Торопун-Карапун и тайны моего детства - Балл Георгий Александрович. Страница 16
— Твои друзья будут навещать тебя!
Тут Управляющий хлопнул в ладоши, и на этот звук в комнату вбежали шоколадные человечки. Они окружили Торопуна-Карапуна и стали его нежно подталкивать к дверям.
— Я не хочу. Не сердитесь, но я не хочу… — просил он.
— Кушать, кушать, кушать, — тихонечко шептали человечки, уводя его по лестнице.
Торопун-Карапун был вежливый мальчик, он не решался грубо говорить с такими добрыми и ласковыми людьми. А те все кружились около него, уводили вверх по лестнице и напевали:
Седьмой день. Праздник в честь Шоколадного Солнца состоится завтра.
Ложка целый день спит. А Цыпленок целый день ест. Он съел оба наших телевизора, и теперь по вечерам нам нечего смотреть.
Мы собрались у Торопуна-Карапуна на четвертом этаже. И как только мы расселись на шоколадных стульях, Торопун-Карапун сказал:
— Друзья, нас не хотят отпускать отсюда.
— Как?! — воскликнула Ложка. — Оставить на веки вечные?
— Да. Ко мне приходил Управляющий и уговаривал остаться. Чего он только не обещал! Слова его были сладкошоколадные, и он рассыпался передо мной сахарным горошком. Он упрашивал, называл «милым мальчиком», говорил: «Все дети любят сладкое».
— А ты, Торопун-Карапун, что ответил? — спросил я.
— Мы конечно, любим сладкое. Но нам надо идти дальше.
— Точно! — гаркнул Солдатик.
— Ну, а Управляющий? — спросила Ложка.
— Он говорил, что я мог бы защищать Шоколадный городок. Но я отказался. Ведь никто на них не нападает. Тогда Управляющий крикнул: «Клянусь тысячами цукатиков, вы никуда не уйдете отсюда, если побываете на празднике! На празднике вас ждет сюрприз».
— Ой, я очень хочу сюрприз! — пискнул Цыпленок. — Ура!
— Нет, не «ура», — твердо сказал Торопун-Карапун. — Какие бы сладости нам еще ни предлагали, а мы пойдем дальше, дальше по карте.
ПО ТЕМНОЙ ЛЕСТНИЦЕ. Я ВСПОМИНАЮ КУЗНЕЧИКА
Восьмой день. Раннее утро. Звучит музыка. Толпы шоколадных человечков устремляются на дворцовую площадь.
Шоколадная дверь моей комнаты с шумом распахивается, и на пороге появляется Управляющий в золотистой шляпе с фруктами.
Управляющий отвешивает низкий поклон:
— Доброе утро! Как спали-почевали — на бочку или на спинке? Мягка ли была зефирная подушечка? Не давило ли кремовое одеяльце?
— Нет, — пробормотал я.
Он поклонился еще ниже:
— Разрешите поздравить вас с нашим общим праздником в честь Шоколадного Солнца.
— Я вас тоже поздравляю, — сказал я.
— Идите за мной, — кивнул он. — Я проведу вас самым коротким путем.
Мы вышли в коридор. Там уже стояли Цыпленок, Ложка и Солдатик. Слева неожиданно раздвинулась стенка, открылся темный проход, и мы стали подниматься по лестнице. Мы шли гуськом — впереди Управляющий, за ним я. Цыпленок, Солдатик и Ложка. Управляющий поднимался быстро, и мы еле поспевали за ним. Трудно было дышать. Пахло испорченными пирожными и прокисшим вареньем. Я задыхался, кружилась голова.
И вдруг я вспомнил. Когда я был маленьким и жил в детской колонии, ко мне пришел Кузнечик. Как раз в тот день мы с Витей назначили срок побега: через три дня в среду.
У нас уже было собрано немного хлеба, и еще Витя решил продать свою куртку из верблюжьей шерсти. Она была хоть и старенькая, но теплая. И мы отправились на ташинский рынок.
Мы уверенно вошли в ворога и остановились, удивленные: воскресный рынок был почти пуст. Возле стоек, занесенных снегом, кое-где маячили бабы, закрученные в платки. Одна продавала варенец в стаканах. И поверх каждой порции — желто-коричневая пенка. Витя замедлил шаг, достал курточку.
— Меняешь? — тотчас спросила женщина.
— Да.
Женщина сняла варежку, пощупала шерсть:
— Старая. Ну, берите по стакану, кушайте.
— Мы на хлеб меняем, — сказал Витя.
— Тю-у-у! Где ж его взять? — едва разжимая замерзшие губы, ответила женщина.
И мы пошли дальше. Мы долго бродили по рынку — мы ждали, когда принесут продавать хлеб, — до самой темноты ждали. Я замерз. Сырой февральский ветер забрался под мое старенькое пальто и не уходил оттуда до самого дома.
Даже у печки я не мог отогреться. Я раньше всех забрался в постель, свернулся, обхватив колени руками. Медленно, медленно входило в меня тепло, глаза мои слипались, мысли начало сносить в сторону…
И вот тогда пришел ко мне Зеленый Кузнечик. Он пришел и сказал:
«Идем, я тебе покажу».
«Что?»
«Тес! Не говори так громко, — сказал Кузнечик. — Идем, я тебе покажу, где можно достать хлеб».
«А где?»
«Идем! Идем!» — Он быстро поскакал, и его трудно было увидеть в зеленой траве.
«Эй! Эй! Погоди! — Трава била меня по коленям. — Эй! Я сейчас упаду».
«Что ты так медленно ползешь?» — кричал Кузнечик.
«У меня почему-то нога… они не ицуг… Мне больно… — И я понял, что не могу ступать. Я наклонился, и в этот момент огромный цветок ударил меня в лицо. Я упал. — Эй! Я упал!»
«Я вижу. — Передо мной, совсем радом, стоял Кузнечик и жалостливо на меня смотрел. — Тут уж совсем недалеко», — сказал он.
Я с трудом поднялся.
«Вон, — показал Кузнечик, — видишь, Ташино. А на окраине, вон там, за прудом, — ваша столовая».
«Далеко», — сказал я.
«А я тебе покажу короткую тропинку».
«Наверно, я сломал ногу».
«Да нет, ты просто ушибся. Идем скорее!»
Я пошел вслед за Кузнечиком. Но почему-то очень быстро темнело. Я уж не видел Кузнечика, а только слышал, как он цокал ножками.
«Эй! Эй!»
Передо мной поднимался забор.
«Вот и пришли», — услышал я снизу голос Кузнечика.
«Но это не похоже на нашу столовую. Где же калитка? И где ребята?»
«Мы пришли другим путем. Этот забор с другой стороны столовой».
«Как здесь плохо пахнет».
«Свалка тут. Да ты не обращай внимания. Иди».
Я пошел по тропинке вдоль забора. Тропинка становилась все уже и уже. С одной стороны тянулся забор, а с другой была черная пропасть. Я все время прижимался руками к забору:
«Эй! Где же калитка? Эй!»
Никто не ответил.
Полезу через забор, решил я. И уцепился за доску. Я начал подтягиваться и опять больно ударился коленкой. Еще немножко! Чуть бы подтянуться… Ну, еще хоть чуточку… Хоть ка… Доска заскрипела, и я вместе с ней рухнул вниз…
— Он никак не проснется, — услышал я знакомый голос. Это был голос Вити. — Ты горячий, — сказал мне Витя. — Простыл, что ли?
А я был рад, что проснулся. И я подумал, как хорошо, что можно проснуться. Можно проснуться, когда тебе страшно. Можно проснуться, когда ты летишь в пропасть. Можно всегда проснуться…