Большие каникулы - Сынтимбряну Мирча. Страница 6

— Честное слово, это мое, честное пионерское… Изыскания продолжаются. Предмет до поры до времени выставлен в школьном музее с надписью, весьма уместной и в то же время достаточно осторожной: «Руками не трогать!»

ЛЕТОМ БУДЕТ ТЕПЛО…

— ТОВАРИЩ ДИРЕКТОР…

На глазах у парня слезы. В руке он мнет апельсинную корку и от волнения и гнева вот уже несколько минут не может выговорить ни слова. На дворе холодно, пронзительный ветер рвёт бельевую веревку и острые иголочки снега секут крышу дома.

— Ну говори, — повторяет, наверное, уже десятый раз директор школы. — Ну давай, давай, что тебя так расстроило? «Почему ты задерживаешь меня здесь, неодетого?»— хочет он спросить, начиная сердиться. Но мальчик так жалок и несчастен, что голос директора смягчается:

— Ну говори, что у тебя случилось?

Ах, что случилось? Легче сказать, что не случилось! В том-то и дело, что случилось — или не случилось — слишком многое. И поэтому ему так горько.

— Что-нибудь серьезное? Может быть, лучше ты расскажешь мне завтра? — директор треплет его по щеке и собирается войти в дом, но на лице мальчика написано такое отчаяние, что он останавливается, едва сдерживаясь, чтобы не чихнуть.

…Нет, не завтра, я должен рассказать вам сейчас, это дело не терпит отлагательств и я не оставлю его, пока не искореню их из общественной жизни нашего села. Я только одного прошу: вашего согласия и помощи в их изгнании — отсюда, из села. Не ради моего блага, а на пользу всего общества, потому что — вы этого не знаете — у нас здесь собралась целая шайка бездельников. И я один знаю их всех, по именам и фамилиям, знаю их адреса, их секреты, что они делают и что думают…

— Ну что ж, собираешься ты говорить или не собираешься?

— Да, потому что вы — самый добрый из всех, а я стою за справедливость и готов помочь вам провести полную очистку села от этих опасных типов, которые считают себя моими друзьями и у которых — вам это не известно — у всех есть карманные перочинные ножи и фонарики… Я расскажу вам обо всех и о каждом, у кого что есть и кто что задумал, потому что — вы этого не знаете — их ведь водой не разольешь и поэтому с ними очень трудно бороться. Вот я и пришел к вам, сказать, что эти бандиты опасны для всего человечества.

— Что с тобой, малыш? Почему ты молчишь?

…Я скажу вам все, товарищ директор, но вы должны мне помочь, и все это — в величайшем секрете, чтобы захватить их врасплох, когда они и не ждут.

— Почему ты молчишь? Хочешь, зайдем в дом?

…Нет, потому что дело это срочное, некогда время терять, ведь они сейчас, вот в эту самую минуту, направляются неизвестно куда… но в союзе с вами я могу захватить их всех.

— Чем я могу тебе помочь?

…Очень многим! Я хочу, чтобы вы мне сказали, где я могу достать к завтрашнему дню один самолет, два-три радиопередатчика, как у автоинспекции, и два-три пистолета с холостыми зарядами, один бумеранг, снотворное и автомобиль на гусеничном ходу, но с поплавками, как у подводных лодок — чтоб можно было выследить и окружить всю банду. Я не говорю — уничтожить, но напугать их так, чтобы они на коленях молили о пощаде…

— Ну все, я замерз. Ухожу, тем более, что ты не собираешься мне ничего говорить.

Оставшись во дворе один, мальчик постоял несколько секунд, потом громко высморкался и направился к воротам. И вдруг окаменел. На перекрестке послышались голоса, потом звон колокольчиков и свист бича, без которого не обходятся колядки и исполнение «плужка».

— Они! — горестно проскулил мальчик и уже навострил было лыжи…

— Эй, Фантомас! Ты куда? А мы тебя уже сколько времени ищем!

— Вы? Меня?

— Ведь мы же договорились встретиться в шесть часов у Гогу.

— У какого Гогу?

— У того, что возле моста.

— У какого моста?

— На околице.

— На какой околице?

И вдруг он просиял: у них ведь два Гогу и два моста, один — на одной, а другой — на другой околице. А посередке… недоразумение! Поэтому они и не встретились.

— Ну давай, бери свой барабан. Пойдем к товарищу директору. Громко и весело, особенно это «Эй! Эй!».

Через несколько минут директор снова стоял во дворе. Резкий ветер рвал бельевую веревку, а снежные иголки ударялись в крышу дома. Но вот зазвучали колядки — и все: небо и земля потонуло в веселом шуме. На самой высокой ноте, отрывисто и задорно, бил барабан.

— Что ты хотел мне сказать? — собрался было спросить у мальчика директор, но в этот момент его громкое чихание покрыло веселый гомон колядок. А мальчик, улыбаясь, счастливо бил в барабан.

— Простудились, товарищ директор? Ну ничего, летом будет тепло и хорошо. «Эй-эй, братушки-ребятушки!..»

ИСТОРИЯ… С ДРЕВНЕЙ ИСТОРИЕЙ

ЧЕТВЕРКА ПО ИСТОРИИ? ПО ИСТОРИИ — и четверка? Довольно-таки постыдно, что бы вы ни говорили. По геометрии — дело другое: там не выдумаешь историю о войне внешне-противолежащих углов с внутренне-противолежащими и не скажешь: «Так как периметр верхней части конуса уменьшился без согласия Его Величества, 3,14 двинули на него свои войска…» Никак не скажешь! Но по истории? По истории, где всего и дел-то, что рассказать какую-нибудь… историю?!

— Будем повторять по истории! — вот какое соображение легло в основу решения двух наших приятелей. А теперь — зная их решение и его основу — посмотрим, как они «учат» древнюю историю. Или точнее, повторяют.

— «Египтянам был известен секрет бальзамирования. Они смазывали труп различными мазями и эссенциями и таким образом препятствовали разложению…»

— Бр-р-р… и не страшно им было?

— А чего тут страшного? Я сам набальзамировал белку!

— Как?

— Как египтяне, мазями и эссенциями.

— И она не разложилась?

— Разложилась… она ведь не египтянка! Я поймал ее в Тимише, нынче летом.

— Правда? А как это ты сумел? Я все летние каникулы гонялся за одной и никак не мог поймать. Они как призраки.

— Эх, просто ты не умеешь. Когда-нибудь я тебя научу. А теперь — повторять. «Египтянам был известен секрет бальзамирования..»

— Нет, скажи сейчас! Как ты ее поймал?! Скажешь? А потом — пожалуйста, будем учить.

— Ну ладно, слушай. Взял я орех или желудь, уж не помню, и посыпал его снотворным. Белка съела орех, ее тут же сморил сон, и она заснула мертвецки. Тут я ее и взял голыми руками. Просыпается голубка, глядь — уже в клетке! Ну, а потом я ее выпустил…

— Но ведь ты сказал, что набальзамировал…

— Как я мог ее набальзамировать? Я ведь был еще только в четвертом.

— Ну и что?

— Так у нас же еще не было древней истории… Значит: «Египтянам был известен секрет бальзамирования…»

— Знаешь, я тоже пробовал набальзамировать ежа.

— Разве он был без иголок?

— Не веришь? Тогда спроси у Нику. Как, ты не знаешь Нику? Из 113 школы… В конце улицы… У них еще три собаки… Один пес…

— Такой чернявый?

— Не чернявый, а пегий.

— Да я про Нику…

— И самокат с прицепом. И со звонком.

— У кого? У Нику?

— А у кого же еще? У собаки? «Египтянам был известен секрет бальзамирования…»

— Да ну их, этих египтян! Уже целый час про них учим. Пойдем лучше поиграем.

— Нет, на улице дождь. А лучше… раз мы уже отзанимались, давай поговорим. Значит, какой, говоришь, самокат, со звонком?

И т. д. и т. п.

Вот примерно как произошла эта история с… древней историей. История еще более древняя, чем эта четверка, и довольно — таки постыдная, что бы вы ни говорили.

РИСУНОК С НАТУРЫ

ВРЕМЯ ОТ ВРЕМЕНИ ВХОДЯ В КЛАСС, учитель рисования объявляет: «Сегодня — рисунок на вольную тему».