Сердце хирурга - Углов Федор Григорьевич. Страница 111

Но тут раздался голос операционной сестры:

— Хирург и его ассистент были заняты операцией! Когда она кончилась, врачи от усталости едва стояли на ногах. Напряженно и самоотверженно борясь за жизнь больной, они, конечно, могли недоглядеть за салфеткой. А я, как операционная сестра, должна была следить за этим, должна была вести салфеткам строгий счет. А поскольку этого мною не сделано и салфетка оказалась в ране, то виновата только я! Так и прошу суд считать...

Суд, как мне известно, прекратил дело за отсутствием состава преступления. Было лишь вынесено частное определение, которое призывало всех врачей «к большей профессиональной внимательности, которая обеспечивала бы предотвращение подобного впредь...».

Но вернемся к Вите Горскому.

В послеоперационном периоде мы справились со всеми осложнениями, и в конце концов мальчик поправился.

Уже в первые часы после операции губы у него стали не такими синими, на них местами обозначилась краснота. Когда же состояние Вити ухудшалось, губы снова синели, мы со страхом думали, что анастомоз закупорился, вся операция окажется бесполезной...

Но с каждым днем с Витиного лица, с кончиков пальцев синева заметно сходила, и вскоре исчезла совсем. Надо ли говорить, что родители от счастья были на седьмом небе, хотя, конечно, и понимали, что основное заболевание у ребенка все же не ликвидировано. Однако они, как и мы, надеялись, что сейчас, пока он маленький, хорошее снабжение организма кислородом поможет ему нормально развиваться, а там, надо надеяться, наука позволит исправить дефекты сердца более радикально...

Кстати, мы сами в ту пору, если еще не были готовы к проведению той или иной операции, и знали, что никто в стране ее не делает, говорили больным: «Пока мы не можем вам помочь, но это только пока... Берегите себя, соблюдайте наши предписания и запросите нас через один-два года. Скорее всего к тому времени мы уже освоим эту операцию. Хирургия сейчас развивается быстрыми темпами...»

И было не один раз, когда мы вначале вынужденно отказывали кому-нибудь в операции, а спустя некоторое время приглашали этого человека в клинику и благополучно излечивали от заболевания, которое несколько лет назад считалось вообще неизлечимым. Так и в этом случае. Твердо верили, что пока Витя будет расти уже в относительно нормальных условиях, в недалекие годы техника радикальной операции станет доступной, и он будет излечен окончательно.

Прощаясь со мной, отец Вити Горского говорил:

— Да, Федор Григорьевич, в повседневности дел мы порой не замечаем, что имеем. Даже как-то перестаем понимать, что принесла нам Советская власть. Мой дед, по рассказам отца, надорвался и умер от непосильной работы на шахте капиталиста. Мой отец был матросом и получал тычки в зубы от владельца парохода. Лишь после революции он почувствовал себя человеком... И все равно был бы жив, удивлялся бы и радовался: его внука приняли в одну из лучших клиник страны, его обследовал, лечил и оперировал профессор... И все это бесплатно! Где еще такое возможно?!

Он произнес эти слова с таким искренним, почти детским восторгом, что я, взглянув на него, невольно поду­мал: «И впрямь невероятное становится у нас привычным. Не грех всем нам почаще задумываться над этим...»

Мне, к месту упомянуть, часто приходится бывать за рубежом. И я видел там, как болезнь лишь одного члена семьи приводила к полному ее обнищанию...

Огромная плата за каждый день пребывания в больнице, за обследование и услуги. Особенно дорого стоит сама операция: отдельно оплачивается работа хирурга, ассистента, наркотизатора, операционной сестры...

Мне привелось побывать во многих странах, я наблюдал и изучал разные системы здравоохранения. Среди многих зарубежных коллег есть хирурги, которыми я восхищаюсь; встречается немало образцовых медицинских учреждений. И все-таки, я могу с радостью и с чистой совестью заявить, что наша советская система здравоохра­нения — самая гуманная и человечная в мире. В частности, у нас нет и не может быть в сфере медицины крупных афер, повсеместного надувательства, финансовых махинаций за спиной больных. В мире, где царит капитал, подчас и страдания людские служат ареной жульничества и авантюр.

Мы нередко читаем в газетах о финансовых злоупотре­блениях, крупных аферах высших государственных чинов ка­питалистического мира. Случается, что в таких аферах бывают замешаны даже министры. В нашем сознании невольно возникает вопрос: как бесчестный человек мог достичь такого высокого положения в обществе? Ведь у нас, прежде чем человека выдвинут на такой пост, он проходит тщательную проверку на других, значительно меньших постах. Его изучают, к нему присматриваются. И если уж человек проявил себя хорошим организатором, большим специалистом — тогда только ему доверяют дело большой государственной важности.

Много внимания в те годы было уделено мною лечению дефектов перегородок. Известно, что четыре камеры сердца — два предсердия и два желудочка — разделены на правую и левую половины так, что они между собой не сообщаются. В них разное давление. И если в перегородке имеется врожденный дефект (отверстие), возникает ненормальный сброс крови, перегрузка некоторых отделов сердца, что приводит к сердечной недостаточности и, как правило, к гибели больного.

А диагноз дефекта перегородок поставить весьма сложно. Для этого надо ввести во все полости сердца катетер и всюду исследовать давление и насыщение крови кисло­родом. Кроме того, как и при других пороках, здесь следует вводить контрастное вещество и делать серии снимков. Чтобы овладеть такой методикой исследования, потребовалась не только уйма времени, пришлось одного из врачей освободить ото всех других дел, поручив ему лишь заниматься такими больными... Им был Сергей Сергеевич Соколов, который с первых же лет своей работы ассистентом заинтересовался этой проблемой, попросил у меня разрешения более подробно изучить вопрос о дефектах междупредсердной перегородки. Обладая хорошими задатками ученого, он, не давая себе отдыха, повел теоретическое и экспериментальное иссле­дование этого трудного раздела хирургии, постепенно подготавливая почву для операции на человеке, в частности, по закрытой методике, поскольку аппарата искусственного кровообращения у нас еще не было. Вскоре ему удалось разработать спиралеобразную иглу, которую мы несколько раз использовали на операции, однако у нас, как и у других хирургов, ободряющих результатов все же не получалось... Но серьезные наблюдения Сергея Сергеевича давали немалую пользу для понимания загадок проблемы.

...Надо научиться открывать сердце! Это стало задачей номер один. Над ней бились хирурги всего мира. Ведь чтобы открыть сердце, необходимо пережать все сосуды. Это значит, что к мозгу перестанет поступать кровь, и через три минуты смерть! А что можно успеть за три минуты?! Иметь хотя бы минут десять — пятнадцать!

Появились сведения о том, что если животное охладить, то мозг легче перенесет длительное кислородное голодание... Однако так ли поведет себя человеческий организм, можно ли его охлаждать? Если да, то до какой температуры и на какой срок?

Появилась надежда...

Было установлено, что если охладить тело человека до +29 — 30°, то при такой температуре сердце может быть безопасно выключено из кровообращения на пять-шесть минут. Это уже был бросок вперед! И с этого момента операции по ушиванию дефектов сердца стали производиться многими хирургами, в том числе и у нас в клинике. В некоторых случаях они заканчивались успешно. Однако смертность оставалась высокой, а хирурги за эти несколько минут испытывали нечеловеческое напряжение, которое, поверьте мне, представить даже нельзя...

В ходе такой операции дорога каждая секунда! А тут то игла вертится в иглодержателе и ты не можешь в глубине захватить нужной толщины край, то ассистент от волнения случайно захлестнул нитку, и она не затягивается... Или он, а может, ты сам сильно натянул нитку, и край надорвался, надо накладывать новый шов... А в это время, как удары молота по голове, отсчет анестезиолога: одна минута... две... три... четыре... Уже предел, нужно заканчивать, нужно оставить время на закрытие раны сердца... Пять!.. Все! Ты использовал время полностью! А ведь еще требуется наложить один шов и завязать нитки... Что делать?! Рискнуть растянуть операцию еще на одну минуту или на этом прервать ее и затем снова начать выключение?