Против ветра - Фридман Дж. Ф.. Страница 96

Впереди по коридору в мою сторону идет какой-то мужчина. Я не вижу его, да и он, по-моему, тоже меня не видит, но я его чувствую, чувствую тяжелые шаги по твердому полу. Я как индейский лазутчик на задании, чувствую, как пол у меня под ногами буквально ходит ходуном.

Наверное, это один из посланцев Одинокого Волка, который идет проведать меня. Это может быть только он, остальные в принудительном порядке должны сидеть в крошечном ограниченном пространстве и не рыпаться. По темным, задымленным коридорам разрешено ходить одним лишь специально назначенным охранникам.

Возвращайся в камеру, старик. Возвращайся в камеру и жди, как тебе и сказали. Все под контролем.

Шаги все ближе и ближе, теперь я уже различаю, что от меня их отделяют двадцать, может, тридцать ярдов. Медленные, размеренные шаги. На таком мокром и скользком полу один неверный шаг — и можно запросто упасть, переломать себе кости, а то и вообще разбиться насмерть, перелетев через ограждение и шлепнувшись на бетон в ста ярдах внизу.

Возвращайтесь в камеру, господин адвокат. Распоряжаетесь здесь не вы. Делайте, что вам сказали.

С противоположной стороны чувствуются еще одни шаги, оттуда кто-то тоже движется в моем направлении. Идет оттуда же, откуда шел и я сам, мимо моей камеры. Я слышу, как человек останавливается, но потом снова направляется в мою сторону.

Не знаю, в чем тут дело, но, что бы все это ни значило, что-то тут не так. Это явно не те люди, которых Одинокий Волн и совет заключенных выделили для моей охраны. Не знаю, почему мне так кажется, но я абсолютно в этом уверен.

— Это ты? — кричит один из них. Тот, второй.

— Ну да.

— Его тут нет! В той камере, которую они ему отвели.

— Черт!

Оба остановились, каждый на своем месте. И от того и от другого до меня пятнадцать ярдов. Они меня не видят, я их тоже. Впрочем, стоит им пройти еще пять ярдов, и я буду у них как на ладони.

Не знаю, кто эти люди, но то, что они собрались убить меня, — это точно. Кем бы они ни были, ясно одно — этим типам есть что терять, скорей всего, именно они и заварили всю эту кашу, сожгли камеры, где сидели стукачи, пытали их, а потом убили.

— В комнате свиданий его нет. Я проверил ее всю. Он должен был пройти мимо меня! — кричит первый.

— Наверное, он проскользнул мимо еще до того, как я начал его искать, — откликается второй. — Здесь такой густой дым, черт побери, что, если бы кто-то прошел мимо, я бы, наверное, и не заметил!

— Нет, он должен быть где-то здесь.

Я смотрю сначала в одну сторону, потом в другую. Сплошная стена, ни одной камеры, куда можно было бы нырнуть и спрятаться.

— Стой на месте. Я сейчас приду! — кричит первый.

Мерзавец Робертсон, болван губернатор, скотина начальник тюрьмы! Мы так не договаривались!

Первый направляется к своему товарищу, он должен пройти мимо меня. Теперь уже я отчетливо слышу его шаги, он осторожно ступает по мокрому бетону, изо всех сил стараясь не упасть.

Словно посланец ада, он наконец выступает из облака черного дыма и видит меня, а я — его. Он останавливается как вкопанный, занеся ногу, но так и не успев поставить ее на пол. Какие-то доли секунды мы пристально смотрим друг на друга. На моей стороне преимущество — я знал, что он приближается.

Все остальные преимущества — на его стороне.

— Какого… Эй! — что есть мочи орет он.

Я срываюсь с места, изо всех сил бросаясь прямо на него, к такому повороту он не готов, надо прорваться, сбить его с ног и укрыться в спасительной темноте.

Поскользнувшись на мокром полу, я теряю равновесие.

Падая вперед, в последнюю минуту я успеваю выставить перед собой руки и, приземлившись на них, тут же отталкиваюсь от пола. Он уже оправился от неожиданности и начинает подбираться ко мне, размахивая своим оружием — двенадцатизарядным дробовиком с обрезанным стволом.

— Эй, ты! — снова орет он. Дуло ружья мелькает у меня перед носом.

И тут он оступается.

Вскочив, я бросаюсь мимо него, опустив плечо, как много лет назад наставлял меня тренер команды по американскому футболу в двухгодичном университете, где я учился, и с размаху бью его прямо в живот, чуть пониже руки, которой он придерживает ружье. Он отлетает к поручню. Ноги у него подкашиваются, и он тяжело падает навзничь. При падении ружье выстреливает, звук такой громкий, будто над ухом разорвалась бомба. В мертвой тишине взрыв кажется просто оглушительным, отдаваясь гулким эхом от прочных бетонных стен.

Я бросаюсь бежать, для страховки держась рукой за поручень.

Я слышу, как ко мне бросается второй заключенный, гремит еще один выстрел, сделанный вдогонку, на этот раз стреляют из винтовки, пуля отскакивает рикошетом от стены всего в нескольких футах впереди.

Я бегу с такой скоростью, с какой только могу, но не знаю, хватит ли мне ее, чтобы спастись, я не в силах бежать быстрее, чем летят пули. Эти ребята, наверное, в гораздо лучшей форме, чем я, ведь весь день они только и делают, что тренируются, а это у заключенных встречается довольно часто, если они помешаны на отменном здоровье.

Теперь уже все арестанты повыскакивали из камер, все они орут благим матом, вокруг неразбериха, настоящий бедлам, я не то бегу, не то проскальзываю сквозь дымовые завесы, мимо людей, внезапно вырастая перед ними из темноты, и они невольно расступаются, не имея ни малейшего понятия о том, что сейчас происходит. Единственная мысль, которая приходит им в голову, — в очередной раз люди сводят счеты.

Я слышу топот ног за спиной, похоже, за мной бегут уже не двое, а куда больше людей. Я задыхаюсь; от дыма и жары силы, точнее, то немногое, что осталось от них после такого целого дня и половины такой ночи, начинают изменять мне, ноги становятся ватными, поскользнувшись снова, я валюсь на мокрый пол, падая лицом в какую-то липкую жижу, начинаю шарить руками в поисках опоры, стараясь встать на ноги, ползу на карачках, с ног до головы я в каком-то дерьме, снова пускаюсь наутек, чувствуя, что преследователи подбираются все ближе, их дыхание уже за моей спиной.

Впереди неясно вырисовывается лестница, ведущая вниз через все четыре этажа. К ней беспомощно притулилось расположенное на нескольких уровнях, развороченное помещение охраны, представляющее сейчас груду искореженного металла из пуленепробиваемого стекла и напоминающее проржавевший корпус затонувшего корабля — пульты управления разнесены вдребезги, проводка вырвана с мясом. Я бросаюсь к лестнице, опоясывающей это сооружение, одним махом перескакивая вниз через три ступеньки, потом, оступившись, падаю задницей на чайник, плечо разболелось вовсю, его ломит и жжет так, словно я только что выдернул руку из розетки. Стремглав несусь вниз. Позади, на расстоянии, слышатся чьи-то бессвязные голоса.

Преследователи уже почти настигли меня, они совсем рядом, в отличие от меня они лучше ориентируются в расположении тюрьмы. Я не могу бежать быстрее, чем они, не могу нестись сломя голову, пока не выберусь в такое место, где буду чувствовать себя в безопасности. Впрочем, есть ли тут такое место, где можно чувствовать себя в безопасности?

Совсем рядом раздается выстрел из дробовика, так близко, будто это у меня в голове, выстрел еще громче, чем предыдущий. Я чувствую, как дробинки вонзаются в чье-то тело и мышцы, какой-то мужчина испускает истошный вопль. Все это у меня за спиной, раз, два — и готово!

Еще два выстрела.

Они эхом отдаются от стен, звук такой оглушительный, что кажется, несколько ружей выстрелили одновременно. Эхо от них прокатывается волнами по всему зданию так, что закладывает уши.

Эхо не утихает, удаляясь все дальше и дальше, постепенно замирая, пока шум не смолкает вовсе и не воцаряется тишина.

Я не в силах сдвинуться с места. Я весь съежился, прикрыв голову руками.

На лестнице раздаются шаги, кто-то спускается вниз. Шаги затихают рядом, я все еще сижу, обхватив голову руками.

— С тобой все в порядке?

Рокеры пристально смотрят на меня.