Смертельный лабиринт - Незнанский Фридрих Евсеевич. Страница 59

Олег, в свою очередь, практически полностью подтвердил показания жены и, как близкий друг семьи Воробьевых, у которых вместе с женой часто бывал в гостях, показал, что последние полгода «старики» – так он называл Зоиных родителей – никуда из города не выезжали. О Москве вообще не шло речи, разве что при случайных упоминаниях имени Морозова-младшего. Но только ничего хорошего и доброго «старики» о нем не говорили, легко было понять, что он сильно обидел их, разорвав самым грубым образом отношения с их дочерью. И Зоя этот факт тоже горько переживала, пытаясь по-своему вернуть Ленину любовь. Особенно в тот период, когда ее беременность стала очевидной.

Невольно у Гали возникло сомнение. Если отношения между молодыми были до того скверными, что дело дошло в результате до взаимной ненависти, тогда каким образом девушка умудрилась забеременеть от своего суженого? Где и когда это могло произойти? Не обман ли все?

И Аня, и Олег, отвечая на ее вопрос, ссылались прежде всего на утверждение самой Зои. Мол, был момент еще ранней весной прошлого года, когда она оказалась в Москве, в отпуске, и, по ее словам, пережила там самые счастливые свои дни. Но отпуск кончился, она вернулась в Нижний Новгород, в клинику, потому что со своим будущим они с Леней той весной так ничего толком и не решили. Слишком много счастья, не до того им обоим было. А потом, у Лени имелись какие-то планы относительно Зои, которые он не раскрывал. Но в начале лета Зоя уже твердо знала, что беременна. Аня с Олегом советовали ей немедленно позвонить Леониду и рассказать, но Зоя почему-то оттягивала разговор, оправдываясь, что Морозов снова в длительной командировке – где-то за рубежом, в одной из «горячих точек». Впрочем, потом узнали, что он был не за рубежом, а в Чечне, но дела это не меняло. А когда он вернулся, Зоя решила сказать ему правду, обрадовать, и отправилась в Москву. Вернулась совершенно зареванная. Тогда и узнали о ее тяжком с ним разговоре, о его требовании, чтобы она сделала аборт. Все, буквально все, и близкие, и знакомые, отговаривали ее, но Зоя уперлась. Характер-то тот еще! И в результате чего добилась? Окончательного, причем в высшей степени оскорбительного для себя разрыва отношений!

Ведь когда она, уже выполнив его требование и сделав аборт, помчалась в Москву, чтобы сообщить, что его условие выполнено, произошло самое страшное для Зои. Леонид, по ее словам, равнодушно объяснил ей, что на его пути встретилась другая женщина, именно та, о которой он мечтал всю жизнь, и теперь он не мыслит своего дальнейшего существования без нее. Стало ясно, что все его «непременные условия» являлись на самом деле лишь мерзким способом оттянуть мнимое примирение.

А с другой стороны, говорил тот же Олег с сомнением: черт его знает, как судить человека со слов разъяренной отказом женщины? Ленька ж находился совсем на другом уровне жизни, и, чтоб понять его, надо самому хлебнуть новых его забот. Нельзя рубить с кондачка. А Зоя именно так и поступила, чем, не исключено, и усугубила свое шаткое положение приятной любовницы, но не больше. Может, Леньке кошечка ласковая и тихая была нужна, а не атаман в юбке? А Зоя все еще судила о нем детскими категориями... Да и права ли она сама, согласившись на аборт? Отчаяние ведь не советчик... И вполне могло статься, что именно в этом вопросе зря не проявила Зоя своего иной раз излишне жесткого характера.

Просматривалась тут некая правота, отметила для себя Галя. Но речь-то шла не о бытовой ссоре, а об убийстве, в котором можно было теперь подозревать кого угодно – уж слишком уязвимым оказывался Леонид Морозов и в личной жизни, и в своих служебных проблемах.

Когда же разговор наконец плавно перетек с Леонида на его родителей, оба свидетеля заявили, что если следствие, а в данном случае Галю, интересует их отношение к той семье, то тут столь же однозначный ответ, как это было в случае с Воробьевыми, не получится. Родители у Лени – люди ученые, серьезные исследователи, – каждый в своей области знания, к чему они с детства приучали и сына. Они всегда привечали и его друзей, особенно «великолепную шестерку». И, следовало им отдать должное, они делали это всегда искренно. Впрочем, может, так друзьям казалось по молодости, когда ты уверен, что все окружающие тебя любят и восторгаются твоими способностями. Но на самом деле, как видится теперь, с годами, люди они были замкнутые в собственном мире и чужих в него пускали неохотно. И уж, вероятно, тем более – в свою семью. Не исключено, что и по этой причине тоже мог возникнуть конфликт между Зоей и Леней. Поначалу, пока рождалась и крепла у них детская дружба, возражений не было, напротив: дружите, но желательно у нас на глазах. И даже когда свершилось то, что и должно было свершиться между любящими друг друга молодыми людьми – их дружеская привязанность переросла в почти открытую любовную связь, – и это также ни для кого из родителей в обеих семьях не стало чем-то из ряда вон выходящим.

Рассказывая с достаточной откровенностью и с легкой грустинкой зависти об интимной стороне жизни своих друзей, Аня – было видно – говорила правду. С таким выражением лица и с такой интонацией не врут, в этом была убеждена Галя.

Но, вероятно, момент истины в семье Морозовых наступил, когда речь зашла о карьере любимого и единственного сына. И в этом все дело...

С одной стороны – известный на всю державу телевизионный журналист, звезда российского телевидения! Гордость родного города! С другой – обычная, ну пусть старательная, но до мозга костей провинциальная врач-кардиолог с копеечной зарплатой и таким же копеечным общественным положением. Нет, продолжай Зоя учиться дальше, заканчивай она аспирантуру, получай кандидатские, докторские степени и прочее, еще что-то, возможно, и сладилось бы, а так?.. Мезальянс, по их убеждению, получался. И это им не годилось. Не подходило...

Этот термин здесь, в их окружении, похоже, бытовал. Кажется, и в отповедях мадам Воробьевой уже звучало это уничижительное, чрезвычайно, надо понимать, обидное для нее слово.

Олег высказался примерно в духе своей жены, лишний раз подчеркнув родство душ, правда, сделал это более сдержанно и не так категорично. Могло быть, но вряд ли. Морозовы – умные люди, а умным дешевая подлость не к лицу.

Интересные сведения получила Галя и о двоих других оказавшихся в Москве друзьях – Вадике Рутыче и Лиле Бондаревской. Эти двое, по утверждению и Ани, и Олега, были влюблены друг в друга тоже давно, и очень странно, что они до сих пор не соединились в браке. То есть все были уверены, что эти двое только и ждут момента, когда станут на ноги. Но семейная трагедия у Вадима несколько отсрочила заключение их любовного союза. Сперва уехала в Москву Лиля и, по слухам окончив Институт иностранных языков, начала делать успешную карьеру. А затем и Вадик, оставшийся в одиночестве, – друзья не в счет! – ринулся покорять Москву и, само собой, неожиданно оказавшееся строптивым сердце своей любимой. Но слухи об их счастье как-то сюда не доходили, может, трудности бытового порядка мешали, а может... Кто их знает, ребята стали в последние годы скрытными, почти не приезжают в Нижний, а когда бывает Лиля, то ничего от нее толком не добьешься. Оно и понятно, с дипломатической службой работает, там не поболтаешь, это уже привычкой, говорила она сама, становится... А про Вадика она слышала, что тот ушел из банка и устроился в какое-то «хитрое» детективное агентство. Или охранную контору. Сама толком не знала. И это лишний раз подчеркивало, что у них отношения разладились, хотя напрямую Лиля об этом не сказала. Не призналась.

У Гали не было причины не доверять своим собеседникам. Аня, например, сама и сразу прониклась к ней доверием, это было видно. И вообще она выглядела человеком открытым, откровенным и предельно, до щепетильности, честным. А потом, наверняка глаза ее выдали бы ложь. Олег, в свою очередь, как-то глуповато, немного по-юношески, краснел, отвечая на вопросы. Вполне возможно, что ему еще не приходилось разговаривать с такими красивыми и мягко проникающими в мужскую душу следователями, и он, с ходу и полностью покоренный чарами гостьи, постоянно отводил смущенный взгляд в сторону, будто боялся поднять на нее глаза. Но говорил убежденно и тоже искренно.