Смертельный лабиринт - Незнанский Фридрих Евсеевич. Страница 24

– Неужто она тебе понравилась?

– А ты откуда ее знаешь? – спросил он в свою очередь.

Марина хитрым-хитрым взглядом посмотрела на него и ответила:

– А она несколько раз приходила к нам, на студию. Насмотрелась... А ты что, запал?

– С ума, что ли, сошла? Да я на пушечный выстрел... А вот поговорить надо бы... Она где живет?

– В Нижнем... Работает в Кардиологическом центре... кажется. Или работала. Он что-то говорил.

– Леонид?

– Ну а кто же еще?.. А Зоины родители, Сергей Иванович и Елена Федоровна, и родители Леонида не только дружили долгие годы, но и детей своих решили когда-то поженить. Только ничего из этого союза не вышло. Они даже работали вместе – отцы в Политехническом, а матери – в педагогике. Но... разбежались в разные стороны, а когда Леонид отказался от этой Зои, вообще перестали здороваться. Такие дела. Этих Воробьевых я здесь сегодня не видела. Странно, не правда ли? Все-таки говорят, что смерть иногда сближает... Не понимаю...

– А тебе и не надо. Меня другое интересует. Значит, не исключено, что они – и родители Морозова, и несостоявшаяся невеста – прямо после похорон отбудут к себе? Какие у них планы? Не делились?

– Поминки мы заказали в ресторане гостиницы «Космос». Напротив метро «ВДНХ», знаешь? Сняли небольшой банкетный зал... на сто двадцать человек... Придется сидеть. А потом, наверное, они уедут. Если не останутся заниматься квартирой Леонида и тем, что после него осталось. Но это уже будете решать вы – прокуратура, разрешать им или не разрешать, как у вас там полагается... Так что, думаю, ты можешь начать с ними свое знакомство с этой темы. А я тебя им, если хочешь, представлю. Меня они уже знают. Что же касается этой?.. Решай сам, мне она антипатична. Мы даже не поздоровались, хотя Леонид нас однажды знакомил.

– Ну и хрен с ней...

– О женщине! Фи! – Марина с укором посмотрела на Сережу. – А еще классику почитываешь...

– Классики, между прочим, и почище выражались. Привести примеры?

– Самое время нашел... – Сдерживая смешок, Марина прикрыла рукой в пушистой варежке лицо. – Скорбный же день, как тебе не стыдно! – Но самой ей не было стыдно.

– Ладно, – решился наконец Климов, – соответствуйте ситуации вашего скорбного дня, мадам, а я пошел работать. «Мобилу» не отключай, я тебя вскорости высвищу, будешь лично мне показания давать. Не фига красивой и умной женщине среди пошляков дорогое время растрачивать, настоящим делом надо заниматься.

Марина отреагировала тем, что совсем спрятала лицо уже за обеими варежками, и плечи ее затряслись. Кто-то мог бы подумать, что не выдержала коллега, расплакалась от полноты чувств, но, когда Марина отняла варежки от лица, оно у нее было красным, однако совсем не от слез.

А Климов обогнул толпу и подошел к родителям. Те молча и отрешенно стояли рядом с гробом, пока длились речи. И тогда, когда началось прощание и каждый из провожавших, проходя мимо гроба, трогал полированное дерево пальцами и шел дальше, они по-прежнему молчали. Сергею Никитовичу было нетрудно представить, о чем думают эти двое. А в самом деле, ну что должны были чувствовать эти пожилые люди, потерявшие своего единственного ребенка? Растили, учили, любили, он вырос, прославился на всю страну и так нелепо ушел... И что теперь? Как у Гамлета: дальше – тишина? Навсегда... На все оставшиеся тяжкие и одинокие годы... Просто жуть берет...

Видимо, эти мысли и были написаны на его лице, когда он подошел ближе и обратился к мужчине:

– Здравствуйте, Борис Петрович и Наталья Ильинична, поверьте, я глубоко сочувствую вашему горю. Но, увы, суровая необходимость. Я именно тот, о ком сегодня здесь говорили чаще всего, обвиняя в бездействии и потворстве преступникам. Вот мое удостоверение... Я расследую это преступление и уверен, что в конечном счете назову имя преступника, хотя вам от этого вряд ли будет легче... Но мне надо обязательно встретиться с вами и поговорить. Лучше воспользоваться вашим пребыванием в Москве, тем более что и в квартире Леонида Борисовича еще не закончена работа экспертов-криминалистов. Кроме того, никто не мог до сих пор подсказать, что из вещей там было похищено, а это обстоятельство сильно затрудняет, как вы понимаете, поиск преступников. Где бы мы могли встретиться для беседы?

– Квартира его опечатана... – ответил отец Леонида. – Здесь нам предложили номер, в «Останкинской». Но сейчас все отправятся на поминки. Если угодно, можно позже, вечером. Или завтра утром... Лучше сегодня, потому что завтра мы хотели уехать... тяжело это все...

Мать лишь кивнула и заплакала. А ведь до сей минуты держалась, видел же Климов.

– Извините за, может быть, не очень тактичный вопрос... – Климов помялся. – Зоя Воробьева, бывшая, насколько нам известно, невеста вашего сына... она вместе с вами приехала? Из Нижнего, я имею в виду.

– Нет, мы с Воробьевыми не видимся, – резко ответил отец. – С некоторых пор. Но это, извините, долгая история... и не очень уместная... здесь...

– А они в курсе, что?.. – Климов кивнул в сторону могилы.

– Разумеется, раз... эта здесь. Она даже не соизволила подойти!

Сказано это было с заметным раздражением, и мать тут же тронула отца за рукав:

– Не надо, Боря. Не трать нервы...

Сергей Никитович решил тоже больше здесь не испытывать судьбу. Он записал телефон номера в «Останкинской» и пообещал позвонить в районе девяти вечера. К этому времени все ритуальные дела, по его мнению, должны были закончиться.

Отойдя от Морозовых, он снова обратил внимание на отчужденный взгляд Зои, так и не подошедшей к гробу, в то время как поток прощающихся уже иссякал и появившиеся могильщики переминались, опираясь на свои лопаты с прямоугольными, особой формы, лезвиями.

– Извините, Зоя Сергеевна, если не ошибаюсь? – спросил он, остановившись чуть сзади и сбоку от девушки в белой дорогой шубке. Та резко обернулась, взглянула враждебно, но, увидев незнакомого высокого мужчину с пышными черными усами, смягчила взгляд.

– Да, я, а что вам угодно? Кто вы? – Нет, враждебность продолжилась в интонациях голоса.

– Я – старший следователь Климов, расследую это убийство. Могу я задать вам несколько вопросов?

– А зачем? С какой стати? Разве я имею отношение ко всему этому? – Она зло кивнула в сторону гроба.

– Я хотел бы уточнить ваши отношения с покойным Леонидом Морозовым.

– А нечего уточнять! Их не было...

– Ну как же не было? – удивился Климов. – А зачем же вы тогда неоднократно являлись к нему?

– К кому я являлась и когда? – холодно переспросила Зоя и поплотнее закуталась в шубу. Здесь действительно дул пронизывающий ветер.

– Вот об этом я и хотел с вами поговорить... Может быть, вам что-то известно о тех, кто был враждебно настроен по отношению к вашему бывшему жениху? Кто мог желать ему зла?

– Вам и это уже известно? Да, большой город Москва, а сплетни разносятся... позавидуешь... Были. Когда-то. А позже сохранялись чисто деловые отношения. Они к вашему расследованию никакого отношения не имеют. Я вообще уже сожалею, что пришла сюда... взглянуть в последний раз... на несостоявшегося... Извините, мне некогда.

– Вам лучше согласиться, Зоя Сергеевна. Иначе я буду вынужден вас вызвать повесткой в прокуратуру. И будет уже не беседа, а допрос. И вы не одна поедете в поезде, а вас, как важную свидетельницу, доставят под конвоем. Разве вам такой позор нужен? Соглашайтесь, будет проще.

– Хорошо, – не раздумывая, сказала она. – Считайте, уговорили. Куда я должна явиться?

– Вы где остановились?

– Неважно... У друзей, а что?

– Вы на поминки в «Космос» поедете?

– Меня никто туда не приглашал! – почти фыркнула она.

– А где вы обычно завтракаете, когда бываете в Москве? Или обедаете? Ужинаете?

– Где придется. Ну перестаньте спрашивать глупости, говорите, куда приехать? И когда?

И Климов хотел уже назначить ей встречу в прокуратуре, на Пятницкой улице, на завтра, в одиннадцать часов. Но не удержался и задал последний, как он думал, на сегодня вопрос: