Ищи на диком берегу - Монтгомери Джин. Страница 5

Собираясь в дорогу, Захар спрятал письмо к Баранову в непромокаемый пояс, закатал запасную смену одежды в одеяло и вскинул тючок на плечо. Придя в порт, Захар сразу же нашел «Екатерину». Три мачты этого большого торгового корабля торчали в туманном небе. На этот самый корабль он нанялся матросом, чтобы добраться до Аляски.

Захар постоял у сходней, поглазел по сторонам. В полушубке, в толстых шерстяных штанах он казался еще более нескладным и неповоротливым. Из-под красного шерстяного колпака, нахлобученного на уши, выбивалась спереди прядь темно-русых волос.

Дюжие ломовые лошади, выдыхая клубы пара в холодный туман, выжидали, пока разгрузят их повозки, матросы вкатывали пузатые бочки или поднимались по сходням, согнувшись чуть ли не вдвое под тяжестью мешков и ящиков. Кучка людей — судя по одежде и по ручной клади, это были пассажиры — осторожно пробиралась к кораблю среди портовой сутолоки.

Захар дождался, когда сходни ненадолго опустели, и торопливо поднялся на корабль. Он шагал вразвалочку, отчаянно стараясь выглядеть бывалым моряком, которому не впервой подниматься на борт с тючком своих нехитрых пожитков. Его добродушное лицо было сурово нахмурено, сердце взволнованно стучало.

На палубе Захару показалось, что он попал в сумасшедший дом. Люди суетились в кажущемся беспорядке среди толстой паутины канатов и штабелей груза. От шума содрогался воздух: что-то падало в трюм с глухим стуком, бочки громыхали по настилу, матросы тащили что-то с песней, мерно раскачиваясь и топая ногами; протяжно звучали неразборчивые команды. И надо всем этим звучал гомон невидимых в тумане чаек.

Заметив человека, похожего на судового офицера, Захар обратился к нему и, стараясь перекричать шум, назвал себя. Через несколько секунд Захар уже спускался вниз следом за невысоким, жилистым матросом средних лет.

Как только они спустились по трапу под палубу, где их не могло видеть начальство, матрос остановился и повернулся к Захару. На его обветренном лице показалась дружелюбная усмешка. Захару он понравился с первого же взгляда. Весь его беззаботно-самоуверенный, лихой вид напомнил Захару отца. Захар улыбнулся в ответ и пожал протянутую руку.

— Новичок? — спросил матрос.

Захар рассмеялся:

— Что, заметно? А я-то надеялся…

Он невольно позавидовал непринужденной легкости матроса, небрежной ладности его одежды. Парусиновые штаны на широком кожаном ремне висят на самых бедрах. Рубаха завязана узлом на животе. Просмоленная матросская шапка набекрень, ленты болтаются на положенном расстоянии от уха. Захар догадывался, что за этой продуманной небрежностью скрывается многолетняя матросская выучка.

— Звать меня Степаном. — сказал матрос. — Пошли.

Захар спускался за ним в недра корабля, стараясь подражать его упругой походке. По дороге Степан учил его уму-разуму, объяснял, кто есть кто на «Екатерине»:

— Боцман у нас зверь лютый. Чуть что — в зубы, а рука у него тяжелая. Правда, убить или вконец тебя изувечить ему никак нельзя, потому что тогда компания должна выложить твоей семье двести рублей. Ну, а…

Захар рассмеялся:

— Боже мой, целых двести рублей, подумать только! Неужто я большего не стою? — И продолжал уже более серьезно: — А если несчастный случай или кораблекрушение?

Степан пожал плечами.

— На то божья воля. За это компания ни гроша не заплатит… — Степан фыркнул, но тут же добавил: — А с боцманом держи ухо востро, он шутить не любит. За один косой взгляд может выпороть. Если куда пошлет — беги со всех ног!

— Да разве у вас поймешь, что тебе говорят? Я вот сейчас на палубе ни одной команды не разобрал.

— Ничего, пообвыкнешь. На своей вахте возьми на заметку кого поопытнее, чтоб такелаж знал, и делай все, как он. Вахты держим через раз, четыре часа службы, четыре отдыха. В порту, однако, работаем без роздыху, пока не отчалим. В пути будет полегче.

Захар спросил Степана, как долго он плавает.

— Тридцать лет. В море вышел, когда мне еще двенадцати не было. Юнгой начинал.

— А в Ситхе бывал?

— А то как же. В последний раз заходили туда года четыре назад. Что здесь, что там — невелика разница: одни дожди да туманы. Только там потеплей будет.

— Ты там, случаем, не встречал плотника Ивана Петрова? Волосы черные, курчавые. Смешливый такой.

— Иван Петров? Волос, говоришь, черный, курчавый? — Степан снова фыркнул. — Не замечал. Мало ли их там таких ходит, Иванов Петровых. Край, чай, не маленький. Сродственник он тебе?

— Отец мой. Он из дому ушел, когда я еще совсем мальцом был, и с той поры ни слуху ни духу. Не знаю даже, жив ли он. Ну, я и надумал поискать его.

Степан остановился в темном коридоре и уставился на Захара.

— Захар, — произнес он торжественно, — то ли ты блаженный, то ли… сам не знаю кто. Да ежели б мой старик от меня ушел, я бы тогда спятил от радости! А только пришлось мне самому бежать из дому от этого старого козла. С тех пор не было от него ни костей, ни вестей… Да мне и ни к чему.

Они вошли в тесное, сумрачное трюмное помещение, с низким потолком, похожее на пещеру.

— Здесь жить будешь, — сказал Степан.

Захар с трудом различал груды канатов, скатанные паруса, снасти, ящики, просто железный хлам. В сырой, мрачной конуре пахло гнилым деревом и затхлой трюмной водой. Захара замутило.

— Боже ты мой! И в этом хлеву я буду спать? Ни койки, ни гамака!

— Хм, а ты как думал? Пуховую перину захотел? Спать будешь на парусах. Позже, бог даст, переведут в кубрик. А новички завсегда здесь спят. Оставь здесь свои пожитки, и пошли живей!

Захар сбросил с плеча тючок, снял полушубок и шапку, разулся. Где-то совсем рядом раздавалось мычание коров, блеянье напуганных овец. Запах скотины смешивался с трюмной затхлостью.

— Плавучий хлев, — пробормотал Захар с усмешкой, закатывая штаны.

Когда они снова поднялись на главную палубу, Степан показал ему здоровяка, который распоряжался палубной командой.

Одни матросы подкатывали тачки с мешками провианта к открытому палубному люку, другие хватали мешки и швыряли в трюм.

Не останавливаясь ни на секунду, матросы подвозили мешки и тут же отбегали прочь с пустыми тачками.

— Вон он, боцман, — сказал Степан. — Подойди к нему.

Захар с трудом пробрался сквозь суматоху на палубе. Голая, как яйцо, голова боцмана посажена была прямо на могучие плечи — шеи не было. Каменные челюсти. Затылок нависал над воротником мясистыми складками.

— Захар Петров на работу явился, — отрапортовал Захар дрожащим от волнения голосом.

Боцман повернулся ему навстречу всем своим грузным туловищем. Маленькие колючие глазки одним взглядом окинули взъерошенные волосы Захара, его живое лицо, домотканую рубаху на крепком теле, сильные босые ноги.

— Петров… — Казалось, боцман пережевывал это имя. Он мотнул головой в сторону грузчиков с тачками: — Валяй к той команде, на разгрузку.

Голос у этого грузного человека был до странности высокий и тонкий.

— Слушаюсь, ваше благородие! — Захар лихо сделал «кругом» и тут же со всего маху полетел на палубу.

Боцман возвышался над ним, руки в боки, нога, которой он только что подшиб Захара, еще выставлена вперед.

— Чтоб я этих «ваших благородий» не слышал, ясно? — Маленькие пронзительные глазки уставились в изумленное лицо Захара. — Получил команду — заткнись и делай, что велено, без лишних слов, ясно? Меня называй «господин Голуб», я не из благородных. А теперь проваливай.

Захар поднимался на ноги.

— Слушаюсь, — начал было он и тут же снова растянулся на палубе. Плотно сжав губы, он побежал к люку.

Судя по лукавым ухмылкам матросов, первое знакомство Захара с Голубом не прошло незамеченным. Захара поставили в паре с другим матросом на выгрузку мешков. Как только тачка въезжала между ними, они хватались за ушки мешка, и — «Взяли. Подняли. Раз, два, три-и!» — на «три» мешок летел в люк.