Визитная карточка хищницы - Борохова Наталья Евгеньевна. Страница 51

Они здорово рисковали, но все же надеялись, что все пройдет как надо. Время убийства было выбрано раннее, когда на дороге, ведущей в аэропорт, будет мало машин. Расчет был и на предрассветный час. Все предметы начинают только вырисовываться из темноты, и рассмотреть детали почти невозможно. Труп должен будет лежать на спине, а лицо под благовидным предлогом должно быть сокрыто от соучастников. Надежда была и на то, что вряд ли Зверев или Андрей Суворов захотят удостовериться в подлинности мертвеца. Андрей для этого слаб морально, ну а Зверь туп и послушен тем распоряжениям, которые отдает главный. В этом случае главным был назначен Олег Марьин.

Но, как водится, стремительно разворачивающиеся события внесли свои коррективы. Когда Олег набросил на шею впереди сидящему в машине Лесину удавку, тот, как и предполагалось, оказал яростное сопротивление. Он хрипел, изворачивался, ногой разбил лобовое стекло. Должно быть, противодействие, оказанное Лесиным, показалось соучастникам вполне натуральным, поскольку Зверев решил вмешаться. Вынув из багажника домкрат, он обежал машину, распахнул переднюю дверь и что было силы саданул Лесина по голове. Это было непредвиденным моментом, чуть не стоившим Игорю жизни. Марьин заорал: «Уйди, я сам! Хочешь всю машину кровью залить?!» Удар был настолько сильным, что изображать агонию Лесину не пришлось, он потерял сознание по-настоящему. Перетащив его к месту предполагаемого сожжения, Марьин потребовал у соучастников еще хвороста и бензина. Кроме того, он приказал загнать машину в укромное место и почистить, поскольку разбитое лобовое стекло и кровь в салоне могли вызвать законное любопытство у работников ГАИ, а им еще нужно было вернуться без приключений в Москву. Зверев и Андрей Суворов удалились. Последний, впрочем, не скрывал своего облегчения от того, что его освободили от столь страшной миссии.

Оставшись один, Марьин принялся за дело. Он попытался привести в чувство Лесина, но мало преуспел в этом. Тот был тяжело ранен и, конечно же, передвигаться мог только с помощью Олега. Бессильно повиснув на нем, он поминутно терял сознание. Не было и речи о том, что он сможет самостоятельно переместиться к месту предстоящей встречи. Марьин на ходу поменял план. С трудом оттащив товарища в овраг, он спрятал его в месте, где находился до этого труп, закидав тело ветками и листвой. Затем в обратном порядке доставил труп двойника на место сожжения. Овраг находился тут же, но все эти перемещения отняли у Олега последние силы. Он чувствовал, что его колотит нервная дрожь, а сердце, казалось, бьется у него в горле. Он едва не забыл закрыть голову трупа курткой. Все-таки он успел. К тому моменту, как соучастники вернулись, пламя уже весело лизало одежду бедняги. Как и предполагалось, в костер никто не полез. Суворов-младший вообще не выдержал зрелища. Обливаясь рвотой, он покинул злополучную поляну. Зверев остался до конца.

Лесин содрогнулся и, инстинктивно протянув руку, потрогал проплешину на своей голове – памятную отметину той страшной ночи.

Звонок раздался поздно вечером.

– Тебя к телефону, полуночница! – сердито оповестила тетка Елизавету, которая, свернувшись калачиком на диване, смотрела телевизор.

Она подошла к аппарату.

– Елизавета Германовна! – раздался глухой голос. – Мне нужно вас увидеть.

– Кто это? – спросила Лиза, чувствуя вдруг внезапную слабость в ногах.

– Не задавайте лишних вопросов, – распорядилась трубка. – Вы должны подойти через двадцать минут к входу в автовокзал, станция метро «Щелковская». Не берите с собой никого. Если я увижу что-то подозрительное, разговор не состоится. Все ясно?

– Да. То есть нет. Как я вас узнаю?

– Я подойду сам.

– А вы меня уже видели?

В трубке раздались гудки отбоя.

…Через двадцать минут Елизавета уже стояла на условленном месте, нервно оглядывая прохожих. Свежий мартовский ветер, проникая в рукава короткого полушубка, со свистом вылетал обратно. Ноги в ботиночках из тонкой кожи начали медленно примерзать к асфальту, а телефонный незнакомец не спешил появляться. Елизавета чувствовала себя неуютно. Заросший бородой неряшливый старик, проверяя содержимое очередной урны, с недоумением оглядел хорошо одетую девушку и прошамкал беззубым ртом:

– Не здесь стоишь, красавица!

– Что? – не сразу поняла Елизавета.

Потом она покраснела и отошла подальше. Ей показалось, что за ней следят. Высокая женщина, рассмотрев Елизавету, скрылась за одним из киосков. Девушка сердито развернулась на каблуках и начала прохаживаться взад-вперед.

Взвизгнули тормоза. Лиза растерянно оглянулась. Рядом остановилось такси.

– Садитесь, Елизавета Германовна! – последовало короткое предложение.

Лиза повиновалась.

Оказавшись в салоне автомобиля, она оглядела сидевшего в нем мужчину. Его лицо показалось смутно знакомым. Ну конечно же! Она видела его фотографию в материалах дела. Только там он был моложе и казался самоуверенным и холеным. Теперь же он не производил впечатления орла. В его глазах читались настороженность и еще что-то – возможно, некоторая затравленность, усталость от жизни.

– Куда мы едем? – поинтересовалась Елизавета.

– Туда, где сможем спокойно поговорить, – ответил мужчина.

Они молчали всю дорогу. Такси мчалось по городу, а Елизавета не имела даже представления, в каком районе Москвы они находятся. Наконец машина остановилась около какого-то заведения.

Зайдя внутрь, они оказались в небольшом ресторанчике. Публики было не много, и мужчина провел Елизавету к самому отдаленному столику. Они сели. Сделав заказ, ночной собеседник внимательно оглядел девушку.

– Вы знаете меня?

– Конечно, вы Игорь Лесин.

– Ну, тогда будем считать, что официальная часть завершена. Я могу называть вас Лизой?

– Пожалуйста.

– Отлично. Будьте так добры, Лиза, расскажите, как вы меня вычислили.

Елизавета начала повествование. На этот раз оно оказалось более стройным и обоснованным, поскольку ей это было не впервой. Лесин слушал внимательно, изредка поднимая от удивления брови и прерывая рассказ Елизаветы эмоциональными восклицаниями. Особенно его поразило то, что ключ к разгадке всей этой истории дал Дубровской Зверев.

– Не может быть! Я даже не предполагал, что эта безмозглая глыба сможет о чем-нибудь догадаться.

– Не знаю, насколько верна была его догадка, – пожала плечами Елизавета. – Но он заметил лишь то, что на руке мертвеца не было знака. Хотя он постоянно говорил о каком-то двойнике. Похоже, Зверев все же мыслил правильно. Непонятно только, почему он при своей фантастической преданности Суворову не доложил ему о своем открытии.

– Зверев – фанат Александра Петровича. В его голове не укладывалось, что самый преданный и близкий Суворову человек, которым был Марьин, сможет пойти на предательство. Кроме того, он не был уверен в своей догадке, а бросать тень на безупречного в глазах Суворова Марьина он попросту не решился.

Лесин пригубил бокал, и Елизавета уставилась на его правую руку.

– Это и есть Знак Четырех? – с любопытством поинтересовалась она, указывая на небольшую татуировку непонятной формы.

– Да, – усмехнулся Лесин. – А теперь смотрите сюда.

Он наклонил голову, показав проплешину на теменной части головы.

– Что это? – испуганно спросила Елизавета.

– Они решили, что мне нужен еще один знак, который время уже не сотрет. Это то, что осталось от нашей дружбы, от четверки самых лучших друзей. Будь они прокляты!

Не торопясь, он рассказал ей о событиях страшной ночи своего «убийства». Елизавета словно воочию увидела истекающего кровью человека под покровом листвы и промозглого предутреннего тумана, безжизненное тело в костре и трех человек, стоящих рядом.

– Но, надеюсь, к Марьину вы не испытываете неприязни? Ведь он помог вам выжить! – осторожно поинтересовалась Елизавета.

– А как же, – обозлился вдруг Лесин. – Помог! Он ограбил меня до нитки, но подарил жизнь. Только сейчас я думаю, нужна ли мне такая жизнь! Знаете, Лиза, та афера с «общаком», которую я когда-то не в добрый час затеял, вышла мне боком. Марьин забрал почти все, милостиво оставив небольшую сумму, чтобы мне не подохнуть с голоду здесь, в чужом городе. Я влачу жалкое существование: живу за счет средств моей подруги Сони. Храни господь ее душу! Ей нужен водитель. Вот я и мотаюсь на ее автомобиле, играя роль шофера. Мы оба понимаем, что эта работа – не более чем ее благотворительность, своеобразная плата за хлеб и кров. Лиза, я боюсь собственной тени! Родные оплакали меня, не похоронив. В городе за тысячи километров отсюда идет процесс, где говорят о моем убийстве! Я мертв! Я не могу вернуться домой, увидеть сына, обнять мать. Я даже весточку послать не могу, лишь только небольшие суммы, крохи от моего прежнего состояния, мне удается переправить семье. Сами рассудите, что толку от такой жизни.