Орден куртуазных маньеристов (Сборник) - Степанцов Вадим Юрьевич. Страница 55

Дачный мотив

Ты хотела обольстить поэта,
но поэт был замкнут и угрюм.
В Подмосковье бушевало лето.
Соловей обгадил мой костюм.
Отцветал у дома куст сирени,
щебетала птичья мелкота,
ты несла мне водку и пельмени,
и плясала танец живота.
После двадцать пятой рюмки водки
я обмяк и как-то подобрел,
и сказать приятное красотке
почему-то даже захотел,
я сказал ей: «Леночка, пойдемте
потанцуем что ли, ё-моё!»
И в своей опрятной светлой комнате
ты дала мне снять с себя белье.
Ах, я не забуду это лето!
Ах, я не забуду этот день!
Сердце билось в печень до рассвета,
как непереваренный пельмень.

Гонец грядущих поколений

Ну что же, насладись минутным торжеством,
ласкай тугую плоть небесного созданья!
Но близок час, когда застынет в горле ком
и грудь твою пронзят и разорвут рыданья.
Ты вспомнишь, как губил чудесные цветы,
как ело их твоё тлетворное дыханье;
о судьбах их en masse не пожалеешь ты,
но вспомнишь лишь одно небесное созданье.
Вся в солнечных лучах, на лоне майских трав
лежит перед тобой, свернувшись, как котёнок,
свой самый чистый сок сполна тебе отдав,
невинное дитя, почти совсем ребёнок.
Как светел этот лик, как этот лепет мил -
о книгах и цветах, о бабочках и птицах...
Неужто это ты сей стебель надломил?
Подонок, негодяй, чудовище, убийца!
Ты дал ей надкусить порока терпкий плод -
как лёгкая пыльца невинность облетела.
Куда она теперь крыла поволочёт,
облитые смолой и липнущие к телу?
Её тугую плоть подхватит адский смерч
и бросит в чёрный зев любовной мясорубки,
и станет мять её и рвать, покуда Смерть
не облизнёт её пылающие губки...
И вот ты произнёс последнее "прощай",
и ждёшь потоков слёз, истерик и попрёков,
но девочка, вскочив и закричав "банзай!",
за бабочкой спешит, как Вольдемар Набоков.
С цветами в волосах, со шляпкою в руке
бежит в луга дитя беспечной новой эры!
И синий небосвод, и тучки вдалеке,
как пена на бедре смеющейся Венеры.
Что ж, закуси губу и подожми свой хвост,
перед тобой гонец грядущих поколений!
О мир, где никогда не будет женских слёз,
растоптанных сердец и горьких сожалений.
Где воцарится вновь забытый всеми Пан,
где будет Вакх плясать в кругу нагих камелий,
где перед смертью я, почтенный нимфоман,
вдруг вспомню свой укус на нежном детском теле...

Голова

О! Если б только голова
могла от тела отделяться,
чтобы ужимки и слова
любви могли бы не мешаться!
Чтоб ни прелюдий, ни речей
не требовалось на свиданьи
чтобы ненужных слов ручей
не отравлял поток желанья!
Недавно с крошкою одной
я познакомился в пельменной.
Какое тело, боже мой!
Не хуже, чем у "мисс Вселенной".
Она мне чинно отдалась
после пятнадцатой рюмашки,
поскольку даже слово "слазь"
произнести ей было тяжко.
И вот у нас любовь-морковь,
базар-вокзал по телефону,
и я через неделю вновь
стремглав тащу её до дому.
Ох, накопил я грусть-тоску
за эту самую недельку!
Я думал, мы попьём чайку
и быстренько нырнём в постельку.
Хоть наливал я и вина
и дорогого самогона,
но - странно - в этот раз она
всё отвергала непреклонно.
И бурный речевой поток
из уст красавицы струился,
и я сказал себе: "Браток,
ты зря так рано оголился".
Я перед ней в одних трусах
расхаживал, пыхтя, как ёжик,
бежали стрелки на часах,
но дева не сняла одёжек.
Молил я: "Боже, помоги!
Я так хочу любви и ласки!"
Она же пудрила мозги
и хитро строила гримаски.
Она вещала мне о том,
что вообще она фригидна
и что с каким-то там скотом
жила, блин, год, и что ей стыдно,
что он и руки ей крутил,
ее к сожительству склоняя,
винищем и дерьмом воняя,
и был он ей совсем не мил,
что был до этого араб,
хороший парень, но Иуда,
её, блин, лучшую из баб,
сменил на мальчика, паскуда;
что книги некогда читать,
что клубы вусмерть надоели...
А я стал живо представлять,
что вот лежит в моей постели
не тело с глупой головой,
которая уже достала,
которой хочется ногой
заехать поперёк оскала,
а тело дивное - одно,
твое неистовое тело,
которым ты так заводно,
так упоительно вертела...
Как жаль, что женщины Земли
не разбираются на части.
А то б на рандеву пришли,
башку долой - и всё, залазьте.
Но каждый киберманьерист
стремиться должен к идеалу
и заносить в свой личный лист
и маньеристские анналы
тех славных женщин имена,
что мигом голову теряют
и милому со вздохом "на!"
ворота рая отворяют
всегда, везде, в любой момент,
с полупинка, с полунамёка -
будь ты поэт, бандит иль мент -
всегда! Везде! В мгновенье ока!