером, никто из моих коллег не досаждал мне разговорами, что он никак не состоится как писатель, и даже не спрашивал о том, собирается ли он вернуть тот небольшой аванс, который выдало ему издательство.

Но вот Сигард Джепсон, служивший во Вьетнаме и внимательно следивший за всеми событиями, связанными с этой войной, имел некоторые соображения, которые могли быть полезными Бенно. Сигард был страшно возмущен ужасным событием в Кенте, где четверо молодых солдат из Национальной гвардии, выражаясь его словами, «хладнокровно убили четверых невинных студентов», выступавших против войны. На одном из редакционных совещаний он говорил:

— Полагаю, что нация готова к признанию полного фиаско вьетнамской авантюры. Такое признание может проявиться в виде решительного осуждения ужасов, творившихся на полях сражений, или в чем-то, подобном «42-й параллели» Дос Пассоса, где автор рассматривает влияние позорной войны в американских городах, заканчивая повествование показом четырех деревень в самом Вьетнаме.

Когда другие редакторы заявили, что они приветствовали бы любой из этих двух подходов, предрекая успех всякому, кто первым появится на книжном рынке, Джепсон выступил с инициативой:

— Я мог бы побеседовать с вашим подопечным, мисс Мармелштейн, по любой из этих концепций, которая покажется интересной ему.