Горькая сладость - Спенсер Лавирль. Страница 47
— Не знаю, что вы сейчас делаете, но мне приготовьте то же самое, — попросил Эрик.
— Я делаю сандвичи с пастромой и ржаным хлебом.
— Замечательно.
Мэгги вышла из-за прилавка и, поманив Эрика пальцем, заговорщически прошептала:
— Пойди-ка сюда.
Бросив воровато-озорной взгляд в глубь магазина, она стащила еще один кусочек селедки и, перегнувшись через крышку старомодного холодильника, протянула Эрику.
— Только никому не рассказывай!
Эрик, смакуя, съел кусок селедки и облизал соленые пальцы.
— Эй, вы двое, держите свои сандвичи и убирайтесь отсюда, да поскорее, — сердитым, но в то же время добродушным тоном обругал их Рой, как раз в тот момент, когда к прилавку подошла Элси Чайлдс, работающая в городской библиотеке.
— Привет, Элси! — хором поздоровались Мэгги и Эрик.
Они быстро забрали свои сандвичи и поспешно удалились. По дороге Мэгги прихватила пакет молока, потом они вместе расплатились на выходе за покупки и наконец выбрались на улицу. Оглядевшись по сторонам, Эрик спросил:
— Ну и где же ты собираешься все это съесть?
Мэгги посмотрела на длинную деревянную скамейку возле стены магазина. Летом туристы едят здесь мороженое.
— Может, прямо тут? — предложила она.
— Ты не против, если я тоже сяду?
— Садись, пожалуйста, места хватит.
Они сели на обледеневшую скамейку, спинкой которой служила белая деревянная стена магазина, и принялись за сандвичи, подставив лица ласковым лучам зимнего солнца. Разворачивать упаковку в плотных зимних перчатках оказалось непростым делом, так же непросто было засунуть в рот огромный сандвич с толстым куском мяса и откусить.
— Мм... — промычала Мэгги с набитым ртом.
— Мм... — ответил Эрик.
Проглотив, Мэгги спросила:
— А где Датч?
— Он пошел домой, ему жена приготовила обед.
Они продолжали уплетать сандвичи, болтая, когда удавалось прожевать очередной кусок.
— Значит, ты все-таки помирилась с дочерью?
— В общем, да. Ей понравился дом, и она обещала летом, когда откроется гостиница, приехать и поработать.
— Ну и прекрасно!
Мэгги достала пакет молока, открыла его и сделала глоток.
— Хочешь? — Она протянула пакет Эрику.
— Спасибо.
Он пил, запрокинув голову, и Мэгги видела, как при каждом глотке ходит вверх-вниз его кадык. Опустив пакет, Эрик вытер рот перчаткой и сказал:
— Вкусно!
Они обменялись улыбками, и Мэгги подвинулась, чтобы Эрик смог поставить пакет на скамейку.
Откинувшись назад, опираясь спинами о стену дома и вытянув ноги в зимних ботинках, они продолжали болтать, уплетая сандвичи. Когда из магазина вышла Элси Чайлдс, Эрику пришлось подобрать ноги, чтобы освободить библиотекарше проход.
— Привет! — снова поздоровался он.
— Вы уютно устроились, — заметила Элси.
Мэгги и Эрик ответили одновременно:
— На солнце теплее.
— Да, уютно.
— Рада за вас, — сказала Элси и направилась в сторону почты.
Не обращая внимания на снующих мимо людей, они наконец доели сандвичи и сделали по последнему глотку молока. Мэгги сунула полупустой пакет в сумку.
— Мне пора.
— Мне тоже. Датч скоро вернется, нам надо повесить еще шесть гирлянд.
Но ни Мэгги, ни Эрик не тронулись с места, а продолжали сидеть, откинувшись к стене, впитывая в себя лучи зимнего солнца, словно две ящерицы, пригревшиеся на горячем камне. На голой акации, растущей на противоположной стороне улицы, парочка снегирей пела свои песенки. Время от времени мимо проезжали машины. Деревянное сиденье скамейки становилось таким же теплым, как солнечные лучи.
— Слушай, Мэгги, — пробормотал Эрик задумчиво, — скажи мне вот что...
— Что?
Но он замолчал и молчал так долго, что Мэгги даже заглянула ему в лицо, чтобы проверить, не задремал ли он на солнце. Но он скосил глаза, рассматривая что-то на противоположной стороне улицы, и барабанил пальцами по животу.
— У нас с Нэнси так никогда не было, — наконец сказал он, оборачиваясь, чтобы взглянуть на Мэгги. — Она никогда бы не стала сидеть на обледенелой лавке и есть сандвичи, как не стала бы носить кроссовки «Рибок» на босу ногу. Это не в ее характере.
Какое-то время они изучающе смотрели друг на друга под слепящим солнцем, от которого их ресницы казались выгоревшими и неестественно светлыми.
— А у тебя с твоим мужем так было? — спросил Эрик.
— И очень часто. Мы вообще часто делали то, что со стороны кажется глупым, но нам нравилось.
— Я завидую тебе, — признался Эрик, прикрыв глаза и снова подставляя лицо солнечным лучам. — Думаю, мать с отцом тоже часто сбегали из дома, чтобы вот так же провести время. Я помню, по вечерам, когда уже совсем стемнеет, они куда-то уплывали на лодке. И никогда не брали с собой детей. — Он открыл глаза и стал наблюдать за снегирями. — Когда они возвращались, волосы у них были мокрые, и мы с Майком хихикали, зная, что мать никогда не надевает купальник. А теперь, подозреваю, примерно так же и у Майка с Барб. Интересно, почему одним людям удается найти секрет счастья, а другим нет?
Мэгги ответила не сразу.
— Знаешь, что я думаю?
— Что? — спросил Эрик, снова взглянув на нее.
Она еще раз помедлила, прежде чем ответить.
— Мне кажется, ты просто из-за одной неприятности создаешь другие. Порой мы все этим грешим. Например, мы недовольны кем-то по какому-то конкретному поводу, а зацикливаемся на множестве досадных мелочей, в которых виноваты другие. И это недовольство вырастает до чудовищных размеров. Но даже если ты страдаешь, надо всегда помнить, что на свете еще много хорошего. Я уверена, что у Нэнси есть достоинства, о которых ты просто предпочитаешь не думать.
Эрик вздохнул, наклонился, широко расставил ноги и, уперевшись локтями в колени, уставился в землю.
— Да, ты, наверное, права, — произнес он после короткого размышления.
— Хочешь совет?
Не меняя позы, Эрик повернул голову и посмотрел на нее.
— Давай.
— Пригласи ее, — очень серьезно сказала Мэгги, тоже наклоняясь вперед, так что теперь они снова оказались сидящими плечо к плечу. — Покажи ей, что тебе нравится быть вместе с нею. Возьми самую теплую куртку, закутай ее в эту куртку, закажи лишнюю пару сандвичей у папы и возьми Нэнси с собой туда, куда тебе нравится. Покажи ей, что ты получаешь удовольствие от пикника на снегу не только из-за новизны ощущений, но и оттого, что она рядом с тобой и тоже радуется.
И снова какое-то время Эрик молча изучал ее лицо, лицо женщины, которая вдруг стала для него так много значить. Часто по ночам, засыпая, он как будто видел в темноте это лицо.
— Откуда ты все это знаешь? — спросил он.
— Я много читаю. У меня был замечательный муж, который охотно пробовал претворить в жизнь все новое, что мне приходило в голову, а кроме того, я преподавала курс семейной жизни, а для этого требовалось самой пройти неплохой курс по психологии.
— Но моя мать почти ничего не читает и уж точно не изучала психологию.
— Да, но я готова спорить, что и твоя мать, выйдя замуж, видела множество недостатков твоего отца, к которым ей пришлось приспосабливаться.
Эрик отвернулся и произнес раздраженно:
— Когда тебе говорят, что не хотят иметь детей, это уже не мелкий недостаток, Мэгги, — это фундаментальное расхождение во взглядах.
— А вы разве не обсуждали этот вопрос до женитьбы?
— Нет.
— Почему?
— Я просто считал само собой разумеющимся, что со временем появятся дети и у нас будет хорошая полноценная семья.
— Но если ты не говорил с Нэнси об этом тогда, то в чем теперь ты ее обвиняешь?
— Да знаю я все, знаю! — Эрик вскочил, подошел к краю тротуара и замер, уставившись невидящими глазами на пустую улицу. Своими вопросами Мэгги задела его самое больное место.
Мэгги продолжала сидеть, глядя ему в спину. Потом встала со скамейки, взяла сумку с пакетом молока и подошла к Эрику.
— Мне кажется, вам стоит проконсультироваться у специалистов по вопросам семьи, — сказала она.