Следствие ведут дураки - Жмуриков Кондратий. Страница 42

– Все это так… – уклончиво говорил Ваня, не имея ни малейшего желания обсуждать интимную жизнь знаменитых писателей и узнавать, откуда это невежественный Осип нахватался фактов из их биографии. – Делай как знаешь, тем более если Лиза не против. Породнимся, некотором образом.

– А мне-то что делать? – сказал Ваня. – Я-то как? Унаследовал, как дурак, семьдесят миллионов, это больше десяти лимонов баксов, если на «грины» перекладывать. И ничаво, как ты говоришь. Ничаво!! Даже франка из этой суммы взять не могу и пью и ем на твои деньги! То есть те деньги, которые ты спер. А ты, Осип, молодец, – завистливо заныл он, – и машину получил, какую-никакую, но сразу, и без пяти минут жену – тоже. А за ней денег немерено.

– И проблем тоже немерено, – посуровел Осип. – В общем, слушай сюда, Саныч: она, Лизавета ента моя, с прибабахом. Говорил я с ей по нашим всем проблемам. Злорадствуй-от, Ванька: она сказала, что в загс, или там ратушу по-ихнему, пойдем мы после только того, как я помогу тебе выполнить приписку.

– Ай, черт! – даже подскочил Иван Саныч.

– Я ей сказал, – продолжал Осип, – что етаким манером она может в девках сидеть-от до самой до старости. А она грит: ничаво, я привычка, столько сидела, и еще посижу. И ну слезами заливаться… дескать, ты, Осипушка, найди ентих злодеев, ты же бывший следова… (Осип выматерился и плюнул с Эйфелевой башни на головы беспечных парижан) ты же следователь Генпрокуратуры, ежкин кот!! Я думаю: ну Александр Ильич, ну удружил! И тут геморрой вылепил! Я так думаю, что не было бы этой приписки, если бы Степан Семеныч не думал, что мы – следаки с опытом.

– Тогда, может, и наследства не было бы… – грустно сказал Ваня.

– Может, и так. А ваще – весело, конечно, Саныч. Лизавета сказала, что она пока со мной только обручится, и уже прикупила мне какой-то суперкостюм с папиных денежек. «Тройку», черный.

– Какой тебе черный, тебе в полосочку надо! – не удержался от ядовитой реплики Иван Саныч, который все же повеселел, узнав, что Осипа ожидает примерно то же самое, что и его: доступ к телу (и иным атрибутам супружеской жизни, в том числе финансовым) Моржов получит только после расследования убийств Николя и Жака.

Впрочем, ломать голову над тем, что же делать, особенно не приходилось: следовало лететь в Питер, куда несколько дней назад направились Жодле и Али Магомадов, самые вероятные кандидатуры на почетное звание убийц…

На следующий день состоялось помпезное обручение Осипа Моржова и Елизаветы Гарпагиной. Ваня Астахов присутствовал на нем и, что характерно, присутствовал в отвратительном розовеньком платьице.

Ивана Саныча уже тошнило от женской одежды и подмывало содрать платье и коварно обнаружить свою мужскую сущность, особенно когда он увидел Осипа в великолепном черном костюме, с зачесанными назад волосами и очками, придающими его квадратной краснокирпичной физиономии даже некоторую величественность.

Церемония обручения прошла чинно. Какая-то нафталиновая старушка, родственница Елизаветы по материнской линии, старомодно смахнула платочком слезу и еще более старомодно сказала под нос, что Осип аристократичен и статен и составит счастье любой нормальной женщины.

Хорошо, что это было сказано по-французски и стоявший рядом Иван Саныч ничего не понял.

Иначе он мог бы не выдержать…

В официальном документе невеста была поименована не только Елизаветой Гарпагиной, но и баронессой де Журден; в связи с этим тщеславный Осип хотел было настоять на том, чтобы его записали как Жозефа де Моржо (Joseph de Maurgeau), но вовремя вспомнил, что он – Новоженов И.М., гражданин Российской Федерации, а вовсе не французский барон.

И снобистская выпендрежная штучка с Joseph de Maurgeau не прошла.

Через два дня Осип и Иван Саныч выехали в Амстердам. Брать билеты на рейс Париж – Петербург они посчитали опасным, потому что в тот момент, когда они было уже обратились в в билетную кассу Шарля де Голля, за их спинами (так показалось обоим) промелькнул тот самый черный человечек с кладбища.

«Дьявол».

Рейсом Амстердам – Петербург они вернулись в Россию, где отсутствовали всего две недели.

В самолете Осип, как нетрудно догадаться, гвардейски пил водку, а Иван Саныч, актер-недоучка, вынул из сумки купленного в Париже Генри Миллера в русском издании, Генри Миллера, знаменитого американского писателя, жившего в Париже, Миллера, в любимых кафе которого, «Куполь» и «Клозри де Лила», Ваня Астахов побывал, – и прочитал то, что очень хорошо подходило к нему самому: «Париж имеет странное свойство. Чем больше вам здесь досталось, тем сильнее он вас притягивает, тем крепче держит вас за яйца – точно одуревшая от страсти женщина, готовая скорее умереть, чем выпустить вас из своих рук…»

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. АРИСТОКРАТЫ И ДЕГЕНЕРАТЫ

ГЛАВА ПЕРВАЯ. ЗАПАХ РОДИНЫ

Петербург встретил их надсаживающимся в хриплом кашле дождем и песней Пугачевой, полностью вписывающейся в контекст унылой питерской непогоды: «В Петербурге сегодня дожди…»

Иван Саныч, путающийся в своей очередной кошмарной юбке, и важный Осип сбежали с трапа самолета и тут же попали во власть мерзкой измороси и шныряющего по аэродрому неприятного, рваного холодного ветра, Ветер то и дело менял направление, гонял по мокрым взлетно-посадочным полосам шершавую рябь, лез под одежду, как назойливый мелкий воришка, шарил по телу и воровал последнее полусонное тепло, сохранившееся от пребывания в салоне самолета.

– Как будто из Парижу и не уезжали, – сказал Осип, когда после проверки документов они вышли из здания Пулковского аэропорта. – Так такой же дождь был. Да… как будто откуда уехали, туда и приехали.

Но тут же жизнь опрокинула заявление месье Моржова, и опрокинула устами развалившегося прямо на мокром асфальте пьяного бомжа, который собрал в кучку свои мутные глаза где-то в районе переносицы и прохрипел, протягивая к расфуфыренному «парижскому» Осипу грязную пятерню:

– Брат, скинь на хлебушко!..

– Да, это не Париж, – отвернувшись, сказал «брат» Моржов. – Там енти… клошары по-хранцузски говорят. Хотя воняет от них…

– Нет, тут чувствуется запах Родины, – проговорил Иван Саныч и, вынув из кармана заготовленное пиво, открыл его прямо зубами и тут же хлебанул такой глоток, который в Париже не прошел бы по определению: слишком большой объем алкоголесодержащей жидкости.

– А вообще хорошо, – вдруг отозвался Осип, подставляя поднимая к небу лицо и подставляя его мокрым назойливым ладоням промозглого петербургского дождя, совсем не похожего на летний, – ентот Париж все-таки не то… не то. Не наш он город, понимашь, Саныч? Ведь верно в песне поется…

– Знаю, знаю, – досадливо перебил его Астахов, дергая осточертевшее женское платьице (как будто бывает мужское!), – «но только, Ваня, мы с тобой в Париже нужны, как в бане пассатижи.»

– Во-во, – закивал Осип. – Кстати, тебе же по наследству отписали квартиру в Питере? Это кроме твоих мильенов, «Феррари» и дома в ентом… в Барселонте.

– Не в Барселонте, а в Барселоне. А от квартиры в Питере нам ни тепло, ни холодно.

– Енто ишшо почему?

– Так от нее же ключей нет, от этой новозавещанной питерской квартиры, – буркнул Иван Саныч.

– Ну ты прямо как с Луны свалилси! «Ключей нет»! Так не к твоему же родителю прикажешь идти на постой, коли ключей нет! Ты адрес-то хоть помнишь?