Визитная карточка хищницы - Борохова Наталья Евгеньевна. Страница 33

– Ну, а индукция там всякая… Дедуктивный метод…

– Ага, Шерлок Холмс и доктор Ватсон! Темнота ты, Дубровская. Телевизор, что ли, редко включаешь?

– Боевики не смотрю принципиально. Ну хорошо… – Дубровская привела последний аргумент: – Протоколы допросов Зверева подписаны защитником. А в этих протоколах, между прочим, он дает признательные показания. Что же, его при защитнике истязали?

– Темнота ты дремучая, – вздохнул Антон. – Не знаешь, как некоторые наши коллеги работают? Прибежит замотанный своими делами адвокат в конце рабочего дня и все протоколы разом и подмахнет. Зачем ему со следователем ссориться? Тем более если следователь знакомый, а дело бесплатное…

– Но так же нельзя!

– А кто говорит, что можно? Зато выгодно! Экономия времени – раз! Благодарность следователя не имеет границ – два! А три – может, он клиента тебе платного подкинет.

«Да… Это мы в академии не проходили. Там говорили что-то о гарантированном государством праве на получение квалифицированной юридической помощи. Учись, Дубровская! А то тратишь папины денежки на гуманитарную помощь, а самой, может быть, скоро придется у Зверева баланду выпрашивать».

Несмотря на душевные терзания о том, что она, видимо, плохо усваивает арифметику жизни, где нужно вертеться, чтобы прилично существовать, Елизавета почувствовала себя отдохнувшей. Давно она так беззаботно не трепалась за чашечкой кофе. Антон неподражаем. Домашние проблемы ушли куда-то на задний план. На душе воцарились покой и безмятежность.

Владимир Макеев, лежа на огромной тахте, лениво поглаживал округлое бедро своей новой любовницы. Они познакомились всего три дня назад, но к близким отношениям решили перейти немедля. Время на моднейшем горнолыжном курорте бежит стремительно, стоит ли бездарно растрачивать его на глупые ухаживания. Они же современные люди!

Владимир имел все основания быть собой довольным. И причина была не в той легкости, с которой он соблазнил эту потрясающую красотку (его мужские качества были всегда на высоте), а в том, как он ловко нашел выход из весьма непростой ситуации. Являясь потерпевшим по уголовному делу в отношении Александра Суворова, он в последнее время был наслышан о каких-то загадочных событиях, происходящих в их небольшом городке. Многие из тех, кому следовало на суде выступить на стороне обвинения, самым непостижимым образом исчезали, а если потом и появлялись, то вели себя по меньшей мере странно. Они путали события либо предпочитали отмалчиваться. Наблюдался феномен массовой амнезии, если такое явление вообще существует в природе.

Макеев принял единственно правильное решение – уехать на время из города. «Меня голыми руками не возьмешь! – самодовольно думал он. – Отсижусь здесь пару недель, потом засвидетельствую свое почтение самому гуманному суду в мире – расскажу все, ничего не утаивая. Мне немало пришлось пережить из-за этого проходимца Суворова. Ну, а когда все будет кончено, смотаюсь на месячишко в Австрию, к давнему партнеру по бизнесу».

– Слушай, а чем ты занимаешься? – спросила его светловолосая красотка. В шелковой короткой сорочке она выглядела ох как соблазнительно. Тоненькая бретелька, спадая с точеного плеча, открывала взору небольшую упругую грудь, в манящей ложбинке которой покоилась бриллиантовая капля дорогого кулона.

– Я, детка, можно сказать, мэр одного небольшого, но очень перспективного города.

– Правда? – Васильковые глаза девицы приняли округлую форму.

– Почти…

Ах, если бы это могло быть правдой! Ведь цель была почти что достигнута. Если бы не злой рок…

А история началась для него с заманчивого предложения, поступившего от известного в городе бизнесмена Суворова. Тот обещал финансировать широкомасштабную акцию по выдвижению кандидатуры Макеева на пост главы администрации города. Оценивая весьма скромно свои финансовые возможности, Владимир Макеев понимал, что бороться своими силами с действующим мэром Малышевым – занятие бесперспективное. Суворов же обладал реальной экономической мощью и внушительными связями в Москве и области. Владимиру не давала покоя только весьма мутная репутация преуспевающего дельца. Но он все-таки клюнул…

Первый тревожный звоночек прозвучал для него в ночь похорон родственников Суворова. Эти жуткие воспоминания и сегодня лишали его возможности здраво рассуждать…

Не прийти туда он не мог. Не выразить сочувствия Суворову было бы откровенным свинством. Но не в том был, как говорится, сюжет. Прийти на похороны, отдать дань памяти погибшим – это было бы уместно и просто. Но то, что прощание с покойными должно было пройти в душную августовскую ночь, тогда, когда часы пробьют полночь, – это приводило суеверного Макеева в священный трепет.

Траурная церемония проходила в старом кинотеатре «Урал». Расположенное на фоне темной, почти отвесной скалы здание приобрело мрачно-торжественный вид, вполне соответствующий случаю. В большом зале, освещенном только свечами, толпились люди. Четыре дубовых гроба, стоящих на возвышении, приковывали внимание публики. В зале было душно, несмотря на то, что черные занавески слегка колыхались от слабого ночного ветерка.

Александр Суворов, стоя с непокрытой головой, был бледен. Лицо его осунулось, выдавая следы глубокой печали. Непосильный груз смерти давил на него. Рядом с ним стояли близкие друзья, товарищи, просто знакомые. Незнакомая очень красивая молодая женщина в трауре привлекла внимание Макеева. Она держала Александра за руку. Ее лицо в неровном трепете свечей напоминало светлый и печальный лик мадонны. Плечистые молодые люди с желтыми повязками на рукаве и надписью «Афган» занимали места около гробов и возле выхода. Казалось, они исполняли роль почетного караула, застыв в какой-то ритуальной стойке с непроницаемыми лицами. Зловещую картину дополняли сотни длинных белых свечей, расставленных с щедростью американских фильмов ужаса во всех уголках просторного помещения. Сумрак, растопленный неярким торжественным светом, сгущался под высоким сводчатым потолком и под столами, покрытыми черным сукном. Свечи роняли горячие восковые слезы, траурными дорожками застывавшие на покрывалах.

Посетители, осенив себя крестным знамением, подходили к Александру. Выразив соболезнование, становились рядом. Макеев последовал их примеру. Полные горечи глаза Александра рассеянно скользнули по его лицу, как будто не узнавая, и снова затуманились воспоминаниями.

– Мы признательны вам за участие, – раздался необыкновенный голос мадонны.

Решив, что долг выполнен, Владимир направился к выходу, но путь ему преградил крепкий охранник.

– Велено не расходиться! Так что ждите в зале.

– Кого ждать? – тупо удивился Макеев, но выйти не решился. Плечистый страж отошел в сторону, не удостоив Владимира ответом.

Когда время подошло к двум часам ночи, присутствующие заметно оживились. В зал вошел Олег Марьин, неся в руках объемистую книгу. Книгу положили на стол перед Александром Суворовым, рядом поставили две стеклянные банки. Раздался глухой голос Суворова:

– Прошу внимания! Сейчас мною будет зачитан текст клятвы. После этого каждый из вас в знак преданности нашему общему делу должен будет кровью расписаться в этой книге. Росчерк вашей крови – свидетельство принадлежности к нашей организации, знак вашего уважения ко мне – руководителю нашего сообщества.

Итак, слушайте! «Присягая на верность Александру Суворову, я клянусь… Быть преданным борцом во благо нашей организации. Не жалеть сил, здоровья, а если потребуется, и собственной жизни во имя процветания империи…» Зал пришел в движение. Неровное пламя свечей, затрепетав от ночного ветра, ворвавшегося наконец в душный зал, устроило какой-то сатанинский перепляс призрачных теней. У Макеева волосы на голове встали дыбом.

«…за предательство я отвечу смертью».

Голос на секунду замолчал, а затем приказал:

– Подходите расписываться.

Макеев ушам своим не поверил. Не было сомнения в том, что это чудовищная шутка, разыгранная, правда, в неподходящем месте. Бред какой-то! Клятва, кровь… Да это детские романтические забавы. Заскоки типа «казаков-разбойников»! Макеев оглянулся, ожидая увидеть улыбки на лицах присутствующих, услышать приглушенные смешки. Но ничего подобного не было! Мрачные лица людей, словно высеченные из мрамора, хранили безмолвие и торжественность. Вперед выступил крупный мужчина.