Ищи на диком берегу - Монтгомери Джин. Страница 20

— Кусков говорил, что отец женился и по нашему, и по индейскому обряду.

— Да, — кивнул Гальван, — это здесь принято. Я видел свадьбу твоего отца.

— Когда это было?

— С год назад. Мы только-только прибыли сюда.

— Что это такое — индейская свадьба, на что она похожа? Смешно, наверное?

Гальван не видел в этом ничего смешного.

— Конечно, для нашего брата кое-что выглядит диковинкой, но у индейцев, говорят, все имеет свой смысл. На свадьбах у помо много играют в прятки. Сперва жених прячется у себя в доме. Потом жених и невеста прячутся где-нибудь, и все их ищут. Когда их найдут, начинается сам обряд по ихнему чину. Тойон и шаман благословляют молодых.

Под конец мать невесты берет в руки чашу с водой и кусок ровдуги, а молодые становятся перед ней на колени. Она им лица умывает, а деревенские старики тянут какую-то свою песню. Моет она их, моет, пока старики не допоют. Тут и обряду конец.

Они прошли еще немного. Гальван добавил:

— Потом уже правитель венчает их по православному обряду, а там и за свадебный стол. Гуляют все, когда всю ночь, а когда и дольше.

— Ну, а отец — каков он был на индейской свадьбе?

— Выглядел он очень серьезно. И потом рассказывал, что, когда ему лицо умывали, у него так хорошо было на душе, будто он заново родился. Такое у него было чувство…

Захар хмыкнул:

— Видать, ему этого чувства ненадолго хватило.

— Это ты о том, что он ушел с «Камой»? Ну, не знаю, Захар. Может, он… Постой-ка! — Гальван умолк и остановился. — Слушай, — сказал он, вглядываясь в стену деревьев.

Они стояли на опушке, у тропы, которая вела через лес к Метени. Из леса доносились глухие удары. То и дело останавливаясь, прислушиваясь, они молча пошли по тропе в сторону деревни помо. Постепенно звуки становились отчетливее, они раздавались ритмично, как барабанный бой.

— Э, да это их ножной барабан, а я-то думал, не случилось ли чего, — сказал Петр.

— Ножной барабан?

— Ну да. Длинное такое выдолбленное бревно, через яму переброшено. Они на нем прыгают и в лад ногами бьют.

Теперь уже можно было различить мрачный силуэт круглого дома, темневшего среди деревьев. Оттуда доносились глухие удары и монотонное пение. Из отверстия в крыше выбивался дым. Облака приглушали лунный свет, все вокруг казалось серым.

Гальван то и дело зевал.

— Значит, пляски у них сегодня. А я-то думал… Пошли, Захар, домой. Спать пора.

Однако Захар медлил, вглядываясь в круглый дом.

— Да нет, мне сейчас все равно не уснуть. Ты, Петр, иди, если хочешь. А мне больно уж посмотреть охота.

— Да на что смотреть-то? — проворчал сонным голосом Гальван. — Пляски у них в круглом доме, а туда нам дорога заказана. Пошли.

Захар отвернулся:

— Нет. Ты иди, а я еще здесь побуду. — И он отошел в тень большого дуба.

— Ну ладно, я пошел.

Гальван двинулся по тропе, зевая и бормоча что-то. Вскоре темнота поглотила его.

Стоя в кромешной тьме, Захар прислушивался. Какие-то ночные зверюшки шуршали в траве. Таинственные звуки доносились из круглого дома. Захар слышал возбужденные возгласы, глухое урчание барабана и еще какие-то звуки — как будто там играли на ложках или крутили трещотку. Вдруг раздался взрыв мужского смеха. Потом надолго воцарилась тишина.

Неожиданно и беззвучно распахнулась дверь круглого дома. На поляну вышел человек, в руках у него была большая жаровня с раскаленными углями. С головы до ног человек был разрисован белой краской, в волосах торчали перья. Он осторожно поставил жаровню на землю в нескольких шагах от двери и снова вошел в дом.

Захар успел заметить, что за дверью было совершенно темно. И тьма эта была чернее тени, в которой прятался Захар.

Он стоял, сгорая от любопытства, и напряженно вслушивался. Снова зазвучал барабан — медленные, зловещие удары. Захар выскользнул из тени и шагнул к закрытой двери. Над тяжелыми ударами барабана взлетел жуткий, тягучий вой.

Стоило Захару коснуться двери, как она приотворилась. Он заглянул в темноту. Медленно двигаясь, словно притягиваемый мощным магнитом, он втиснулся в щель. Беззвучно ступая по утоптанному земляному полу, прокрался вдоль стены и замер.

Сколько Захар ни озирался, как ни вглядывался в кромешную тьму, он ничего не мог разглядеть, хотя спертый воздух говорил о присутствии множества людей. Захару стало жутко. Теперь он хотел бы любой ценой выбраться отсюда, но страх приковал его к месту. Отчаянно колотилось сердце. А барабан бил все чаще, и все крепчал, нарастал жуткий, ревущий, воющий звук. Казалось, этот звук вращается по спирали.

Какое-то движение, отблеск под самой крышей — Захар поднял голову. В рамке дымового отверстия на фоне серого неба он увидел человеческую фигуру. Казалось, из ее головы исходил огонь. Наконец, Захар разглядел на голове человека что-то вроде корзины с угольями. Человек стоял там, наверху, раскачиваясь, заставляя сильнее мерцать уголья. Оранжевый огненный шар тускло освещал верхнюю часть его тела, окрашенную в черный цвет.

Перегнувшись всем телом далеко вперед, человек обхватил руками центровой столб и начал спускаться в круглый дом. Люди в темноте издали протяжный вздох. Человек медленно полз по столбу вниз головой. В корзине неярко тлели уголья. Барабан умолк. Снова пошел кругами этот жуткий вой, переходящий в пронзительный вопль. В воздухе стоял запах горелых волос и дыма.

Внезапная вспышка где-то вверху заставила Захара перевести взгляд на дымовое отверстие. Там один за другим взлетали к ночному небу языки синего пламени. Огонь вспыхивал, замирал, разгорался снова и наконец угас совсем.

Теперь виден был только огненный шар на голове ползущего по столбу человека. Шар раскачивался, отклоняясь от столба. Шар отклонялся дальше, чем могла бы отклониться голова человека, и вычерчивал в воздухе огненные спирали.

И вот он начинает подниматься вверх, выписывая головокружительно широкие дуги. Воющий рев в темноте поднялся до гипнотического, леденящего душу визга. Этот звук подхватил человека с огненным шаром, закружил его и понес по бесконечной спирали — все выше и выше.

Запрокинув голову, Захар следил за полетом огненного шара. Вопль круто нарастал, в то время как вращающийся шар то опускался, то взлетал к самой крыше. Захару казалось, что он сам возносится в воздух и вращается по кругу. Голова кружилась от оглушительного шума, от запаха дыма и тлеющих волос. Он не испытывал страха — нет, это было более глубокое чувство благоговейного ужаса, заставлявшее забыть обо всем на свете. Дрожащие губы беззвучно повторяли: «Колдовство… колдовство…»

Наконец огненный шар взлетел прямо к дымовому отверстию. На лбу Захара выступил холодный пот, сердце стучало невыносимо, дыхание участилось. Горящие уголья вылетели в дымовое отверстие и исчезли. Пронзительный вой опускался все ниже и ниже, переходя в скрежещущий рев, в стон, и наконец затих.

Захар перевел дыхание. Невидимая в темноте толпа облегченно вздохнула.

Внезапно, почти в тот же миг, как исчез огненный шар, Захара обдало воздухом — это распахнулась дверь. Человек, разрисованный белой краской, вбежал с жаровней, полной угольев, опрокинул ее в очаг, подбросил ветвей и хворосту. За ним вбежали мужчины с фонарями и горящими факелами.

Свет появился прежде, чем Захар успел прийти в себя. Он был слишком ошеломлен увиденным, сознание происходящего медленно возвращалось к нему. Вокруг него сидели на полу индейцы, все еще не вышедшие из транса; их опустошенные лица с остекленевшими глазами были подняты кверху.

Захар обвел растерянным взглядом большое куполообразное помещение. Посредине трещал в яме огонь. За плетеной занавеской у противоположной стены виднелась небольшая дверь… И тут индейцы, разрисованные и разукрашенные перьями, налетели на Захара, как пчелиный рой.

Десятки смуглых рук вцепились в него, его толкали, трясли, осыпали тумаками и бранью. Помо не церемонились с белым пришельцем, хотя и не пускали в ход кулаки. Очутившись в кольце разъяренных индейцев, Захар изо всех сил старался удержаться на ногах, но не отбивался. Перед ним мелькали искаженные гневом лица, разукрашенные полосами красной, черной и белой краски. Он видел перед собой ноздри, проткнутые костяными палочками, мелово-белые бусы и перья, перья, перья…