Газета Завтра 768 (32 2008) - Газета Завтра. Страница 24

Цветковский сайт открывался максимой из Эрнста Юнгера: "Анархист, враг власти, всегда проигрывает в борьбе с ней после того, как причинит ей некоторые неприятности. "Анарх", со своей стороны, носит принцип власти в себе самом. Он является сувереном. Он ведет себя по отношению к государству и обществу как совершенно свободная от них сила". Посему как-то, отвечая на сакраментальный вопрос "кто виноват?", анарх Цветков ожидаемые инвективы в адрес "буржуев" или "глобалистов" оставил в стороне: "Наша пассивность, забвение собственного смысла и согласие с рыночным фарисейством".

Для Цветкова метафизическая сторона бытия всегда значила не меньше, чем социальная. В идеологических святцах у него писатель Чулков из Серебряного века с концепцией "мистического анархизма". Но метафизическое решение находится не в русле успокоительных интеллектуальных кроссвордов — сиречь в уловках сансары, а в ориентации на Откровение, способное преобразить адепта и реальность.

"Дневник городского партизана" легко читается. Автор постоянно оговаривается, что "не будет грузить". Но его книга заражает непокоем, непреодолимым желанием попасть в описываемый контекст. Цветков — этакий сталкер, вводящий в зону нестабильности, затягивающий в свою излюбленную "автономную зону". Человек — это слишком мало, человечество — безнадёжно много. Настоящая точка сопротивления — коммуна, сообщество, община.

В "Суперприсутствии" Цветков так охарактеризировал штиль своих текстов: "Спасительный и добровольный комизм — последняя и единственно возможная форма обнаружения человеком вертикального в самом себе. Партизан смеется над собственной ошибкой и, смеясь, усугубляет её, приподнимая этим смехом градус собственного угла относительно общей плоскости". Такой подход, конечно, осудят, но сравним для начала биографии судей с буднями городского партизана Цветкова.

Михаил Рябинин ДЕФРАГМЕНТАЦИЯ ЗАМЫСЛА

Нам пришлось жить в сложный исторический период крушения советской империи — первой в истории человечества полномасштабной войны информационных технологий. Пораженческий синдром, который переживает страна, подразумевает политическую, экономическую и смысловую зависимость от победителей — стран НАТО. И если в области преодоления политических и экономических проблем у нас достаточный опыт, то в области преодоления смыслового вакуума, благодаря бурному двадцатому веку, мы очень уязвимы. А то, что война была "холодной" и, несмотря на масштабы потерь, непонятной — как бы не совсем войной, — лишь усиливает эффект непонимания произошедшего. Для осознания требуется время, и это осознание обязательно придет, но действия по реабилитации разрушенного смыслового хозяйства, тем не менее, откладывать нельзя. Мы или вновь обретем смысл, или рассосемся в пространстве и времени как человеческая организация. Поэтому так востребована набирающая силу дискуссия о прикладных идеологиях. Ведь идеология, по сути, и есть — смысл. Чтобы понять, куда нам следует "откатиться" в поисках "точки восстановления системы", попробуем определить, в какой точке мы находимся сейчас.

Многие из людей, занимающих властные должности, увлечены древней теорией общественной кастовости. В эту обёртку упаковывается сегодня и неоязычество, и внутренний атеизм. Кстати, впервые о воинах и торговцах я услышал в середине девяностых от одного крупного преступного авторитета. Тогда криминалитет уже начал понимать, что тюремных "понятий" недостаточно для оправдания своей модели существования, и панически, в ситуации самоистребления, искал свой — локальный — смысл. Тем неприятнее слышать эти "телеги" от власть имущих, и обслуживающих их интеллектуалов. Связи, взаимодействия, внутри общественных сословий организованы намного сложнее. Но суть даже не в этом, — общество прошло сословно-классовую стадию организации и сегодня больше зависит от выдумок глобальных отраслевых и финансово-информационных союзов. "Газовики" сегодня влияют на Россию намного больше всех, вместе взятых, торговых трестов. Армия же маргинализирована — выдавлена на обочину общественно-политических процессов. Словесные манипуляции анахронизмами демонстрируют неадекватность большой и влиятельной части политической элиты. У парламентариев появилась мода на исполнение бездарных, инфантильных песенок, "патриотической" направленности. В чем цель — звездами стать? Повести за собой молодежь? Набрать имиджевых дивидендов? В любом случае, избранная методика не просто ошибочна. Это — системное легкомыслие, демонстрирующее тотальную, внутреннюю профнепригодность. И совсем не потому, что я или кто-то другой так думает. Нет, это — не субъективная оценка, а объективный, доказуемый вывод. Мелочь? Из таких мелочей все и складывается. Обнадеживает, правда, что исполнительная власть намного меньше заражена такого рода инфантилизмом.

Далее, российское общество существует сегодня по законам первобытного социал-дарвинизма — на выживание. По Марксу это один из признаков последней стадии капитализма — империализма. Но наш капитализм явно недоразвит. И конкуренция совсем несвободна. Итак: неоязычество, социал-дарвинизм и недоразвитый капитализм. И глубинный кадровый кризис, распространяющийся "сверху — вниз". Сочинители блатных песен и юркие пропагандисты той же Думе явно нужнее, чем бескомпромиссные эксперты. Таковы (плюс-минус) исходные позиции.

В поиске идеологий мы уже привычно опираемся на западную мысль. И пытаемся оттолкнуться от "трех китов" западного благополучия: просвещения, модерна и рационализма. Здесь пристального внимания требует модерн, который рассматривается как абсолютная ценность. Но именно в эпоху модерна произошла окончательная утрата целостности европейской цивилизацией — механизм дробления целого на автономные смыслы заработал на полную мощность, заведя в омут ощущений постмодерна. В реальности постмодерна единый замысел свелся к механическому объединению массы подсмыслов. Это экуменизм в религии, корпоративность в экономике, глобализм в политике, синтез и эклектика в искусстве и т.д. Хотя нет, истоки экуменизма глубже: у детей нет религиозных и национальных противоречий — они приобретаются с возрастом. Коммунистическая утопия вызрела в Европе, в системе модерна, как и другая утопия — теория индивидуализма.

Индивидуализм предлагает отталкиваться не от наличия сходств — они слишком очевидны, а от наличия различий. Но индивидуализм слишком зависим от такого "виртуального" понятия, как — удача. И заканчиваются все теории индивидуализма тогда, когда приходит настоящая беда. Гипертонический криз, автокатастрофа или почечная недостаточность, — и ты уже не "кузнец своего счастья", а зависимый от близких, немощный человек. Но речь сейчас не о буржуазном антагонизме "личность — масса".

Конечно, в той же Европе многого добились, но откуда у нас эти комплексы: "что о нас скажут на Западе", "в западной прессе появились публикации", "а вот в Европе уже давно"… Да какая разница кто, что, где и о ком говорит? Что это, — желание, чтобы похвалили, "по головке погладили", как мама? Как покончить с этим патологическим инфантилизмом, давно заразившем интеллектуальные силы страны? Ведь не зря же раскол Церкви на западную и восточную часть, произошел из-за теологической трактовки вопроса о Святом Духе. Ведь это Он примиряет людей и делает их равными — живет и дышит, где хочет. Католики решили "узурпировать" это понятие, — мол, не "где хочет", а только у нас. Отсюда их политика "большого брата" по отношению к человечеству, которая, чем дальше, тем больше, обнажает свое горделивое позерство и несостоятельность. Запад — не един, и самые прозорливые умы Европы весь двадцатый век, так или иначе, говорили о тупике, в который загнала человечество западная цивилизация. Все эти ковчеги "экзистенциализма", "авангардизма", "независимости", "одержимости", "созерцательности" — ни что иное, как внутреннее желание "спрятать голову в песок", самоустраниться от жестких вопросов бытия. Гуманитарии тоньше чувствуют безнадежность, — на гармоническом уровне, а знание, в отрыве от действительности, из силы легко превращается в слабость. Большая игра подразумевает полный контроль над ситуацией, но, в данном случае, это выше человеческих сил. Мир — не театр, а люди — не актеры. Мы не можем и дальше конструировать собственное мировоззрение выдумыванием новых "лозунгов", "кластеров" и "слоганов", — приятных для слуха идеологичных афоризмов-перевертышей. Лжи во благо не бывает. Все уже сказано — надо просто вспомнить. Но запретами тоже ничего не изменить. Должно спокойно и уверенно справиться с "букетом" вброшенных смысловых вирусов, насытить идейный, креативный вакуум нашего существования. Расшифровать "благодать" как антитезу одержимости и фанатизма, вспомнить об "умном делании" как противопоставлении мудрствованию и энтузиазму, о "преодолении" как противовесе экзистенции и фатализму. Вызвать к жизни спящие силы нашей истории, в общем. Для этого нужна государственная программа — устав информационной политики страны — которая будет проводиться в существующем информационном поле, руководствоваться его законами, и выражаться в принадлежащих государству СМИ на языке современности. В перспективе конкурентной межгосударственной борьбы Россия может занять место креативного центра, государства-выдумщика, страны-миротворца. Стать геополитическим ядром Коллективного Разума — землей, где уживаются и адаптируются самые разные человеческие идеи. Только, если не забудем, что помимо борьбы есть жизнь, пользоваться которой мы так и не научились.