Черные волки, или Важняк под прицелом - Незнанский Фридрих Евсеевич. Страница 33
– Подожди, – услышал Плетнев голос Вертайло. – Я проверю, ребята ушли или нет.
Послышались звуки удаляющихся шагов. «Черный пиджак» принялся что-то негромко насвистывать. Было слышно, как он снова открыл дверцу и забрался в кабину. Плетнев повернулся к окошку.
Острый затылок молодого человека качнулся, когда он слегка наклонился, чтобы включить радио. Заиграла музыка. Воспользовавшись «шумовой завесой», Плетнев быстро запаковал пистолет обратно в пачку, пачку сунул в упаковку с подгузниками, а упаковку запихал в коробку.
Пора было линять отсюда.
Плетнев вдруг вспомнил, как пару лет назад сидел вот так же в одном вонючем сарае с автоматом в руках и выглядывал на улицу в узкую щель между досками. Патронов оставалось с полрожка. А с улицы звучала чужая, непонятная речь, которая, из-за чуждости русскому уху, казалось зловещей и угрожающей. Вспомнил Плетнев отчаяние, охватившее его тогда, ощущение полной безысходности... Под ложечкой неприятно засосало. Плетнев поморщился – воспоминание было омерзительное.
«Сейчас совсем другое дело, – сказал он себе. – Перед тобой не суровые боевики, а трусливые мрази, которые обмочат штаны от одного грозного окрика».
Плетнев тихо подполз к двери кузова. Обернулся и глянул в окошко. Острый затылок «кожаного пиджака» мерно покачивал головой в такт несущейся из динамиков песенке.
«Музыкальный ты наш», – с усмешкой подумал Плетнев.
Он снова достал нож и попытался открыть дверь. Дверь не поддалась. «Кожаный пиджак» принялся напевать. Голос у него оказался визгливый и насквозь фальшивый.
Сто шагов назад тихо на пальцах. Лети, моя душа, не оставайся...
Плетнев поморщился: «Бывают же такие кретины – ни в одну ноту не попадает. Хоть бы волну сменил. Черт...»
Сто шагов назад... Притяженья бо-о-ольше нет.
От кошачьих завываний «кожаного пиджака» у Плетнева начинала побаливать голова. Сквозь щель в двери Плетнев попытался приподнять лезвием ножа внешний запор. Запор начал поддаваться, но неохотно.
«Ну, давай же, родной, давай...»
Орудуя ножом, Плетнев периодически поглядывал на окошко. «Черный пиджак» по-прежнему подергивал головой в такт музыке. Прежняя песня закончилась, началась другая – еще зануднее предыдущей.
«И как у него голова не отвалится?» – думал в сердцах Плетнев.
Засов медленно поднимался. Обернувшись в очередной раз, Плетнев увидел в окошко, что из дальнего угла склада к машине шагает Вертайло. Отбросив запор, сыщик тихонько надавил на дверь плечом.
– Ну же... – прошептал он.
– Ну как там? – окликнул бывшего прапорщика «кожаный пиджак».
– Порядок. Никого нет. Можешь доставать.
– Сейчас сделаю.
«Кожаный пиджак» выбрался из кабины, отряхнул брюки и двинулся к кузову. Небрежно дернул за ручку дверцы. Сноп света залил кузов.
«Кожаный пиджак» взялся за ближнюю коробку.
– Чего стоишь? Помогай! – крикнул он бывшему прапору. – Ну же!
– Помогай-помогай. Теперь я еще и грузчик, – проворчал Вертайло.
Однако присоединился к «кожаному пиджаку» и помог ему вытащить коробку.
Антон Плетнев, успевший выскочить из кузова в самый последний момент, лежал в узком пространстве между «Газелью» и ящиками в поддонах.
– Ну и хрен ли? – выругался Вертайло. – Я что, это на горбу потащу? Давай перегружай на кар.
– Вот ты человек! – возмутился «кожаный пиджак». – Ты вообще без жалоб не можешь?
– Поменьше базлай, побольше делай, – недовольно отозвался Вертайло. – Я надрываться не намерен.
– Тьфу ты, зараза!
«Кожаный пиджак» сплюнул на бетонный пол, затем схватился за край коробки и попытался вынуть ее из кузова. Что-то треснуло, и на бетонный пол со стуком рухнула упаковка.
– Не понял... Что за хрень?
Пистолет, выпавший из взрезанной упаковки, упал в нескольких сантиметрах от лица Плетнева.
– Что за хрень? – повторил Вертайло. «Кожаный пиджак» повернулся и посмотрел на пистолет.
– Успел порыться? – рыкнул на него Вертайло. – Любопытство некуда девать?
Бывший прапор подошел к пистолету, нагнулся и поднял его, не заметив вжавшегося в коробки Плетнева.
– Ты совсем больной, Мишаня, – обиженно отозвался «кожаный пиджак». – Ты воякам предъявы кидай, понял? Я тебе не мальчик.
– Ладно, извини. День такой...
Вертайло повертел в руке пистолет, прицелился из него в стену, снова повертел, поцокал языком и пробормотал:
– Хороша игрушка.
– Подарил бы, – насмешливо предложил «кожаный пиджак».
Вертайло криво ухмыльнулся.
– Запросто. Плати пятнадцать тонн и забирай.
– Жадный ты.
– Ага. – Вертайло по-ковбойски крутанул пистолет на пальце. – А ты у нас щедрый. На чужие деньги. Ты лучше мне покупателей побыстрее найди. Только нормальных. А то все только грозишься.
– Не блажи. Все будет.
– Когда? – сухо поинтересовался Вертайло и наставил пистолет на партнера.
Тот посмотрел на пистолет, нахмурился.
– Я, между прочим, уже два часа как на Петровке должен быть, – сказал он. – Как раз по этим делам.
Вертайло пожал плечами:
– Ну так иди.
– А ты без меня разберешься? – прищурил глаза «кожаный пиджак».
– Да уж справлюсь как-нибудь.
– Ну смотри. – «Кожаный пиджак» протянул прапору руку. – Все, Миша. Я помчался. Позвоню.
– Давай, не скучай. И держи нос по ветру.
«Кожаный пиджак» повернулся и зашагал к выходу. Вертайло проводил его взглядом, нахмурился, покачал головой. Затем осмотрел пиджак, брезгливо отряхнул запачкавшийся рукав и усталой походкой направился к кару.
Дождавшись, пока Вертайло усядется в кар и покатит по узкому проходу между ящиками, Плетнев осторожно выбрался из-под «Газели».
– Ну, теперь домой – с докладом, – усмехнулся он.
4
Последние два дня Боровой с утра до вечера мотался по городу, делая необходимые приготовления и ведя последние переговоры с нужными людьми. Нервы его были на пределе.
Дожидаясь в баре Вертайло, Боровой решил выпить водки, чтобы хоть немного расслабиться. И выпил. В голове немного прояснилось, тело действительно расслабилось, мысли потекли ровнее.
Вертайло ему не нравился. Было в этом плюгавом мужике что-то отталкивающее, заискивающе-предательское, что-то невероятно пошлое и подлое. Вертайло, несмотря на всю свою изворотливость и хитрость, так и не научился придавать лицу нужное выражение. К примеру, он приветливо улыбался собеседнику, но глаза его при этом говорили: «Дай только шанс, скотина, и я сожру и тебя со всеми твоими потрохами. Сожру и не подавлюсь».
Вертайло был из тех, кому никогда не доверяют и с кем имеют дело по крайней необходимости. Боровой знал, что несколько лет назад Вертайло проворовался и угодил в тюрьму. Была какая-то история с краденным провиантом... или с крадеными сапогами... что-то в этом роде. Прапор крал у своих, у русских, чтобы продать барахло мусульманам. За одно это стоило раскроить ему морду. (Ох, с каким бы удовольствием Боровой это проделал!)
Но Вертайло был полезен, а потому Боровой общался с ним вежливо и, по возможности, уважительно.
Вертайло показался в дверях бара точно в назначенное время. Оглядел зал своими крысячьими глазами, увидел Антона Борового и зашагал к нему, огибая столы и стулья и расплываясь по пути лицом в приветственную улыбку.
– Мой юный друг! – сказал он, останавливаясь у столика. – Сиди, сиди, не вставай!
Они пожали друг другу руки. Пожатие у Вертайло было крепким, но каким-то осклизлым, словно пальцы бывшего прапора были выструганы из крепкого, но уже начавшего загнивать пня.
Вертайло бухнулся на стул, вытянул ноги и блаженно проговорил:
– Фу-у... Устал, как собака.
– Много работали? – вежливо поинтересовался Боровой.
– Не то слово. Бегаю по городу с утра до вечера. – Вертайло посмотрел на опустевший графин и облизнул кончиком языка толстые губы. – Водку пил? – поинтересовался он, хитренько щуря на Борового начавшие заплывать глаза.