Тридцать три - нос утри - Крапивин Владислав Петрович. Страница 51
– А третье получится само собой, – вздохнул Ферапонт. – Я сорву выступление Рудольфа. Сегодня он не работает, потому что на рынке выходной. Завтра тоже не работает, в балагане выступает какая-то самодеятельность. А послезавтра будет крик – куда я девался. Ну, совсем-то аттракцион не провалится, там есть запасной вариант, без меня. Но будет жидко, могут освистать... Ладно, зато уж правда худое дело...
– А сегодняшний день считается? – озабоченно спросил Груздик.
– Конечно! До вечера можно успеть еще много!
Вечером артист “Федя” на пустом сеновале Шурилехов дал представление для избранного круга.
В раскрытый квадратный лаз и щели светило золотистое вечернее солнце, и в этих лучах Ферапонт жонглировал мячиками и палками, кувыркался, делал стойки и показывал фокусы с картами, которые принес с собой. Но самое лучшее – это была чечетка. Ферапонт отбивал разные ритмы, наверно, полчаса, а зрители продолжали кричать “еще!”
Специально для чечетки Ферапонт попросил Виньку принести лаковые башмачки. А вообще-то он ходил сейчас в дырявых сандалиях, которые дал ему на время Груздик.
В тот же вечер Ферапонт успешно запустил вонючую дымовуху в чужой огород. Крик был на весь квартал, взрослые обзывали ребят шпаной и бандитами, но не пойман – не вор.
На рассвете следующего дня Ферапонт, спавший под верандой, был разбужен добросовестным Владиком, съел принесенный им бутерброд, был препровожден ко двору Климовны и успешно справился с поленницей. Ему помогали добровольцы Шурилехи. Доброе дело не становится хуже, если в нем участвуют не один, а трое.
Чтобы не терять времени, Ферапонт проник на двор по соседству, где на шнуре сушились старые галифе. Шурилехи стояли на “полундре”. Ферапонт суетливо скрутил узлами узкие внизу штанины. Все обошлось. А могло и не обойтись, кончиться разрывом сердца. Потому что, когда Ферапонт завязывал вторую штанину, из-за сарая вышел кудлатый пес ростом с теленка. Ферапонт закостенел. Шурилехи сдавленно крикнули:
– Не бойся, это Пират, он не кусается!
Пират обнюхал крошечного злоумышленника, подышал ему в застывшее от ужаса лицо и махнул хвостом, похожим на помело.
Когда Ферапонт слегка отмяк, сказал “Песик, песик...” и пошел к забору, Пират проводил его. И даже подтолкнул носом в спину, когда Ферапонт протискивался между досок. Подождал несколько секунд и наконец гавкнул, потрясая окресности.
Диверсанты припустили по Комаровскому переулку и остановились только на дворе у Шурилехов. Ферапонт держался за грудь. Сказал, что сердце прыгает так, будто вот-вот выскочит из заднего прохода. Но сердце не выскочило, и он пошел на сеновал – досыпать.
Дальше Ферапонт целый день жил, как все мальчишки. Бегал на бочагу купаться, по-мушкетерски дрался на палках, гонял футбольный мяч – тренировался перед завтрашним матчем. Заработал несколько ссадин на лбу и на локтях, порвал штаны и, кажется, был счастлив.
На следующий день Ферапонт довершил задуманное. В матче со “смоленскими” он заколотил соперникам гол. Красивый такой, с подачи Владика Гурченко.
Этот гол оказался решающим. Он спас Зеленую Площадку от очередного разгрома, получилась ничья: восемь – восемь. “Федю” поздравляли. Тем более, что он вообще играл неплохо. Навыка у него не было, но все же вчерашняя тренировка даром не прошла. Помогали и природная проворность, и ловкость артиста-акробата.
Конечно, “смоленские” разглядели, что незнакомый пацан какой-то не такой. Их капитан Валерка Маслов по кличке Нога даже спросил:
– А этот парень в порванных шкерах, он чё, лилипутик?
Винька, оказавшийся рядом, ответил небрежно:
– Сам ты лилипутик. Просто у него осложнение на лицевых мышцах, после болезни. Кардиотифозный энцепатит.
Такое сверхмудреное название любил повторять Николай, муж Людмилы, когда к нему привязывалась какая-нибудь хворь.
Нога сделал понимающее лицо.
Когда отдышались после игры и проводили “смоленских”, Эдька предложил снова сходить на бочагу. А то, мол, пыльные все.
Пошли. Ферапонт поглядывал по сторонам, чтобы не наткнуться на Рудольфа.
– Да не бойся, – сказал Винька. – Он же сейчас на представлении.
– А как он вообще-то? – неловко спросил Ферапонт. – Сильно психует?
–Да по-всякому... То ходит по двору и канючит: ”Маленький, где ты?” А то орет: “Убью паршивца, когда вернется!” – честно сказал Винька. – А потом опять: “Маленький, куда ты ушел, как я без тебя...”
Ферапонт засопел. То ли сердито, то ли жалобно.
Виньке там, в “таверне”, было непросто. И Рудольф, и Людмила, и тетушки приставали наперебой: “Ты, наверно, знаешь, куда девался Ферапонт!”
– Да отстаньте вы, ничего я не знаю! – кричал в ответ Винька. – Он только сказал недавно: “Скоро устрою себе отпуск дня на три, а потом вернусь. Пускай Рудольф не шумит, как на базаре...”
Теперь врать было можно с легкой душой, на колдовстве это не скажется, одежду-то он уже подарил.
Рудольф горько кивал и шел за ширму с тиграми утешить себя рюмочкой.
– Может, в милицию заявить? – спрашивала жалостливая тетя Катя. – А то, не дай Бог, сгинет мальчонка...
Рудольф махал рукой и снова объяснял, что с Маленьким такое случается не впервые.
– Никуда не денется. Вот только с выступлением будет худо. Без ножа режет, мерзавец...
Когда искупались и, вытряхивая воду из ушей, прыгали на мостках и на траве, Груздик вдруг завопил:
– Ух ты, ре бя, гляди, какой зверь!
Раздвигая травинки, шел по берегу могучий черный жук-рогач. Над ним наклонились, но тронуть никто не решался.
– В коробку бы его, – опасливо предложил один из Шурилехов.
– Тебя бы самого в коробку, – сказал Винька. – Он и так в ней насиделся. Это мой знакомый... – Он ухватил рогача за спину и отнес подальше в кусты. Его провожали уважительными взглядами.
“Гуляй и больше не попадайся”, – мысленно сказал жуку Винька. Ему нравилось думать, что рогач и правда тот самый . – А то опять угодишь в ящик, как генерал Монк...”
От невезучего генерала мысли прыгнули к Луизе де Лавальер из той же книжки. От Луизы – к Кудрявой. “Как она там?”